Правила жизни Тома Харди

Кто я? Никаких идей.

Думаю, люди недоумевают, почему со мной надо было делать интервью. «Кто, черт возьми, этот чувак с кривыми зубами и бородой? Кто этот урод?» Говорю вам: никто не купит журнал с бородой на обложке.

Я английский актер. Мне положено материться.

Я не люблю журналы и журналистов. Но я люблю людей и кое-что из того, что они делают.

Ненавижу тех, кто перебегает гребаную дорогу прямо у тебя под колесами. Чертовы ублюдки! Интересно, как они объясняют это на том свете? «Что, меня машина сбила? Кажется, я погиб, потому что мне нужно было поскорее попасть в тот магазинчик. Я решил рискнуть и добежал до тротуара. Ну, почти добежал».

Я не чувствовал ценности жизни до тех пор, пока чуть ее не потерял.

Я был беспокойным подростком. География? В жопу географию! И мы шли курить. Кто нас остановит? В пятнадцать я попался на краденом «мерседесе». Еще у нас была пушка. Мы попали в полицию, и нам досталось. Но нас не убили, и я подумал: «Ну хорошо, что еще вы можете со мной сделать?»

Никогда не любил огнестрельное оружие. Оно очень громкое.

Я не борец. Я маленький лондонский мальчик-буржуа. Я не дерусь, я имитирую драку.

Опасными вечно оказываются те, от кого этого меньше всего ждешь. Вон тот парень в углу бара — в очках и с книгой. Может, он вырубит меня одной левой? Ввяжешься с таким в драку, и хрен его знает, чем дело обернется. Глубоко бывает там, где и не чуял.

Если я захочу сломать кому-то руку, я не стану сдерживаться.

Совершай ошибки. В такие моменты ты и учишься.

Репутация может работать на тебя, а может работать против. Но я бы предпочел иметь хоть какую-то репутацию, чем не иметь никакой.

Не такой уж я большой. Сколько там? 150 фунтов (около 68 кг. — Esquire)? Кино делает меня большим.

Я хотел, чтобы отец мною гордился, и стал актером, потому что стать кем-то другим у меня не получилось. А еще я нашел в этой профессии стержень для дисциплины.

Я приучен к сцене — натаскан на Чехова и Шекспира.

Никогда не смотрел «В порту» с Марлоном Брандо. Можно подумать, что я ленивый, но если бы я посмотрел его, я просто украл бы оттуда кучу вещей, потому что вечно все краду.

Своровал ли я Бэйна (злодей из фильма Кристофера Нолана «Темный рыцарь». — Esquire)? Перед съемками я говорил с Крисом и сказал ему: «У меня есть голос для Бэйна». Он сказал: «Ладно». Я сказал: «Это одна штука, которую я видел на Youtube». Он сказал: «Ладно». И я говорю: «Это голос цыганского борца, которого зовут Бартли Горман». Он сказал: «Ладно». И я своровал этот голос.

Съемки в американском фильме оставляют огромный след. Ты вдруг становишься товаром, а такие вещи надо учиться держать под контролем.

Если прошвырнуться по Лос-Анджелесу, то кругом будут сплошные белые улыбки и чуваки, у которых пресс кубиками, — бесконечная очередь прекрасных людей, желающих быть неотразимыми на экране.

Я никогда не был настолько далек от привычной для меня зоны комфорта, как на съемках «Безумного Макса». Мы были посреди пустыни — так далеко от студий и продюсеров, что они при всем желании не смогли бы увидеть, что мы делаем. Одну тачку мы засадили в песок почти по крышу, ее потом пришлось выкапывать. А в это время кругом бродили затянутые в черную кожу психи, сбежавшие то ли с садомазо-вечеринки, то ли со слета «Ангелов ада». Это было словно в Цирке дю Солей выступает гребаный Slipknot.

Проблема Голливуда заключается в том, что они хотят, чтобы ты делал то, что они говорят, был тем, кем они говорят, и при этом они уверены, что ты — это тот, кем они хотят тебя видеть.

Я никогда не сбрею бороду ради кого-то. Сбрить бороду — это как яйца отчекрыжить.

Я не очень-то себе нравлюсь — точнее, никогда не нравился.

Уже очень давно я пытаюсь присоединиться к нормальному большинству. Но я не уверен, что у меня получается.

В моей голове живет орангутан, его зовут Артур. Все неверные решения за меня принимает он. Эта тварь вечно давит на кнопку «безумие», особенно когда напьется. Но он всего-навсего орангутан, и мне надо учиться с ним ладить.

В голове у меня звучит множество голосов, но я научился их сдерживать.

Некоторые будут ненавидеть тебя, некоторые будут любить, но большинству людей абсолютно насрать на то, кто ты, чем живешь и какие идеи тебя увлекают.

Я люблю быть кем угодно, кроме себя самого. Когда кто-нибудь кричит «это же Том Харди!», я всегда оборачиваюсь: «где?».

Все, что я умею, — это подтирать задницу, чистить зубы и делать то, что я делаю.

Если бы у меня сейчас появилось 50 миллионов долларов, я бы просто больше времени проводил дома.

Я играю в Xbox, мне нужно приглядывать за ребенком, и у меня есть собаки. Видите, дел хватает. Был бы рад сесть и посмотреть кино, но времени нет. Так что я смотрю только свои фильмы — потому что обязан их смотреть.

Я не одержим собаками, я просто очень люблю их. Собака — это Бог наоборот.

Ты никогда не убедишь собаку, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Собака — это лучший критик, самый строгий. Попробуй изобразить перед ней кого угодно, и твое прекрасное представление о себе как о хорошем актере разобьется о ее недоуменный взгляд.

Я уже успел понять, насколько успешным можно стать к 38.

Неважно, кто ты. Важно, что ты будешь делать дальше.

Хорошо, когда все остаются в живых.

Источник: Esquire.