Продолжение

Теперь противники из-за своей робкой позиции по отношению к принятым Гитлером после захвата власти методам ссылаются на угрожающие им террористические мероприятия, но при этом они умалчивают об истинной причине этого, а именно о том, что они, принимая во внимание однозначную волю народа дать Гитлеру шанс и помочь ему, вовсе не могли отважиться оказывать практическое сопротивление, если они не хотели подвергнуться опасности стать смешными или же быть сметенными прочь своими собственными приверженцами.

Этим нужно также объяснить позицию социал-демократии при голосовании о законе о предоставлении чрезвычайных полномочий. Это нужно прояснить сегодня, когда СДПГ так ссылается на свою позицию в 1933 году. Она вполне могла и должна была бы из принципиальных соображений голосовать против, однако, принимая во внимание настроение народа, она не могла решиться и на то, чтобы предотвратить вступление закона в силу даже более простым средством отсутствия на заседании. Ни у кого не могло быть ни малейшего сомнения в том, что в Германии форма правления Гитлера впервые соответствовала истинному смыслу демократии, что именно народ мог позволить править собой избранному им вождю, т.е. сам народ и «правил». И именно сегодня никто больше, чем канцлер Аденауэр, не желал бы себе, чтобы у него была хотя бы доля этого большинства за его Общим договором (Боннский договор 1952 г. – прим. перев.) и договором о создании EVG (Европейское оборонительное сообщество), вместо незначительного и только оговорками удерживаемого большинства Бундестага, которому совершенно недостает легальности ясного плебисцита. Он наверняка был бы рад, если бы его Бундестаг высмеивали как «певческий кружок», вместо того, чтобы 165 раз отчаянно начинать с обращения «Дамы и господа», чтобы с помощью пессимизма привлечь депутатов на сторону его тезиса – не говоря уже о том, что ему приходится терпеть наглость, когда его постоянно прерывают репликами. Но также и самому народу больше понравился бы «певческий кружок», который знал бы, какой гимн он должен петь, и в сплоченности его национальной позиции видел бы повод для пения этого гимна.

Народ был бы счастливее, наверное, если бы он мог «говорить» меньше, но если бы у того немногого, что он хотел бы сказать, была бы хотя бы самая маленькая ценность. Проблема «вклада ФРГ в оборону НАТО» является, пожалуй, самым удачным доказательством этого. Из-за истинной народной воли и успехов Гитлера его противники практически молчали после захвата им власти. Также господин Шлейхер посчитал лучше теперь отказаться от своего безупречно доказанного плана предотвратить легальный захват власти еще за день до этого военным путчем. Эмиль Хенк, по его собственному признанию в его «Статье о политической предыстории 20 июля», предусмотренный на роль наместника правительства путчистов в Южной Германии, говорит в начале этой статьи достаточно ясно: «Движение сопротивления против Гитлера так же старо, как диктатура самого Гитлера. Борьба его врагов также началась с того самого дня, в который он пришел к власти, борьба против системы и его террора. У Гитлера были страстные приверженцы, но у него были также решительные и готовые к смерти противники. С первого дня вплоть до самого поражения»

Итак, с первого дня – и важно это запомнить, так как теперь многим очень хотелось бы мотивировать право на покушение 20 июля и, прежде всего, на враждебность вообще тем, что, мол, они хотели окончить войну в безнадежном положении, чтобы избежать бессмысленных жертв. Очевидно, что с самого начала все действия против Гитлера, практически направлялись вопреки воле народа, после того, как именно народ избрал этого Гитлера себе в вожди. Точно таким образом господин Аденауэр также судил бы, если бы его противники хотели саботировать законы, которые он создал с сегодняшним – даже не совсем законным – Бундестагом.

И почему Гитлер не должен был иметь право предпринять изменения конституции с помощью своего Рейхстага, если это также может сделать господин Аденауэр? Впрочем, тот факт, что Конституционный суд вынужден работать «на всех парах», вовсе не является хорошим доказательством «верности конституции» федерального правительства.

Простая логика, что, если у мероприятий Гитлера было согласие преобладающего большинства народа, и тем самым все противники Гитлера были также противниками этого большинства, никак не мешала этим противникам. Если, однако, отдельные люди это понимали, то они представляли это большинство как раз дураками, а себя как концентрат интеллекта, который был теперь призван в интересах народа заботиться о том, чтобы это большинство как можно быстрее снова освободилось от своего вождя, которого оно в своей глупости выбрало демократическими средствами.

Это великолепное познание депутат СвДП доктор Г. Шэфер при обсуждении вопроса о вкладе ФРГ в совместную оборону НАТО резюмировал в «демократической» фразе: «Тогда мы в парламентском совете также отдавали себе отчет в том, что в современном массовом государстве плебисцит (общенародное голосование) – это опасное дело для демократии как таковой. Мы опираемся на опыт, что все тирании в мире всегда приходили к власти через плебисциты». Комментарии здесь были бы излишни. Так как теперь находящиеся в меньшинстве противники хотели «в интересах отечества» непременно «оставаться в системе», по возможности с зарплатой или пенсией, они действовали приблизительно по следующему методу: Когда Гитлер приближался к машинному отделению сложного государственного механизма, они торопились приветствовать его с поднятой правой рукой, а тряпкой в левой руке усердно полировать детали, чтобы, однако, если они не видели опасности поблизости, быстро вытащить из кармана брюк банку с песком и потом – в интересах отечества – внести свой вклад.