Про Васнецовых античности

Есть в истории мирового искусства такое понятие - романтический национализм, тщательно связываемое с зарождением националистических государственных идеологий. Связь между ними, безусловно, имеется, но это скорее параллельное соединение, чем последовательное: не художники вдохновляются политиками и не политики художниками, но попросту все они вместе обращаются к одним и тем же настроениям эпохи, читают одни и те же книги и вращаются в близких кругах.

Невежественный пангерманизм Вагнера-гражданина, заметим, не запомнился бы никому, не будь гениального Вагнера-композитора. Несколько лёгких смещений акцентов - и первый уже поглотил второго, но вот только музыка остаётся кристально-чистой, в ней нет совсем ничего, кроме порывистой Sehnsucht, и всерьёз называть оперы Вагнера политическим манифестом может только анацефал.

Но сказать я хочу совсем не об этом, а о своём, ахейском. В процессе написания одного текста мне пришла в голову некая побочная аналогия, и я запишу её на всякий случай. Древнейшей неочевидной параллелью "романтическому национализму" как эстетическому феномену, основанному на ретроспективном созерцании своей идентичности, мне видится вот что: неоаттический и, в особенности, архаизирующий стили эллинистического искусства, подхваченные и доведённые до предельно широкого распространения Римской империей. Это та самая ситуация, когда мастер прекрасно осознаёт, что его произведение лишено аутентичности, когда социокультурный разрыв не позволяет ему приблизиться к правильному пониманию изначальных приёмов, но глубокая экзистенциальная необходимость и общественная востребованность заставляют его вновь и вновь, с большим или меньшим успехом, обращаться к старине.

Я не хочу сказать, что устоявшееся понимание этих стилей как художественной реакции на эллинистическое "барокко" неверно. Верно, хотя сам термин "барокко" желательно к античности не применять. Но и видеть в нём одну только реакцию было бы грубым формализмом. Оставим такие ходы искусствоведам, у которых пастозные мазки размножаются сами собой. В реальности за каждым художественным приёмом стоят общество и эпоха. И бывают исторические моменты, когда некая важнейшая часть идентичности остаётся за пределами "реального времени", так что выразить её можно только через архаизм и анахронизм - какой бы стилизацией они ни казались со стороны. 

Архаизирующий и неоаттический стили зарождаются в тот самый период, когда античный мир впервые начинает глубоко ностальгировать по историческому прошлому - не по "веку героев" и не по временам Троянской войны, давным-давно сделавшейся достоянием сказителей, но по укладу ещё памятному, по образу жизни прапрадедов. В этом качестве они доживают до начала римской гегемонии, и неудивительно, что становятся исключительно востребованными в правление Августа. Это те самые годы, когда Гораций обращается к ранней греческой поэзии, Вергилий решает стать вторым Гомером (и, действительно, вытаскивает на свет древнейший пласт преданий об Энее, культ которого возник в Италии как минимум в VI в. до н.э.), Варрон Реатинский пишет "Человеческие и божественные древности": все выдающиеся умы так или иначе изо всех сил пытаются заявить о преемственности, все бьются над вопросом собственной идентичности, все ищут ответов в прошлом; все уповают на то, что новый строй откроет в них второе дыхание - и в то же время прощаются с уходящим.

Само художественное видение мастеров - неоаттицистов и архаистов - оказывается на поверку именно романтическим, за исключением, разве что, точных копий ранних работ. По крайней мере, это совершенно невозможные ни в классическом, ни в архаическом искусстве типы акцентуации и интонирования, где всё пропитано идеалистическим упованием, где ничто не выглядит настоящим, где каждая линия словно играет в себя самоё - но играет не легкомысленно, а самозабвенно и самоотверженно. Обмануться, отличая архаическую вещь от архаизирующей, просто нереально. 

Но это совсем не то мертвенно-тусклое свечение десятикратно отражённого света, что поблескивает в европейском классицизме (и если кажется порой ослепительным, то лишь от того, что всё остальное - кромешная тьма. Мне давно очень хочется написать что-нибудь разгромное о том, как соотносится архитектура классицизма с архитектурой античности, почему она, за редчайшими исключениями, даже не неприятна, а просто невыразимо скучна любому человеку, который увидел и понял хотя бы одну настоящую греческую или римскую постройку - и почему всё-таки нужна, как бывает нужно безалкогольное пиво).

Так вот архаизирующий стиль - это не галогенная лампочка в больничном коридоре, а тёплое сияние из первых рук полученного огня. Античность не знала катастрофических разрывов преемственности. Эллинистический мастер с трудом продирался через художественный язык архаики, но непривычным его не считал. Автор же XIX в. шёл по "Песни о Нибелунгах" или "Слову о полку Игореве", как Армстронг по Луне. 

Signifer Legionis @signleg