Продолжение

Рано утром, когда петух ещё не успел пропеть первое «Ку-ка-ре-ку», младший брат Ваня проснулся от боли в затылке. Повернувшись, он впотьмах смог разглядеть малюсенькие ручки, цепляющиеся за одеяло и тянущие его в рот.

- Сколько тебе говорить, не таскай меня за волосы, - сердито прошептал Ваня, которому семь лет отроду. – Из-за тебя у меня голова болит. 

Четырёхмесячный мальчишка улыбался беззубым ртом и слюнявил уголок пододеяльника, и Ваня понял, Алёша хочет есть. Спрыгнув с кровати, он побежал в кухню, включил свет, затем шустро взобрался по лестнице на печь и растолкал старшего брата. 

- Мить, вставай, там Лёшка есть просит. 

- Угу, - Митя не мог разлепить веки. Поздно ложась и поднимаясь с петухами, он за последнюю неделю изрядно выбился из сил. Одиннадцатилетнему мальчику приходится всё делать самому, всю взрослую работу: кормить младших, доить корову, следить за братьями и домом. – Сейчас, - поднявшись, Митя протёр припухшие глаза, махнул рукой Ване, чтобы тот уступил лестницу и спустился в след за ним. 

Взял цинковое ведро, тряпку и отправился в сарай, добывать парное молоко. Митя умеет доить, бабка Агафья научила, когда жива была. А вот с ней Ивановы попрощались по весне. Всего три месяца прошло, и к бабке Агафье ушёл её сын Петя, отец пятерых детей. Кинув Бурёнке охапку сенца, Митя подставил под её пятнистое брюхо низенькую табуретку и сел, сладко зевая и часто хлопая ресницами. 

- Му-у, - протянула жующая Бурёнка, косясь на маленького дояра. 

- Стой спокойно, - привязав хвост к ноге, мальчик взялся за со ски. 

Подоив кормилицу, он процедил молоко, налил в рожок и отдал самому младшему из братьев – Алёше. Мальчишка жадно присосался к резиновой соске, обхватив рожок тонкими пальчиками, и зачмокал с удовольствием. 

- Ванька, открывай подпол, доставай картохи. Варить будем, - командным шёпотом приказал Митя. – Макара с Николашей не буди. Пусть дрыхнут, а нам с тобой корову в поле выгнать надо, воды в баню натаскать и грядки прополоть. 

- Грядки? – лицо Вани вытянулось. – Ненавижу эти грядки. 

- А огурцы зимой лопать любишь? Мамка не может сейчас хозяйством заниматься, значит, мы должны ей помочь. 

- А что она целыми днями пьёт и плачет, плачет и пьёт? Хорошо ей, спи да пей, а мне вон сорняки дёргать. 

- Замолчи, как тебе не совестно? У неё горе. 

- У нас тоже горе. Папки-то у нас теперь нету, - и Ваня всхлипнул, втянув тонкие губы. 

- Э-эх, - махнул рукой Митя, - нас много, а мамка у нас одна. Нам её беречь надо. Если с ней что случится, кто ребятишек кормить будет? Мы с тобой по возрасту не подходим, нам младших никто не оставит. Бабки у нас тоже нет, соседи к себе не возьмут. Знаешь, куда отправят? 

- Куда? – Ваня вытянул шею. 

- В дом, где живут одни дети. 

- Это же здорово. 

- Ничего здоровского. В деревню вернёмся только тогда, когда совсем взрослыми станем. Никто нас никуда не отпустит. 

- Почему? 

- Правила там такие. 

- А ты откуда всё это знаешь? 

- Слышал, как в магазине тётки обсуждали мамку нашу. Глафира Семёновна говорит, мол, если мамка сопьётся, и мы голодными будем, то сюда приедут из… из, - приложив палец к подбородку, Митя задумался. Он никак не мог вспомнить незнакомое слово, но по разговору двух женщин сообразил, ни в коем случае нельзя допустить голода в семье. Иначе всех братьев отвезут в какой-то там дом, где живут несчастные дети. – Так что лез за картохой, а я пока Бурёнке воды отнесу. 

Закончив с водой и картофельными клубнями, Митя и Ваня отвязали корову и отогнали к прилеску, откуда пастух забирает стадо и ведёт в поле. Дома Митя поставил кастрюлю с картошкой на газовую плиту, а Ваня подмёл пол в кухне и в сенях. Потом мальчики выпустили кур, собрали утрешние яйца, натаскали воды в баню. Ваня нажимал на рычаг колонки и наблюдал, как толстая струя бьёт по дну ведра, а Митя перетаскивал вёдра и выливал воду в бочки: одна для холодной воды, другая – для разогрева, путём протапливания печки. Когда картофель сварился, мальчики почистили его, нарезали свежего лука, сдобрили подсолнечным маслом и разбудили остальных детей. 

- Не хочу-у, - захныкал пятилетний Макар, заворачиваясь в одеяло. – Я спать хочу-у. 

- Тише ты, не ной, - шептал Митя, стаскивая брата с постели. – Сейчас поешь и в огород пойдём. 

- Зачем? 

- Бабочек будешь ловить. 

После Митя разбудил двухлетнего Николашу, и тот зашёлся диким рёвом. 

- Тихо, мамку разбудишь. А мамка наша приболела. Ей долго спать надо, - успокаивал мальчонку Митя, унося его в кухню. 

Алёша, наевшись парного молочка из рожка, уснул, обняв бутылочку. Митя обложил его подушками, чтобы тот не упал, накормил братьев и вывел всех на улицу. 

- Ваня и Макар берут себе грядки с огурцами, а мы с Николашкой будем морковку полоть, - отчеканил Митя, глядя на высокие поросли, за которыми не видно овощей. 

- А бабочки? – нахмурился Макар. 

- Сейчас их нет, чуть позже прилетят. А чтобы тебе не было скучно, дёргай траву и жди. 

Митя нарочно отдал братьям самую чистую грядку, чтобы они не ныли и не трепали нервы, как в прошлый раз, когда пололи лук, а там оказалось много ростков крапивы. Мама давно не занимается огородом. Перед тем, как папа по гиб, она ссорилась с ним, где-то с месяц. Ругались из-за переезда. Отец уговаривал её уехать в соседнюю деревню, а мать ни в какую. Здесь их с отцом родина, поэтому она не собиралась оставлять дом, в котором жили её родители, и не хотела начинать новую жизнь. А теперь мама плачет и ругает себя, мол, надо было согласиться, тогда и Петя остался бы жив. 

- Ваня, сегодня за хлебом твоя очередь сбегать, - Митя поднял ведро с сорняками и понёс его курам. 

- А чего я? – возмутился Иван, пытаясь вытащить из земли червяка. 

- Алёшку отправим? – ухмыльнулся Митя, высыпав траву и возвращаясь назад. – А что, пусть привыкает. Положим на дорогу и пусть катится. 

Мальчишки, представив, как Алёша перекатывается через себя, рассмеялись в один голос. 

- Сядешь на ве́лик , не пешком же идти, - подмигнув брату, Митя сел на карточки перед молодой морковкой. 

Весь день ребятня трудилась: готовили обед, пололи грядки, развлекали Алёшку, который не мог лежать на кровати в одиночестве, встречали и провожали Бурёнку, Митя её доил, кормил, а после обеда вновь проводил в поле. Ближе к вечеру ребята собрались поливать огород. 

- Опять? – Ваня не скрывал, что лень родилась впереди него. Ему до смерти хотелось сбежать к друзьям на речку, но Митя не пустил. 

- Надо каждый день поливать. Жара какая стоит. Не будем носить воду – всё погорит. 

- Как папка? – спросил наивный Макар, вытаращив на старшего брата карие глазёнки. 

- Так, - Митя не стал развивать грустную тему и погнал детей на колонку. Каждый нёс своё ведро. Митя – двенадцатилитровое, Ваня – восьми, Макар – пяти, а Николашка то, что в песочнице куличи лепят. 

Набрав воды, ребятишки понесли тяжёлые вёдра обратно. Митя шёл молча, стиснув зубы, Ваня громко кряхтел и кривлялся, будто его лицо перекосило от неподъёмной тяжести, Макар изогнулся, как камыш на ветру и что-то бормотал себе под нос, а Николаша никогда не доносил воду до грядки. Он поливал подорожник, аккуратно распределяя воду под каждый кустик. 

Вдруг, ни с того ни с сего, на голубом небе сгустились тучи. Сверкнула молния и на мальчишек опустился сумрак. Макар и Николаша жутко боялись грозы. Сообразив, что сейчас загремит, они побросали вёдра и бросились бежать. 

- Трусишки! - крикнул им Митя, собирая опустошённые вёдра с земли. 

Ваня боязливо поглядывал на старшего брата и придерживался его правой руки. Он никогда никому не говорил, что до жути страшится грома и молнии. Прогремел раскатистый гром, первые дождевые капли посыпались на ребят, и Митя дал указ бежать. От воды мальчишки не избавились. Они с серьёзным видом волокли вёдра, чтобы поставить их в сарае. Зачем выливать, если вечером можно напоить корову и кур? Пока дети копошились у сарая, с неба посыпался крупный град, и Митя испугался. 

- Огурцы! – закричал он, бросившись к грядкам. 

Холодные градины больно били по голым рукам и плечам, но Митька продолжал натягивать на проволоку плёнку, чтобы спасти овощи. Насмотревшись на смелого брата, Ваня решил присоединиться. Братья прыгали вокруг грядок, растягивая плёнку и прижимая её края камнями. Порывистый ветер не давал двум маленьким мальчикам закончить работу, вырывая из рук плёнку и стаскивая её подальше от огурцов. Минут пятнадцать дети боролись с градом и ветром, наконец, им удалось плотно прикрыть огурцы и спрятаться в доме. Плечи и руки жгло и щипало из-за холодного града, который чуть позже подменил мощный ливень. Отдышавшись, Митя проверил Алёшку, потом сел за стол и попросил Ваню поставить чайник. Митька ощущал першение в горле и дрожь во всём теле. 

Этой ночью он практически не спал из-за приступа кашля и высокой температуры. Всю ночь за ним ухаживал Ваня, поднося мокрое полотенце и тёплую воду. 

Утром, когда первые солнечные лучи пробились сквозь тонкую занавеску и ударили в лицо Мити, он проснулся и открыл глаза. Мокрый насквозь, он попробовал позвать брата, но голос пропал бесследно, будто его кто-то отключил. Потрогав шею, чем-то туго перевязанную, Митя понял, это тёплый шарф. Так мама всегда делала, когда братья болели – наматывала шарф на шею и отпаивала горячим чаем с мёдом. Приподнявшись на локтях, мальчик сощурился. Голову тянуло к подушке, перед глазами всё плыло и было больно глотать. 

- Ва-ань, - выдохнул Митя, ощущая жажду. Но Ваня его не слышал. 

Митя сел на кровати взялся за голову. Её так кружило, что мальчика затошнило, но обезвоживание заставляло встать и пойти в кухню за водой. Держась за кровать, Митя поднялся, сделал два несмелых шага и вдруг… он услышал знакомый голос. На мгновение мальчик подумал, что ему привиделось, ведь он заболел, попав под дождь. Но звуки повторились. Тоненько так, с душой. Открыв дверь Митя переступил порог и заглянул во вторую комнату. Там, на кровати, сидела мама и качала Алёшку, напевая колыбельную. Глаза Митьки заслезились. Мама сидела к нему спиной и плавно покачивалась то влево, то вправо. Медленно переставляя ноги Митя приблизился и осторожно тронуть мать за плечо. Она обернулась. Её глаза сияли так, как будто никогда не плакали. Волосы убраны в аккуратный пучок. Мама улыбалась. Показав глазами на кровать, она молча попросила сына присесть. Митя сел и взглянул на мирно спящего Алёшку. Мама прислонила голову к груди старшего сына и продолжила петь колыбельную. На душе Мити стало светло и тихо. Он будто провалился в прошлое, когда мама вот также сидела с сыновьями и пела песенки на ночь. Он не знал, что мама слышала его разговор с Ваней. Она, пребывая в глубоком горе, и подумать не могла, что её сынок окажется таким заботливым для всех и не осудит мать. 

Мама продолжала покачиваться даже тогда, когда допела песенку. Она громко вздохнула, поцеловала в лоб Алёшку и подняла голову. Митя увидел маленькие искорки в её глазах, наполненные любовью. Прижав к себе Митю, женщина ещё раз вздохнула и произнесла ласковым голосом самые важные слова: 

- Спасибо тебе, сынок.