Porridge
Удивительная история в кратком пересказе: Благородный дон Порриджон занял у Флорентийского банкира 6 000 000 флорин на серьезное дело и тут началось: был снят особняк в Тоскане, в котором предложили сделать мастерскую, студию прекрасных искусств и ещё бог знает что. Но что бы вы подумали, там какие-то молодые доны обсуждают богомерзкого Данте, какие-то протесты против его святейшества Папы Римского со странными греками, и когда приходит понимание, что их затея обречена на провал, они решили сделать таверну не шесть персон, которая бы приносила по их мнению около 150-200 тысяч флорин в месяц. Но ничего не сделано до конца, дон Порриджон толкует какой-то бред про возрождение, перспективы торговли с Ближним Востоком и привлечение капитала из Константинополя. И какая оказия, поместье его деда в залоге у каких-то румын, деньги на аренду особняка на минутку 400 000 флорин в месяц и остальные платежи, в общем последние 250 тысяч кончаются.
В целом можно бы было остаться в стороне и пройти мимо, но вы только посмотрите на этого успешного сеньора.
На площади Пьяцца-дель-Дуомо дон Порриджон начал рассказывать глашатаю Серджо как его мастерская потерпела крах. Взгляд дона Порриджона был невозмутим, а голова высокомерно приподнята. Он уверено рассказывал о том, что он найдет денежные активы из Константинополя и его мастерская начнет процветать вновь.
Из толпы горожан, слушающих его речь, лишь торговцы и образованные евреи понимали, что его мастерская окончательно погибла. Один из патрициев, слушающих его речь предложил выкупить поместье у банка, а также дать немного флорин. Но взамен поместье забрать себе.
Дон Порриджон услышал слова патриция и в той же спокойной манере ему ответил, подняв голову ещё выше: "Я даже не рассматривал такой вариант, однако смею Вам отказать"
Глашатай Серджо внимательно слушал дона Порриджона не отвлекая его, рассказ подходил к концу. С тех пор как патриций в последний раз обратился к дону Порриджону стояла тишина, даже голуби перестали летать, будто начали понимать человеческую речь и слушать. Но голос глашатая Серджо как звон колоколов перебил уважаемого дона, глашатай начал говорить: Не мне ли Вас судить, дон Порриджон, я лишь простой глашатай и моя обязанность доносить для горожан актуальные вести. Однако, ваша история столь печальна, что я обязан прокричать "Помогите ему", ведь ты ещё юное дитя. Я дам тебе совет. -Почесав свое большое пузо, глашатай продолжил.-
Ты на закате подойди к тому уважаемому патрицию и согласись на его предложение о выкупе поместья, ведь ни твоя матушка, ни твой отец не смогут тебе помочь.
Дон Порриджон внимательно слушал, на его лице не проявлялось эмоций, он был также холоден. Затем он ответил кратко: "Я рассмотрю данную возможность, также на следующую пятницу я хочу рассказать чем все закончилось, а за одно представить реакцию моей матушки на весь город." На этом дон Порриджон окончил разговор, попрощался, вышел в толпе и исчез.
Город снова ожил.
С тех пор, как дон Порриджон испарился в толпе - прошла неделя.
Для горожан данное выступление на Соборной площади стало главной вестью недели. Его рассказ был высмеян многими горожанами, у торговцев при упоминании истории пробегал холодный пот, а еврейские ростовщики смеялись и даже дали уморительное прозвище "Дон Гой".
Однако, веселое настроение на площади быстро прекратилось. Глашатай Серджо вышел на площадь, его пузо покачивалось со стороны в сторону, он обратился к толпе. Уважаемые граждане Флоренции, сегодня дал знать о себе дон Порриджон. Из толпы вышла молчаливая высокая фигура, взгляд был также холоден и рассудителен, а голова высокомерно приподнята вверх. Дон Порриджон встал напротив толпы.