После выжженной земли
Александра Воробьёва| к оглавлению |
Российская музыкальная критика в 2017 году переживает странный период своей жизни. Карта мест силы – журналов, газет, порталов, блогов – существовавшая в конце 2000-х, за последнее десятилетие почти полностью утратила актуальность. Многие издания перестали существовать, многие авторы и герои критики нулевых сошли со сцены, – но пока не очень понятно, кто и чем заполнит образовавшиеся пустоты.
1.
Через три года закончатся 2010-е. Для российской журналистики это было странное и очень травматичное время. Например, бумажного журнала «Афиша», любившего подводить итоги десятилетия, в отечественном медиаполе больше нет, а пришедший ему на смену портал «Афиша-Daily» стал притчей во языцех: всерьёз относиться к изданию, в ленте которого интервью литературного критика Льва Данилкина о книге о Ленине соседствует с материалом «7 идей для педикюра вашей мечты», трудно или невозможно.
Перечисление причин – тема для отдельного исследования. Как и влияние на российские медиа журналистики продающих заголовков – торжество последней было обеспечено в первой половине 2010-х страхом перед экономическим кризисом и потерей уходящей в соцсети аудитории. Однако перемены в образе мышления и политике изданий, спровоцированные усилением пропагандистской риторики и погоней за количеством просмотров материала на сайте, сложно не заметить.
Пожалуй, главная из них – к 2017 году российские медиа почти разучились думать и расти вместе со своей аудиторией.
Место читателя, к которому можно обратиться, всё увереннее занимает покупатель и потребитель контента. Ему нужно продать, его нужно развлечь, заставить сделать больше переходов на сайте, купить новый номер. Эта здоровая издательская логика часто приводит к тому, что рамки формата, в котором издание принуждает работать автора, становятся все жёстче, а аудитория отвыкает от сколько-нибудь содержательных текстов, потому что слишком часто видит в новостной ленте пресс-релизы партнёров издания и спродюсированные пиарщиками события светской хроники. В итоге способные к рефлексии читатели бросают читать российские медиа. Большинство моих друзей, с которыми в 2010 году можно было обсудить, например, колонки Юрия Сапрыкина в «Афише» и рецензии Лидии Масловой в «Коммерсанте», сейчас читают преимущественно книги и лекции на портале «Арзамас». Моего коллегу, на протяжении многих лет писавшего про кино и музыку в одном региональном онлайн-издании, сначала попросили переучиться и пересмотреть привычный для него формат, а потом сократили, потому что его тексты собирают мало просмотров. Мысль о том, что количество просмотров в издании – это компетенция рекламного отдела и маркетологов, а не критика или обозревателя (выплату зарплаты которому реклама и маркетинг как раз должны обеспечивать), издателю в голову не пришла.
2.
Другой вопрос, что среди тех, кто читает сейчас этот текст, найдется довольно много людей, которым имена Юрия Сапрыкина и Лидии Масловой мало что скажут, а жанр рецензии покажется устаревшим. Изменились не только медиа, но и аудитория – и если для меня в 2008-м точкой входа в пространство публичного разговора о культуре и городском лайфстайле стал тот же журнал «Афиша», то в 2012-м для людей на несколько лет моложе эту функцию выполнил, например, портал W-O-S (мало кто вспомнит, что начинался он как приложение к переформатированному Максимом Ковальским порталу OpenSpace). Многие люди начали интересоваться музыкой, например, благодаря радио W-O-S. Радио же выросло из музыкальных пабликов ВКонтакте – идеального воплощения вкуса слушателя эпохи nobrow, в плеере которого сегодня могут уживаться группа «Грибы» и Стравинский. Кстати, Стравинского этот слушатель за всю свою жизнь может так и не услышать в концертном зале – зато способен познакомиться с десятками записанных вариантов исполнения «Весны священной» на YouTube и с учёным видом знатока сравнивать их.
3.
Состояние российской профессиональной музыкальной критики в 2017-м – болезненная тема. Чаще всего эта критика либо подчинена политическим интересам институций, либо продиктована необходимостью обеспечить выживание интересных явлений на академической сцене в культурной реальности, пережившей казус новосибирского «Тангейзера». Кто из состоявшихся критиков сегодня способен написать о недостатках Дягилевского фестиваля в Перми? Развеять ореол экзальтации, сложившейся вокруг фигуры Теодора Курентзиса? Кажется, никто.
Увлечённые внутрипрофессиональной дискуссией критики редко делают скидки непрофессиональному читателю и думают о необходимости найти язык, на котором с ним можно разговаривать. Содержательные просветительские тексты о музыке, вроде лонгридов об опере в «Коммерсантъ – Weekend», остаются редким для российских медиа явлением. И это – большая потеря для отечественной музыкальной культуры, поскольку публичный разговор о музыке постепенно лишается опоры на профессиональную экспертизу, а компетентность критика подменяется популизмом и медийностью, определяющей уровень доверия читателя. Привычка опираться на громкие имена и эффектное «опрощение» приводит к тому, что Алексею Мунипову достаточно описать восторженную публику на ночных концертах оркестра musicAeterna в Московской консерватории и пару раз назвать Теодора Курентзиса «панком», чтобы «продвинуть» его среди читателей «Афиши Daily». И что с этим делать – решительно непонятно.
4.
На фоне пассивной профессиональной критики и отсутствия кислорода в крупных изданиях быстро растёт аудитория блогеров, пишущих о музыке и музыкальном театре. Что, скорее всего, хорошо – но блогеры не обязаны быть экспертами, и полностью делегировать им функцию просветителей было бы неправильно. Например, редакторы онлайн-версии журнала Esquire недавно поставили в довольно неудобную ситуацию музыкального обозревателя Олега Соболева, подарив его тексту о заслуживающих внимания новых именах в академической музыке заголовок «10 лучших академических композиторов». Однако «интересное» не равно «лучшему», и привлеченная заголовком аудитория невольно оказывалась обманутой, либо разочаровывалась в ожиданиях, если компетенция позволяла ей убедиться в несоответствии заголовка действительности.
5.
Отдушиной в схлопывающемся пространстве говорения и письма об академической музыке стали тематические каналы в мессенджере Telegram. Они работают по принципу stand-alone блога: автор отправляет сообщения в ветку канала, читатели их получают, но не могут отвечать. В мире, где большинство из нас узнает новости благодаря мобильным оповещениям, маленькие медиа в смартфонах кажутся одним из самых удобных форматов.
У телеграм-каналов есть два важных качества. С одной стороны, тип коммуникации, который предусматривает мессенджер, можно назвать новой интимностью: во-первых, ты выбираешь сам, чей канал читать и на кого подписаться, во-вторых, сообщение от конкретного живого автора всегда кажется немного персональным, даже если вместе с тобой его получают несколько тысяч человек. С другой – для того, чтобы получить доступ к текстам, опубликованным на каналах, читателю необходимо совершить маленькое усилие и установить специальное приложение. Наличие этой точки входа придает коммьюнити читателей каналов в «Телеграме» характер полузакрытого сообщества.
6.
В 2012 году я окончила программу «Школа культурной журналистики» для молодых авторов, пишущих о культуре и искусстве; этот просветительский проект был инициирован критиком Диной Годер, возглавлявшей отдел искусства в журнале «Итоги». В начале 2000-х почти вся редакция была вынуждена покинуть этот журнал в связи с уничтожением холдинга «Медиа-Мост». Как сегодня представляется, разгон «Медиа-Моста» был первым масштабным актом борьбы за власть в медиа в новейшей российской истории – и уже затем началась массовая зачистка российских медиа начала 2010-х. Не знаю, правомерно ли называть эти процессы «зачисткой», но отчётливо понимаю, что в первой половине десятилетия случилось что-то такое, из-за чего мне сейчас почти нечего читать и некуда писать.
«Что-то такое» происходило и в 2012 году в тот момент, пока люди из фактически уничтоженной редакции «Итогов», «Коммерсанта» 1990-х и ещё амбициозной «Афиши» учили писать мой курс. В том же году 6 мая произошли события на Болотной площади. В августе – был вынесен приговор Pussy Riot. В мир, про который мы с однокурсниками по «Школе» собирались писать после окончания школы, вдруг пришло что-то жуткое. Когда полтора года спустя, в декабре 2013-го, новый владелец компании «Рамблер-Афиша» Александр Мамут уволил главного редактора главного для моих ровесников новостного портала «Лента.ру» Галину Тимченко, а вслед за ней издание покинула вся редакция, выяснилось, что жуткое не просто пришло, но и комфортно расположилось в нашем мире. Когда в 2015-м году в Новосибирске по доносу местного митрополита закрыли оперу «Тангейзер», а министр культуры единоличным решением снял с поста директора Новосибирской Оперы, когда в результате затяжного внутриредакционного конфликта закрылся журнал «Афиша» и порталы «Афиши» о кино и музыке, с которыми некоторые мои однокурсники успели к этому времени поработать, – многим из нас стало казаться, что жуткое победило.
Для кого-то – как, например, для меня самой – рефлексия по поводу сложившейся ситуации обернулась затяжным авторским блоком. Мы оказались в ситуации, когда молодым авторам в России стало очень сложно хоть как-то зарабатывать на текстах, и часто они вынуждены были уходить из онлайна и периодики, менять сферу деятельности.
Всё-таки жизнь не остановилась. Мои однокурсники начали заводить блоги и каналы в «Телеграме». Многие из знаковых для нас авторов, ушедших из публичной сферы в середине 2010-х, сегодня возвращаются в неё – хотя бы через те же блоги и каналы. Появляются новые издания и проекты, часто непрофессиональные, но то, что их становится всё больше – важный сигнал.
7.
Строить что-то на выжженной земле тяжело – но другие земли сейчас открыты для нас, и мы можем работать на них. Если старые медиаинституции не работают, есть смысл делать новые. Кажется, у нас впервые за последние несколько лет появились силы и возможности для того, чтобы этим заниматься.
Я не знаю, кому попадет в руки эта книга, поэтому обращаюсь сразу ко всем. Давайте вернем себе и своей аудитории способность думать. Давайте заниматься реальным просвещением, а не работать в рамках объяснительного формата. Давайте снова писать крутые фичеры и лонгриды, даже если нам не платят за это денег – их за нас, к сожалению, никто больше не напишет. Давайте отвечать смелыми рецензиями на пиар и обращать больше внимания на художников, у которых на пиар нет средств, но которые достойны не меньшего внимания. Давайте чаще звать крутых авторов делать материалы, переворачивающие что-то в голове – все равно за количество просмотров на вашем портале отвечают подборки мемасов. Давайте собирать деньги на финансирование новых изданий об искусстве вообще и музыке в частности, потому что их очень мало. Давайте делать умный лихой самиздат – или, если мы не можем консолидироваться, чтобы организовать издание, давайте вести блоги и осваивать новые формы и жанры.
Подобный монолог можно считать донкихотством. Или монологом непрофессиональным, потому что и из профессии «публично пишущий человек», и из профессии «музыкальный критик» я выпала года три назад, а изнутри профессии наверняка можно заметить много нюансов, которые я не учла. Но, возможно, критику сегодня даже нужно немного быть Дон-Кихотом – потому что ветряные мельницы слишком плотно загораживают горизонт.
март 2017