Пожарный

Пожарный

Джо Хилл

НЕ СНИМАЙТЕ ОРАНЖЕВЫЕ ЗАЩИТНЫЕ ПЛАЩИ. ЗАРАЖЕННЫЙ, НЕ НОСЯЩИЙ ОДЕЖДУ, ОТМЕЧАЮЩУЮ ЕГО КАК БОЛЬНОГО, СЧИТАЕТСЯ УГРОЗОЙ И МОЖЕТ БЫТЬ ЗАСТРЕЛЕН.
ДО МАКИАСА 131 МИЛЯ, ТАМ ВАМ ПРЕДОСТАВЯТ ТРАНСПОРТ ДО ОТДЕЛЕНИЯ БОРЬБЫ С
D.I.T
. НА ОСТРОВЕ СВОБОДНОГО ВОЛКА. МЫ МОЛИМСЯ ЗА ВАС».


– Что там написано? – крикнула Алли.
– Что мы можем переночевать здесь, если надо, – сказала Харпер, хотя уже понимала, что они не останутся. День еще не кончился, останавливаться рано.

Толкнув дверь, Харпер вошла в холл. Пахло трубочным табаком и пыльными книгами – у Харпер эти запахи ассоциировались со стариками. На стене висел телефон с дисковым набором.
Из окна кухни открывался вид на пруд. У стены стоял холодильник цвета бананового молочного коктейля прямиком из 1950-х. У двери висела картинка в грубой деревянной рамке – Медведь Смоки. «Только ты можешь предотвратить лесные пожары».

Свет не работал. Харпер заглянула в холодильник и обнаружила упаковки бутилированной воды комнатной температуры. В ванной было темно, как в шкафу, и Харпер пришлось на ощупь искать аптечку.
Выйдя через пять минут из дома у озера, Харпер тащила под мышкой упаковку воды, а в правой руке зажала баночку байеровского аспирина. Она присела на корточки на плитках тропинки и камнем растолкла четыре таблетки аспирина в порошок. Эту порцию она скормила Джону с ложки, с несколькими глотками воды.

– Ему станет лучше? – спросила Алли.
– Собьет жар, – сказала Харпер и подумала: «На время». Если вскорости они не раздобудут антибиотики, всего аспирина в мире не хватит, чтобы поддерживать его дыхательную систему. Джон захлебнется собственной мокротой.
– Дым по трубе, – забормотал Джон. – Дым по трубе, бреке-ке-ке. Джейкоб догонит на грузовике. Дым по трубе, дым по трубе, эхе-хе-хех. «Плуг разрушения» вынесет всех.

Харпер поцеловала его в мокрую от пота щеку, поднялась и кивнула Алли. Алли пригнулась и ухватила лестницу.
– Пошли, – сказала Харпер.
25

Озеро осталось за спиной, и вскоре они шли по еще одной выгоревшей зоне. Низкие тучи дыма застилали небо, в дождевиках было жарко и липко. Ветер налетал резкими порывами, взметая песок. Пепел набивался Харпер в рот и в глаза. Алли собирала пепел на длинных ресницах и бровях и в коротких щетинистых волосах. С покрасневшими от пыли глазами Алли напоминала альбиноса. Остановились на отдых, и Харпер проверила пульс Джона – слабый и неровный. Она растолкла еще четыре таблетки аспирина и заставила его проглотить.

Ближе к вечеру они поднялись на холм и увидели внизу зелень – на этот раз с обеих сторон дороги. Справа качался хвойный лес. Слева тянулся бурый луг, окаймленный кустиками черники, на которых еще не было и намека на ягоды. В миле от себя они увидели белый сельский дом, сарай и стальную силосную башню.
Когда до строений оставалось уже немного, Харпер увидела перед домом женщину, которая, прикрыв ладонью глаза, глядела на пришельцев. Хлопнула сетчатая дверь. Залаяла собака.

Они подошли к изгороди из ошкуренных бревен, за которыми стояли сельские постройки. Черный ретривер бегал взад-вперед на цепи и безостановочно лаял на чужаков. Его безумные глаза сверкали.
С забора свисала белая простыня, хлопая на ветру. На ней маркером было написано:
«МЫ ЗДОРОВЫ. ПОЖАЛУЙСТА, ИДИТЕ ДАЛЬШЕ. ДО МАКИАСА 126 МИЛЬ.
ГОСПОДЬ ЛЮБИТ ВАС И БЕРЕЖЕТ. ПОМОЩЬ ВПЕРЕДИ».


– Вот засранцы, – прошептала Алли.

– У этих засранцев, возможно, есть дети, – сказала Харпер. – И им не хочется, чтобы дети сгорели заживо.
– Сгореть заживо! – прокаркал Пожарный и закашлялся, извиваясь на своих носилках.
Женщина по-прежнему смотрела на них с верхней ступеньки крыльца. Она словно явилась из другого столетия: в платье до лодыжек и синей джинсовой куртке, с платком, повязанным поверх седеющих каштановых волос.
У забора стояли бумажные стаканчики с чем-то вроде апельсинового «Гаторейда».

Ник поднял стаканчик, принюхался и взглядом попросил у Харпер разрешения. Она кивнула – можно пить.
– А если там яд? – спросила Алли.
– Убить нас можно гораздо проще, – сказала Харпер. – Можно просто пристрелить. Спорим, у мужчины, который глядит со второго этажа, в руках винтовка?

Алли с удивлением снова посмотрела на дом. Мужчина со впалыми щеками и зачесанными назад черными волосами, посеребренными сединой на висках, стоял у верхнего окна справа от входной двери. Смотрел невозмутимо и не моргая. Взгляд снайпера.
Женщина наблюдала, как они пьют, и не произносила ни слова. Харпер подумала, что напиток – разведенный порошок «Танг». В любом случае он был сладкий и чистый – от него можно было почувствовать себя человеком.
– Спасибо, – сказала Харпер.
Женщина кивнула.

Харпер собралась уходить, но помедлила и перегнулась через изгородь.
– Наш друг болен. Очень болен. Ему нужны антибиотики. У вас есть антибиотики?
Женщина задумалась, наморщив лоб. Посмотрела на Пожарного, привязанного к носилкам, потом на Харпер. Шагнула к ним и собралась что-то сказать, но тут со стуком распахнулось окно на втором этаже.

– Идите дальше, – крикнул мужчина. Харпер была права: у него была винтовка, хотя он не целился в них, а просто прижал ее к груди. – Сделаете хоть один шаг на эту сторону забора – второго не будет. Место для таких, как вы, на севере.
– Один из них болен, – сказала женщина.
Ее муж рассмеялся:
– Они все больны.
26

Все следующее утро Харпер ощущала на себе взгляды; за ними наблюдали, иногда исподтишка, иногда явно. Старик в майке-алкоголичке пялился на них из-за сетчатой двери коттеджа. Трое сопливых, почти одинаковых мальчишек глядели из окна одноэтажного дома. Ник помахал рукой. Они не помахали в ответ.

Потом за ними ехала черная машина – почти четверть мили, хрустя гравием под колесами. Тормозила, когда останавливались они; трогалась, стоило им продолжить движение. Четыре человека – двое на передних сиденьях, двое сзади. Мужчины во фланелевых охотничьих куртках и фетровых шляпах.
– Они скорее всего вооружены, – сказала Рене. – Думаете, мы в безопасности? Нет, не отвечайте. Говорят, что не бывает глупых вопросов, но я, кажется, один все-таки изобрела. Мы не были в безопасности много месяцев.

Черная машина сопровождала их больше часа, а потом внезапно ускорилась и свернула на узкую сельскую дорогу, расшвыривая камни из-под колес. Один из пассажиров выбросил в окно пустую пивную банку, впрочем, Харпер не показалось, чтобы он целился в них. Оружия она так и не увидела, но когда машина поворачивала, толстый краснолицый мужчина на заднем сиденье выставил палец, изображая пистолет, прицелился в Ника и нажал воображаемый спусковой крючок. Бах.

К самому концу дня они достигли Бакспортского торгового центра, судя по виду – бывшую конюшню, с коновязью у дороги и оконными рамами из необработанной сосны. Над входной дверью торчали оленьи рога. На деревянном крыльце собирала пыль неработающая машина для продажи кока-колы из сороковых годов. Стоянка для машин была пуста, а на белой простыне, перекинутой через цепь, черной краской было написано: «ВСЕ ЗДОРОВЫЕ СЮДА БОЛЬНЫЕ ИДИТЕ ДАЛЬШЕ».

Однако по эту сторону ржавой цепи стоял складной столик. И на нем – картонные миски с супом. Куриная лапша. В ряд выстроились бумажные стаканчики с водой.

От одного запаха куриной лапши слюнные железы Харпер заработали, а желудок свело от голода; но не еда привела ее в восторг. На углу столика стояла бутылочка с розовым сиропом, и рядом лежал маленькая пластиковая спринцовка. Такой спринцовкой дают лекарство собакам и маленьким детям. Этикетка на бутылочке гласила: «ЭРИТРОМИЦИН», и на рецепте была указана доза для какого-то Лаки. Срок годности истек больше года назад, и в заляпанной бутылочке осталась только половина. Под бутылочкой оказался линованный листок из блокнота.

«слышал у вас больной это поможет?»
Харпер взяла бутылочку в руку и посмотрела на Бакспортский торговый центр. Черный мужчина, во фланелевой рубашке и в очках с золотой оправой на кончике носа, смотрел на нее из-за витрины, заставленной всякой всячиной, – деревянная статуэтка лося, лампа из плавника. Харпер подняла руку в знак признательности. Мужчина кивнул, сверкнув очками, и скрылся во мраке.

Харпер дала Джону первую дозу, впрыснув ее поближе к корню языка, и добавила аспирин; остальные сидели на краю дороги, хлебая из картонных мисок чуть теплый суп.

Оранжевый знак «ОБЪЕЗД ДЛЯ БОЛЬНЫХ» указывал на запад, по сельской дороге, в сторону от Бакспорта. Но они помедлили у деревянного барьера («БОЛЬНЫМ ПРОХОДИТЬ ЗАПРЕЩЕНО»), чтобы поглядеть на шоссе, ведущее прямо в город и дальше – к морю. Дорогу затеняли большие пышные дубы, вдоль нее стояли двух– и трехэтажные дома в колониальном стиле. Темнело, и Харпер заметила свет в домах – электрический свет; от уличных фонарей лилось голубое сияние.

– Господи, – сказала Рене. – Мы снова попали в ту часть мира, где есть электричество.
– Нет, мы – нет, – возразила Алли. – Та часть мира – за барьером. Как думаете, что будет, если мы попробуем войти?
– Не знаю, и выяснять мы не будем. Пойдем, куда показывает знак, и будем делать то, что говорят, – сказала Харпер.
– Проходите сюда, – пробормотала Алли. – Поднимайтесь по пандусу – и прямо на бойню. По одному, пожалуйста. Не толкайтесь.

– Если бы нас хотели убить, у них была уйма возможностей, – заметила Рене.
– Не слушайте меня, – вздохнула Алли. – Я просто прокаженный подросток-изгой.
27

Ночь они провели в общественном палаточном лагере, предназначенном специально для зараженных. Справа и слева от сельской дороги торчали две громадные деревянные головы – они напоминали доблестных индейских вождей с печальными мудрыми глазами и в головных уборах из перьев. Над въездом был растянут баннер: «БОЛЬНЫЕ ОТДОХНИТЕ ЗДЕСЬ ВОДА ЕДА ТУАЛЕТЫ».

Спать улеглись под столами для пикника; дождь барабанил по доскам и капал на головы. Но тут были биотуалеты – немыслимая роскошь после целой недели, когда приходилось подтираться тряпками; и Джон порадовал Харпер, проспав всю ночь, глубоко дыша, а на худом морщинистом лице сохранялось выражение мечтательного спокойствия. Он проснулся только раз, когда она сунула спринцовку ему в рот, чтобы дать новую порцию антибиотика, – да и то лишь невнятно фыркнул и снова заснул.

Они оставались в лагере почти все утро – ждали, когда пройдет дождь. Он унялся к обеду, и потом идти было приятно. Прохладный ветер шуршал дубовыми листьями. Дневной свет играл на всех мокрых поверхностях и превращал паутину в сети, усыпанные алмазами.

Они шли по указаниям знаков «БОЛЬНЫЕ СЮДА» на север и на восток – в основном на север – мимо леса и озера. Однажды у дороги нашелся складной столик, где кто-то оставил миску с печеньем «Орео» в обертках, стальной кувшин с благословенно прохладным молоком и бумажные стаканчики. Домов поблизости не было видно. Столик стоял в конце грунтовой дороги, ведущей в лес.
– Свежее, – сказала Харпер. Она зажмурилась, чтобы лучше ощутить ледяной глоток. – Недавно выставили.

– Конечно, недавно. Они знают, что мы идем, – прохрипел Пожарный с носилок.
У Харпер чуть молоко не вылилось через ноздри.
Через мгновение они все стояли на коленях у волокуши. Джон оглядел их полуприкрытыми глазами. Подбородок зарос щетиной, щеки ввалились из-за худобы. Цвет лица был ужасен, а добрая улыбка вышла слабой.
– Я и сам бы не отказался от этого молока, сестра Уиллоуз, – сказал Пожарный. – Если это не повредит моему выздоровлению.
– Нет, конечно. Но примите еще и аспирин.

Просунув руку под затылок, Харпер приподняла ему голову, и Джон отпил несколько глотков из ее чашки. Харпер не сказала ни слова. Минут десять Алли и Рене говорили, перебивая друг друга, а Ник отчаянно жестикулировал: они все одновременно пытались рассказать историю последних полутора недель. Пожарный вертел головой, иногда кивал, сонно пытаясь слушать каждого. Харпер не могла сказать, много ли он понял, хотя Джон нахмурился, узнав от Алли, что они утром миновали Бакспорт.

– Вы вчетвером тащили меня до самого Бакспорта?
– Нет, – поправила Харпер. – Только Алли.
– Хорошо, что ваша костлявая британская задница такая легкая, – сказала Алли.
– Хорошо, что ты не знаешь, как сказать «нет», – ответил Джон. – Хорошо для меня. Спасибо, Алли. Я люблю тебя, девочка.
Алли терялась в эмоциональных ситуациях. Она отвернулась к деревьям, сжав зубы и пытаясь унять поднимающиеся чувства.
– Постарайтесь больше не оказываться на краю смерти, – сказала она, вновь обретя дар речи.

Они все выговорились одновременно, и настала благословенная тишина – только шуршал ветер в ветвях и чирикали птички. Харпер осознала, что держит Джона за руку.
– Может, попробуем раздобыть мне костыль, – сказал он. – Или что-то вроде. Не хочу больше вас обременять.
– Давайте не забегать вперед, – ответила Харпер. – Вчера в это же время я не думала, что вы доживете до утра.
– Так плохо?
– Приятель, – сказала Харпер. – Я думала, что вы истлели в прах.

– Ха-ха, – сказал Пожарный. – Неплохо, Уиллоуз.
28
Он проспал следующие двадцать четыре часа, проснувшись только раз – чтобы поесть. На ужин была холодная тушеная говядина, оставленная у края дороги в глубокой стальной кастрюле. Мисок не было, так что пришлось хлебать по очереди прямо из черпака.

Говядина была жирная – у Харпер даже голова закружилась, – соленая и клейкая. Порезанная морковка, и маслянистые куски мяса, и дымчатый привкус бурбона. И не страшно, что все холодное. Ничего вкуснее Харпер в жизни не ела. С большими кусками Джон справиться не мог, но глотал горошек и маленькие кусочки мяса; и когда Пожарный снова задремал, Харпер понравился его цвет лица.

На следующий день после полудня они оказались перед затяжным подъемом. Вдоль дороги росли густые дубы, так что двухполосная дорога пролегала под зеленым балдахином. Солнечный свет пробивался через колышущуюся листву, и зайчики плясали по шоссе. Подъем на холм вышел долгим, и потным, и утомительным, но он стоил того. На гребне деревья отошли вправо и открыли вид на мили, через луга и густые рощи. Харпер видела пасущихся коров и крыши ферм. А за всем этим раскинулся синий простор океана. Харпер глубоко вдохнула и будто бы почувствовала запах морской воды.

Джон не видел моря в просветах среди деревьев, когда они шли мимо Бакспорта, и попросил Алли развернуть его, чтобы он мог полюбоваться. Алли подняла его на волокуше почти вертикально, и он смотрел на поля, залитые золотым полуденным светом, и на глубокое синее море. Ветер откидывал его волосы со лба. Стоило Харпер посмотреть на него, так и тянуло поцеловать.
– Это парусник? – спросил Джон прищурившись. – Кто-нибудь видит парус?
Все начали приглядываться.
– Ничего не вижу, – сказала Рене.

– И я, – сказала Харпер.
Алли ткнула пальцем:
– Есть. Вон там.
– А видишь что-нибудь
на парусе
? – спросил Джон. – Красное пятнышко?
Алли вгляделась вдаль.
– Не-е-ет. А что?
Но Джон уже повернулся к Нику и спросил жестами, что тот увидел. Ник кивнул и ответил. Харпер не поняла.
– Что он сказал?
– У Ника глаза острее всех, – ответил Джон с ехидным удовлетворением. – Он тоже заметил красную искорку.
– И что? – спросила Харпер.

– Вы никогда не видели «Бобби Шоу» на воде, – сказал он. – Шлюп. А я видел. Ходил на нем пару раз, в тот год, когда работал инструктором в лагере Уиндем. На парусе нарисован красный краб.
– Нет, – сказала Рене. – Я поняла, куда вы клоните, Джон, но это точно не Дон Льюистон. Нет. Четыре недели прошло. Не знаю, сколько нужно, чтобы дойти под парусом из Портсмута в Нью-Гемпшире до Макиаса, но не месяц же.
– У нас случилось несколько заминок по пути, – мягко сказал Джон. – Может, и у Дона тоже.

Они молча постояли еще немного, а потом, не говоря ни слова, Алли развернула волокушу и тяжело двинулась вперед. Остальные по одному последовали за ней, осталась только Харпер. Она вглядывалась в даль.
Вот. У самой линии горизонта. Крохотный белый осколок на громадной синеве.
И на нем – красная искорка.
29
До Макиаса оставалось миль пятьдесят в то утро, когда они нашли костыль.

Уже два дня прошло с того, как Джон очнулся и попросил молока. Алли продолжала тащить волокушу – других разумных вариантов не было, – а Джон вновь обрел голос и теперь непрестанно жаловался на тряску и тычки. Он причитал, что у него чешется там, где нельзя достать, что болит спина, что солнце слепит глаза.
– Мне больше нравилось, когда вы были при смерти, – сказала Алли. – Вы столько не ныли.

– Смотри внимательней, Алли. Ты, похоже, пропустила одну рытвину. Ты же хочешь протащить меня по всем выбоинам.
Алли остановилась, выпрямилась и выгнула спину.
– Желаете отдохнуть от меня? Будьте осторожны в своих желаниях, умник. Они могут исполниться. Это то, что я думаю?

Он стоял, прислоненный к стволу большого старого дуба, и на нем была повязана красная бандана, чтобы привлечь внимание к нему – стальному костылю с желтой пенопластовой подмышечной накладкой. Неподалеку за частоколом был белый коттедж, но свет в окнах не горел. Если за ними и наблюдали – а Харпер была в этом уверена, – то откуда, сказать было нельзя.

Ник отвязал резиновые жгуты, удерживавшие Джона на носилках, и помог встать. Алли придерживала его, пока он примерял костыль. Джон потренировался, ходя маленькими кругами, а Харпер заметила слезы на глазах у Рене.

– Столько добра… – Рене вытерла мокрые щеки. – Так много людей помогают нам. Они не знают о нас ничего – только то, что мы в беде. Я читала роман Кормака Маккарти о конце света. Люди охотятся на собак и друг на друга, жарят новорожденных – все это ужасно. Доброта нужна нам так же, как и еда. Она дает нам то, без чего не прожить.
– А может, они просто хотят поторопить нас, – сказала Алли. – Чем быстрее мы уберемся, тем для них безопаснее.

– Трудно разглядеть зловещий замысел в еде, которую для нас оставляют. Суп, кувшины молока. Просто не могу представить – из каких злобных соображений нас постоянно снабжают вкусностями.
– И Гензель с Гретель не могли представить, – сказал Пожарный. – Ну, похромали? Я бы размял немного здоровую ногу.
30
Он продержался целых пять минут и присел на бордюрный камень; побледневший Джон потел и дрожал, и согласился снова улечься на волокушу. Разговоры прекратились, и он терпел тряску, стиснув зубы.

Впрочем, на следующий день он шел с костылем рядом со всеми полчаса утром и минут двадцать вечером. А назавтра он шел почти все утро.

На четвертый день после обретения костыля Джон шел сам с завтрака и до обеда, останавливаясь передохнуть, только когда настаивала Харпер. На обед были мягкие кексы и несколько бутербродов с болонской колбасой, завернутых в вощеную бумагу. Кто-то сложил их в пластиковую магазинную корзинку и повесил на почтовый ящик в конце подъездной дорожки. Харпер развернула бутерброд и принюхалась. Запах был немного порченный, так пахнет туфля изнутри.

Набросились на кексы – сначала. Но Харпер взяла корзинку с собой и позже, в какой-то момент, поняла, что неосознанно вгрызлась в бутерброд.
– Надеюсь, вам не станет от них плохо, – сказала Рене. – Все же девять месяцев…
– Девять месяцев и неделя. Поэтому и ем, – ответила Харпер. – Ничего не могу с собой поделать.

После третьего укуса она распробовала по-настоящему – колбаса испорчена. Сначала-то она не обратила внимания на склизкое мясо и на слабый, но явный привкус, заставляющий вспомнить о сепсисе. Харпер выплюнула непрожеванное и швырнула остаток бутерброда в траву с отвращением, похожим на угрызения совести.
Она виновато слизывала ярко-желтую горчицу с пальцев, когда Пожарный сказал:
– Стойте.

Харпер подняла голову, чтобы посмотреть, что привлекло его внимание, и увидела пару джипов, нос к носу перегородивших шоссе. Рядом стояли два человека в желтых прорезиненных комбинезонах и шлемах с прозрачными забралами. В желтых сапогах и желтых перчатках. Харпер узнала облачение, которое и сама носила, когда работала медсестрой в Портсмутской больнице. Часовые держали штурмовые винтовки. Один сделал шаг вперед и поднял руку ладонью вперед. Харпер не поняла, приказывал ли он им остановиться или просто приветствовал.

Алли остановилась, взяла за руку Ника и тихонько пожала, чтобы он тоже остановился. Рене спокойно прошла мимо.
– Вы правда думаете, что нам нужно сдаться? – спросила Алли.
Рене спокойно взглянула на нее.
– Ох, Алли, мы у них в руках много дней.
В джипе сидел еще один человек. Тоже в желтом, хотя он снял шлем, так что Харпер видела шапку белых волос и большое морщинистое лицо. Он уперся коленом в руль и положил на бедро тонкий журнал – похоже, решал кроссворд.


Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь

Report Page