Пожарный

Роды

Оказавшись в воде, она уже не страдала от качки. Спасательный жилет поднимал Харпер на гребень волны и опускал с другой стороны. Движение почти убаюкивало, и ее вовсе не мутило. А может быть, она уже настолько промерзла насквозь и окоченела, что не обращала внимания. Харпер уже не чувствовала ладоней и ступней. Зубы выбивали дробь.
Рене моргала и фыркала, мотая головой. Она испуганно оглядывалась, близоруко щурясь – очки где-то потерялись.

– Что? Мы опрокинулись? Мы… – Волна хлестнула ее по щеке, Рене хлебнула воды и закашлялась.
Харпер подгребла к ней и взяла за руку.
– Алли! – крикнула она. – Алли, где ты?
– Здесь! – отозвалась Алли откуда-то из-за спины.
Харпер слабо замолотила ладонями и развернулась в воде. Алли неуклюже подплыла к ней, таща брата за жилет. Он все еще спал; пухлое гладкое личико было обращено к небу.
– Г-г-господи, – сказала Рене, когда смогла говорить. – Т-т-так х-х-холодно. Что… что?..

– Вас усыпили с-с-супом. Они собирались убить нас. Джон. Джон. – Харпер пришлось остановиться и перевести дыхание.

Не пытаясь ничего объяснять, она показала на разбитое судно. Нос уже ушел под воду, корма задралась в воздух. Большие ржавые лопасти винта, облепленные водорослями, медленно вращались в ночи. Пламя брызгало и плевалось – «Мэгги Этвуд» скользнула в пучину. Черный жирный столб дыма поднялся в ночь. Харпер провела пальцем от горящих обломков к фениксу, который уже казался всего лишь желтым пятнышком в ночном небе, как удаляющийся пассажирский реактивный самолет.

Рене смотрела, не понимая ничего. Еще не совсем проснулась, решила Харпер, и не может выстроить сложную причинно-следственную связь.
Алли взяла Харпер за другую руку. Так они вчетвером вытянулись в цепочку, едва шевеля руками и ногами в ледяной воде. Харпер видела пар от собственного дыхания. А может, это был дым.
– Мы умрем, – выдохнула Алли. – Мы з-з-замерз-знем насмерть.
– П-пой, – сказала Харпер.
Алли взглянула недоверчиво.
Харпер громким голосом начала:
– 

In every j-job that must be done, there is an element of fun! Find the f-f-fun and, snap! The job is a game!
[5]
– Зачем? – воскликнула Алли. – Зачем? Это д-д-дурость! Все кончено. Какая разница – умрем через д-д-десять минут или д-д-десять часов? Нам конец.
Но Харпер продолжала петь:
– 
And every task you undertake, becomes a piece of cake
[6]
, так пой! И ни хрена не спорь со мной! – последние слова прекрасно легли на мелодию.
Рене, моргая и потирая ладонями лицо, начала подпевать.

Они болтали в воде ногами, их дрожащие голоса поднимались и опускались, пока волны качали вверх-вниз их тела.
Рука Алли, расчерченная драконьей чешуей, начала сиять – желтый свет поднялся к запястью и под промокшую кофточку. Теплый блеск лился из-под капюшона ее оранжевого дождевика. На глазах появился яркий золотой ободок.

Свет, казалось, пробежал по белым пальцам Алли и перебрался на ладонь Харпер. Она почувствовала, как тепло – глубокое, уютное – поднимается по руке и к туловищу, как будто она поворачивается под горячим душем.
От их тел в ледяной воде поднимался пар. Харпер взглянула на Рене – глаза у пожилой женщины сияли. Порванный воротник открывал на шее красивое ожерелье из светящихся золотых нитей.
– А Ник? – крикнула Алли, когда они допели «Ложку сахара».

– Пой, – повторила Харпер. – Ему не обязательно просыпаться. Он нас все равно не услышит. Мы поем для драконьей чешуи, а не для него. Пой, черт побери.
– Без толку!
– Ты жива?
– Да!
– Значит, толк есть, – сказала Харпер и замолчала. У нее начались схватки – сильные. Внутренности сжались, расслабились и сжались снова. А она ведь всегда мечтала рожать в воде. Было такое модное поветрие совсем недавно.

Они пели «Ложку сахара» во второй раз, когда «Мэгги Этвуд» окончательно ушла под воду, – с прощальным громким шипением, громадным клубом дыма и шумным бульканьем.
Они запели песню Трубочиста. А когда забывали слова, выдумывали на ходу.
– Дым полезай, дым полезай прямо в насос, в воде бултыхаться – это отсос, – орала Алли.
– Целуй меня в губы, и сам себя в зад, – пропела Рене.
– Смотрите, – сказала Харпер.

Ник светился сквозь свитер. Голубые огоньки роились под капюшоном. Вода вскипала, попав на его розовое, теплое, сонное личико.

Они снова запели «Ложку сахара». Впрочем, Харпер из-за боли не могла даже подпевать. Она стиснула зубы и зажмурилась, встречая новые схватки. А открыв глаза, увидела «Подручную маму», громадный черный портплед, проплывающий мимо. Широко распахнутая, словно пасть, сумка наполнялась водой. Харпер смотрела, как портплед сонно поворачивается и тонет, унося все, что она собиралась передать ребенку.

Жаль, что феникс улетел. Еще долгое время Харпер могла видеть на темном горизонте яркое медное пятнышко, но потом – когда они в третий раз завели «Свечу на воде» – оно скрылось из глаз, словно унося надежду. Харпер не могла понять, почему он улетел. Почему Джон оставил их. Ведь громадная, чудовищная птица и была Джоном. По сути, в ней было больше от Джона Руквуда, чем даже в человеке, который утонул с «Этвуд». Вот он – настоящий Джон: огромный, преувеличенный, с чудинкой и непобедимый.

Харпер сказала Алли, что будет петь, сколько хватит сил, потому что Джон попросил ее жить. Она сделает это для него.

А сколького она хотела для них обоих – простых домашних удовольствий, которые начала представлять себе помимо воли. Хотела по воскресеньям валяться утром в постели, под яркими лучами солнца. Хотела обхватывать руками его костлявые бедра – просто интересно, каково это. Хотела пересматривать с ним старые грустные фильмы. Хотела бродить осенью и вдыхать запах опавших листьев, шуршащих под ногами. Хотела видеть его с ребенком на руках – не важно, что разумная часть мозга собиралась ребенка отдать. Харпер полагала, что Джон Руквуд будет фантастическим отцом. Она хотела дать ему глоток свежего воздуха и глоток счастья, помочь освободиться от вины, горя и потери. Она хотела тысячи раз просыпаться утром рядом с ним. Теперь у них не будет ничего, но

он
хотел, чтобы она жила – он любил их всех и хотел, чтобы жили они все, – и Харпер считала, что должна чем-то отплатить за его заботу.
Они спели «Ромео и Джульетту», они спели «Над радугой». Алли одна спела припев из «Остаемся в живых», пока Рене отдыхала, а потом Рене спела «Хей, Джуд», пока отдыхала Алли.
Рене допела и испуганно посмотрела на Алли.
– А почему у Харпер такое лицо?
– Думаю, она рожает, – ответила Алли.

Харпер уже давно была не в состоянии петь. Она смогла только слабо кивнуть. Ребенок – плотной, скользкой, непереносимо болезненной массой – продирался сквозь нее. Впечатление было такое, словно все внутренности выдавливают наружу.
– Господи, нет, – сказала Рене придушенным голосом.

От сильной боли в глазах у Харпер появились вспышки. Перед ней словно плыли черные точки и серебряные блестки. Особенно больно было в уголке правого глаза – там сияла жутко яркая блестка. Харпер помотала головой, чтобы видение исчезло – не помогло.
– Глядите, – сказала Алли и ухватила Харпер за плечо. – Глядите!
Харпер повернула голову, чтобы посмотреть, куда показывает Алли.

Сначала показалось, что Алли в восторге, потому что Ник проснулся. Он водил пухлыми ручками туда-сюда, мутно оглядываясь и утирая мокрое лицо. Но Алли показывала мимо брата, на восток.
Тогда Харпер решила, что Алли радуется рассвету. Полоска сияющей меди зажгла горизонт. Плотные тучи на востоке окрасились в цвета клюквы и лимона.

Волна плеснула Харпер в глаза, ослепив. Какое-то время все двоилось, и вдалеке виднелись два ярко-золотых пятнышка света. Потом зрение прояснилось, и Харпер рассмотрела постепенно растущее горячее ослепительное сияние высоко в облаках. Это чудо. От вида возвращающегося феникса отлегло от сердца, и Харпер ощутила тепло, и теперь драконья чешуя была ни при чем. На мгновение даже острая боль в животе утихла. Харпер заморгала от соленых капель – то ли брызг океана, то ли слез.

Впрочем, Алли показывала и не на феникса.
Она показывала на парус.
Большой белый треугольный парус, с нарисованным красным крабом. Парус заслонил восходящее солнце и превратился в мерцающую золотую вуаль.
Сильный ветер дул с правого борта парусника, накреняя его под углом сорок пять градусов, пенные буруны перехлестывали через нос. Шлюп несся к ним словно по невидимым подводным рельсам. Харпер не доводилось прежде видеть такой стремительной грации.

Феникс спустился ниже и с ревом пролетел над ними – футах в восьми над головами. За те часы, что его не было, он потерял массу и стал размером с кондора, хотя пролетел с жутким гулом. Их омыл поток химического жара, немного пахнущего серой. На миг птица оказалось так близко, что Харпер могла бы дотянуться до нее. С крючковатым носом и сияющим гребнем красного пламени феникс был ни дать ни взять гордый и смешной петух, научившийся летать.

Дон Льюистон убрал парус, и длинный белый шлюп последнюю сотню футов скользил по инерции, стаксель-гик свободно качался, а полотно обвисало и морщилось. Дон спустил с кормы цепную лестницу; когда Ник начал подниматься, Дон протянул костлявую руку, чтобы принять мальчика. Голубые глаза Дона сияли не ужасом, не удивлением, а и тем и другим сразу, и еще… Харпер решила, что благоговением.

Они повалились на палубу, один за другим, вымокшие насквозь и беспомощно дрожащие. Никто из них уже не сиял. Свечение погасло почти сразу, как они заметили парус, драконья чешуя словно выдохлась. Последние десять минут оказались самыми трудными. Холод обжигал, словно они оказались по шею в кислоте, а потом перестал обжигать, и онемение было еще хуже боли, оно захватило ступни и ладони Харпер, оно ползло по ногам. К тому времени, как Дон втащил ее на палубу – небывалый улов, – она не чувствовала даже схваток.

Дон отошел на мгновение и вернулся с полотенцами, с одеялами, с мешковатыми кофтами, со стаканами кофе для Рене и Алли. Дон похудел и выглядел замерзшим, и на бледном лице выделялся только красный нос.

Харпер в уши попала вода, да еще снова начались и участились схватки – и она почти не понимала, что говорят вокруг. Рене задавала вопросы, и Дон отвечал тихим, потрясенным голосом, но Харпер улавливала только с пятого на десятое. Рене спросила, как он очутился здесь, чтобы выловить их из воды, и Дон ответил, что ждал неподалеку от берега уже несколько дней. Он знал, что они идут пешком в Макиас, – услышал об этом по коротковолновке. Харпер представила, как Дон Льюистон сует голову в микроволновку, и готова была рассмеяться, впрочем, истерическим смехом.

– По коротковолновке? – переспросила Рене.
– Да, мэм, – ответил Дон. С помощью коротковолнового радио он мог слушать переговоры по рациям на берегу. Он принимал сигнал со всего побережья и знал про беременную, которая идет на север в сопровождении черной женщины, подростка с выбритой головой, маленького мальчика и безнадежно больного, который бредит с британским акцентом. Вся компания медленно движется к Макиасу, где их оформят и отправят на остров Марты Куинн.

Вот только Дон уже посетил остров Марты Куинн, обошел вокруг под парусом, прошагал по суше пешком и не нашел ничего, кроме обожженной почвы и почерневших скелетов. По радио он слушал рассказы старой Марты – про кафе-пиццерию и школу в одну классную комнату, про городскую библиотеку, – но мест, которые она описывала, не существовало уже несколько месяцев. Их стерли с лица земли.

А раз остров Марты Куинн не убежище, то это ловушка; и Дон не мог придумать, как уберечь их. Он подумывал о том, чтобы держаться поближе к гавани и, может быть, – если повезет, – подплыть под покровом темноты, когда Харпер и компания подойдут к Макиасу, перехватить их, предупредить. Но в последние пару дней о них перестали говорить по радио, так что Дон не знал, где они и что происходит. Он стоял на якоре у острова Марты Куинн, когда увидел феникса, падающего с небес, как сброшенный чертов Люцифер. Дон сказал, что так и не понял, вел его феникс или подгонял.

Из его последних слов Харпер поняла немного. Она чувствовала, как выворачивается наизнанку.
– Да что творится? – спросил Дон Льюистон. – Что еще за хрень? О черт. О черт, только не это…
– Дышите, Харпер! – крикнула Рене. – Вдох и выдох. Ребенок идет. Через минуту все кончится.
Алли расположилась между ног Харпер. Штаны уже сняли, и ниже талии мокрая Харпер была открыта всему миру.
– Вижу головку! – закричала Алли. – Ах, срань господня! Продолжай тужиться, сука! Ты можешь! Ты это сделаешь, давай!

Ник подбежал к Дону Льюистону и уткнулся ему в живот. Харпер, зажмурившись, тужилась и чувствовала, что кишки выплескиваются на палубу. Она ощущала острый соленый запах – то ли моря, то ли плаценты. Открыв на мгновение глаза, Харпер снова увидела феникса, размером со страуса – он парил над мирной водой рядом с парусником, раскинув крылья. Феникс спокойно смотрел умными и веселыми огненными глазами – горящая масляная пленка на поверхности моря.

Харпер напряглась. И что-то сдвинулось. Она словно разорвалась, пах превратился в огненный шрам. Харпер всхлипнула от боли и освобождения.
Новорожденная замахала пухлыми ручонками и запищала. Ее голова напомнила Харпер помятый кокос, обмазанный кровью: густые коричневые волосы облепили шишковатый череп. Толстый красный шнур свисал от ее живота, сворачивался на палубе и исчезал внутри самой Харпер.

Девочка, конечно, девочка. Алли положила новорожденную в руки Харпер. Саму Алли трясло – и вовсе не от холода.
Лодка качалась на волнах, и дочка качалась на руках Харпер. Тихим голосом, почти шепотом, Харпер пропела дочери несколько строк из «Ромео и Джульетты». Девочка открыла глаза и посмотрела на Харпер – радужки светились золотом, драконья чешуя была уже глубоко внутри нее, обернувшись вокруг сердцевины. Харпер обрадовалась. Теперь не нужно отдавать дочку. Нужно только петь ей.

Солнце окрасило края серо-стальных волн. Харпер поискала глазами феникса – от него не осталось ничего, кроме нескольких язычков пламени над водой. Искры и хлопья пепла плыли в спокойном холодном воздухе, осыпая волосы и руки Харпер. Часть перышек пепла упала на дочку, оставив на лбу пятнышко. Туда Харпер и поцеловала ее.
– Как назовете ее, Харпер? – спросила Рене, стуча зубами. Она дрожала, но глаза блестели – от слез и от радости.

Харпер провела большим пальцем по лбу дочки, размазав пепел. Она надеялась, что в пепле есть немного Джона. Надеялась, что он на ней, на них обеих, что он хранит их покой. Да так и есть, решила она.
– Пепел… Эш… – тихо сказала Харпер.
– Эшли? – переспросила Алли. – Хорошее имя.
– Да, – сказала Харпер. – Хорошее. Эшли. Эшли Руквуд.
Рене рассказала Дону о Макиасе, об их последнем плавании и о человеке, который застрелил Джона.
Дон вытер губы тыльной стороной ладони.

– Будет погоня. Но, наверное, не сразу. У нас фора примерно в двадцать четыре часа. За это время попробуем смыться.
– Куда? – спросила Алли.
Дон встал на одно колено рядом с Харпер. Он вытащил из кармана ножик, открыл лезвие и посмотрел вопросительно. Харпер кивнула. Дон сложил пуповину и перерезал ее в два удара. Немного крови и околоплодных вод потекло по его пальцам.
– Ан Тра, – сказал Дон.
– Будьте здоровы, – отозвалась Рене.
Дон устало улыбнулся одним углом рта.

– Это на Инишире. Слыхал по «Би-би-си». Я ловил радио тридцати разных стран в хорошую ночь. Инишир – это остров у берегов Ирландии, Ан Тра – город. Восемь тысяч больных. Полная господдержка.
– Еще один остров, – сказала Алли. – Откуда нам знать, что это опять не фуфло?
– Ниоткуда, – ответил Дон. – И этот шлюп не приспособлен для трансатлантического перехода. Нам чертовски повезет, если получится. Чертовски. Но ничего лучше предложить не могу.

Алли кивнула и, повернув голову, прищурилась на восходящее солнце.
– Ладно. Сегодня ведь все равно больше заняться нечем.
А Харпер не ощущала вовсе никакой тревоги. Все болело, но она была довольна. Густые тучи расходились, небо на востоке становилось почти идеальным, безоблачно-голубым. Неплохой день для прогулки под парусом. И мать Джона была ирландкой. Харпер всегда мечтала повидать Ирландию.

Ник опустился рядом с ней на колени. Он посмотрел на новорожденную с милым, чистым любопытством и шевельнул руками. Харпер улыбнулась и кивнула, потом коснулась носом носа Эшли.
– Эй. Твой большой брат хочет тебе кое-что сказать, – сказала Харпер. – Он говорит – привет. Он говорит, что рад познакомиться, и приветствует тебя на Земле. Он говорит – готовься к веселью, малышка, потому что сегодня большое яркое утро и сегодня начинается история.
Начато 30 декабря 2010 года.

Завершено 9 октября 2014 года.
Джо Хилл, Эксетер, Нью-Гемпшир.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь