Портрет

— Милый Жан, пожалуйста, любите меня...

— Катрин, моя богиня! — губы художника опять запорхали по её разгорячённому личику.

Неожиданно он опрокинул её на спину, чуть согнув в коленях, высоко задрал и раздвинул точёные ножки. Осторожно продвинул между створочками раковины свою напрягшуюся до изнеможения плоть. Глядя в её затуманенные зовущие глаза, упёрся в хрупкую преграду и пронзил её одним настойчивым движением. Княгиня вскрикнула, вцепилась пальчиками в шёлк простыни, превозмогая боль, до крови прикусила нижнюю губку. И там, между её ножками тоже всё обагрилось кровью.

Она вдруг ощутила его часть внутри себя. Это были странные, непередаваемые ощущения. Словно какой-то толстый стержень пронзал её самое сокровенное место. И чем дольше и быстрее он двигался в ней, тем больше она желала впускать его внутрь своей горящей, истекающей пламенем раковины. Боль сменилась небывалым удовольствием. Она громко стонала от наслаждения и стала двигаться навстречу ему, стараясь сжаться внутри, удержать его в себе.

Внезапно она почувствовала удар пламени, он обжёг её лоно, заставил закричать, выгибаясь, теснее соединиться с ним. Художник издал рычащий возглас и упал рядом с ней. Мгновения они лежали и смотрели друг на друга полубезумными глазами. Вдруг он поцеловал её между ножками, испачкав губы в остатках её крови, перемешанной с его лавой. А потом нежно поцеловал в алые губки.

— Почувствуйте, наш вкус, моя богиня, — прошептал с чарующей улыбкой.

Она томно застонала, прижимаясь к нему.

Морель ушёл от неё на рассвете.

— Катрин, я умру, если вы не позволите ещё встретиться с вами, — пылко сказал он, пожирая её глазами.

— Я... я тоже хочу этого, — опуская глаза, призналась она. — Но... я... замужем...

— Какое нам дело до вашего мужа?! Разве он сможет дать вам то, что даю я? — настаивал он, сжимая её своими сильными руками.

От его объятий она взлетала к небесам, окончательно теряя остатки воли.

— Хорошо... Мы увидимся... — сдалась она. — А теперь — ступайте, скоро проснуться слуги...

— У меня есть просьба, — вдруг сказал он. — Подарите мне какую-нибудь вашу безделушку... Чтобы в часы разлуки я мог любоваться ей и представлять ваш нежный образ...

Княгиня без слов отдала ему перстенёк, подаренный ей когда-то отцом.

На следующий день она едва дождалась, чтобы позировать ему для портрета. Как только служанка ушла, оставив их одних, Морель бросился к ней, обнял и осыпал поцелуями. Его пыл буквально сводил её с ума.

— Ах, милый Жан, что вы делаете со мной? — засмеялась она со слезами в прекрасных глазах.

— Катрин, моя богиня! — то и дело восклицал он.

Его губы вновь встретились с её полуоткрытым ротиком.

Наконец, поправив платье и растрепавшуюся причёску, она села в кресло, а он встал у мольберта. Но через несколько минут всё с тем же горящим взором тихо сказал:

— Катрин, я не могу так... Я не могу взирать на вас и не сметь коснуться хотя бы вашей дивной ручки... Я желаю вновь обладать вами...

— Хорошо... — она покраснела и с милой улыбкой подняла на него свой влажный взор. — После полудня... в саду, в моей розовой беседке...

С этого дня они стали встречаться регулярно.

— Что я делаю? — думала княгиня, когда на рассвете художник покидал её спальню и она оставалась одна. — Наверное, об этом говорил папенька... Но я... я не могу без него... Будь, что будет! В конце концов, я не желаю быть одним из украшений дворца князя... Я для него вещь, которая тешит его тщеславие... Он показывает меня в обществе и только... А милый Жан меня любит... Всей душой! И я... я просто без ума от него... Мне так нужна его нежность... Никто... никто больше не даст мне такой нежности... О, как он смотрит на меня!... Князь никогда так не смотрел... А его руки... Едва он коснётся меня и тем более обнимет, я забываю обо всём на свете... Он только что ушёл, простыня ещё хранит его тепло, а я уже скучаю... мечтаю снова оказаться в его объятьях... Мой милый Жан...

Однажды, когда она позировала ему, сидя в кресле, Морель печально сказал:

— Портрет почти закончен... Остались мелкие штрихи...

— Вы... покинете меня? — дрогнувшим голосом спросила княгиня.

— Если бы могло быть иначе... — с горечью отвечал он.

Она молчала, не имея сил сказать что-либо. В глазах стояли слёзы. И вдруг Морель бросился к ней, упал на колени, обнял её ножки, прижался к ним лицом.

— Катрин, я... нам придётся расстаться. Но я умоляю, подарить мне ещё несколько ночей счастья...

— После завтра возвращается князь... — почти равнодушно отвечала она, — при нём я... не смогу... Это слишком опасно...

— Да, я понимаю, — он пристально посмотрел ей в глаза. — Это опасно для вас...

— Глупый! — печально усмехнулась княгиня. — Какой же вы глупый! Это опасно для вас... Князь — военный... Если дело дойдёт до дуэли, ваша жизнь не будет стоить и гроша...

— Но ведь у нас есть ещё время! — воскликнул Морель и стал целовать ей руки. — Катрин, моя богиня... Вы — моя муза! Этот портрет... Он... он прославит моё имя в веках... Ваша красота, такая нежная и возвышенная, сводит меня с ума... Катрин, умоляю вас!..

— Вы убиваете меня, — прошептали бледные губы.

— Но разве вы... не хотите того же? — удивился он.

— Да, хочу, но... Чем больше я вижу вас, тем труднее мне будет расстаться, — призналась княгиня и разрыдалась.

Он прижал её к своей груди, поцелуями осушил слёзы.

— Катрин, я не могу ждать... я хочу вас немедленно! — он обжёг её своим взором.

— Ах, милый Жан, сюда могут войти слуги... — пролепетала Екатерина, сама умирая от желания.

Не отвечая, лишь улыбаясь дерзко и насмешливо, он закрепил двери ножкой стула. Потом схватил княгиню, и резко развернув к себе спиной, высоко подняв согнутую в колене ножку, прижал её к стене. Задрал сзади юбку, в нетерпении застонал и стянул с княгини полупрозрачное трико. Екатерина упиралась голенью и ладонями в стену, словно пыталась ползти по ней. Кругленькая попочка подёргивалась.

— Ооо, Жан, — только и смогла простонать Екатерина.

Смелая рука Мореля скользнула между ножками. Ощутив тягучую влагу, он довольно облизал пальцы, и, вцепившись в упругие ...

ягодички, задвинул ей резко на всю свою длину.

Княгиня охнула, словно не ожидала этого, в радостном трепете приятно охватила узким лоном страстного гостя. Художник буквально избивал красавицу своими чреслами, безжалостно терзая её цветок.

— Маа, маа, глубже... Я прошу вас — глубже, — стонали алые губки.

И когда его вулкан излился в неё горячей лавой, княгиня едва не размазалась по стене. Она забилась, повисая на его руках.

Но Морель не дал ей опомниться. Всё так же резко развернул её к себе лицом и уронил на колени. Она подняла на него недоумённый взгляд.

— Катрин, докажите мне, что вы действительно ко мне неравнодушны, — с лукавой улыбкой произнёс он.

И не дожидаясь её ответа, провёл по припухшим губкам своим багровым, в капельках лавы, стержнем. Губки раскрылись, пропуская его в маленький ротик. Головка красавицы стала старательно насаживаться на вновь изнывающую плоть художника. Очаровательный носик тонул в густых кудрявых зарослях. (Специально для — ) Влажные чёрные глаза то и дело восхищённо смотрели на любовника. Маленькие мягкие ладошки сжимали и ласково поглаживали тяжёлые шары. В последнем порыве сильнее притягивая личико княгини к себе, Морель застонал и, дёрнувшись, выстрелил в нежный ротик.

Она проглотила нектар жизни, хотела облизать губки, но он не позволил. Поднял её и впился в прекрасный ротик страстным поцелуем.

— Я приду ночью, моя богиня, — хрипло прошептал Морель, посасывая губами крошечную мочку.

— Я буду ждать... — простонала она.

Поздним вечером Екатерина ждала художника. Обнажённая она возлежала на высокой огромной кровати в своей спальне. Вот осторожно открылась дверь, и знакомый силуэт приблизился к ней. В таинственном тусклом свете роскошная фигура юной княгини была ещё прекраснее.

— Катрин... — прошептал Морель, — сегодня я хочу любоваться вами... Насладиться вами сполна... Это наша последняя ночь и я хочу, чтобы вы запомнили меня навсегда, моя богиня...

Его глаза искупали её в голубоватом блеске. Княгиня вздохнула со сладострастной улыбкой. Бесстыдно развела ножки, погрузила пальчик в сердцевинку розы и призывно взглянула на любовника. Морель не заставил себя ждать. Он жадно облизал её ручку. Потом, уложив красавицу на самый край кровати, встал на пол, поднял точёные ножки себе на плечи, вошёл сразу, без прелюдий. Задвигался быстро. Ей нравился его жёсткий, безжалостный ритм.

— Оооо, Жан, да... да... — стонала княгиня, комкая руками простыню, мотая головкой в ореоле роскошных кос.