Поймай меня, если сможешь

Поймай меня, если сможешь

Стэн Реддинг

Я подошёл к билетной кассе Pan Am, и кассирша, хлопотавшая с пассажирами, извинившись, вышла мне навстречу.
— Могу я чем-нибудь помочь? — поглядела она на меня с любопытством.
— Да. Я впервые на отдыхе в Майами, транзитом по замене. Обычно я сюда не летаю и прибыл в такой спешке, что никто не сообщил мне, где мы, чёрт возьми, тут останавливаемся. Где наше лежбище?

— А, да, сэр, если речь идёт менее чем о сутках, мы останавливаемся в мотеле «Небесный путь», — отозвалась она, внезапно преисполнившись желанием помочь и удружить.
— Ещё бы! — усмехнулся я.
— Ну, тут недалеко, — продолжала она. — Можете подождать служебного автобуса или доехать на такси. Возьмёте такси?
— Пожалуй, — на самом деле такси было самым приемлемым для меня вариантом. Ехать в автобусе, набитом настоящими лётчиками Pan Am, мне ещё было не с руки.

— Тогда подождите минуточку, — она вернулась на свое место, извлекла из ящика стола карточку размером с квитанцию и вручила её мне. — Просто отдайте любому таксисту перед зданием. Желаю приятного пребывания.

Разрази меня гром, если полученная карточка не была билетом на бесплатную поездку в такси, принимаемым любой конторой биндюжников Майами. Чёрт, да авиаторы живут в пресловутой стране, где текут молочные реки с кисельными берегами, думал я, покидая аэропорт. Я обожал молоко и понимал, что, остановившись в мотеле, окажусь не то что в киселе, а в настоящем малиннике. Зарегистрировавшись под вымышленным именем, вместо адреса я указал «Нью-Йорк, Главпочтамт, до востребования». Взяв карточку, портье мельком взглянула на неё и поставила поверх красную печать «ЛЁТНЫЙ ЭКИПАЖ».

— Выезжаю завтра утром, — предупредил я.
— Хорошо, — кивнула она. — Если хотите, можете подписать сейчас, и тогда утром вам не придётся сюда заглядывать.
— Да нет, подпишу утром. Ночью у меня могут возникнуть кое-какие расходы.
Пожав плечами, она убрала карточку.

В мотеле ни одного сотрудника Pan Am я не увидел. Если они и были возле бассейна, где собралась оживлённая толпа, то ничьего внимания я не привлёк. В номере я переоделся в цивильное и позвонил стюардессе Eastern по полученному от неё номеру телефона.

Она заехала за мной на автомобиле своей приятельницы, и мы прошвырнулись по ночным заведениям Майами-Бич. Никаких поползновений в её адрес я не предпринимал, но мне было не до ухаживаний: успех первой авантюры в роли фиктивного летуна так окрылил меня, что ни о чём эдаком я и не помышлял. А к тому времени, когда начал думать, она уже высадила меня на обочине у «Небесного пути» к отправилась домой.

Выписался я назавтра в 5:30 утра. Когда я вошёл в вестибюль, там был лишь сонный ночной портье. Забрав ключ, он протянул мне счёт за номер.
— А чек не обналичите? — поинтересовался я, подписывая счёт.
— Конечно, удостоверение у вас при себе?

Показав ему удостоверение, я выписал чек на сотню долларов в адрес гостиницы, а он записал на обороте чека вымышленный личный номер с моего поддельного удостоверения и вернул мне его вместе с пятью двадцатидолларовыми купюрами. Доехав до аэропорта на такси, час спустя я уже направлялся транзитным в Даллас рейсом Braniff Air. Диспетчеры Braniff не проявляли ни малейшего любопытства, но пару мучительных минут мне пережить всё-таки пришлось.

Я и не знал, что из Далласа Pan Am не летает, но понимал, что транзитные пилоты всегда должны лететь по делу.
— Какого чёрта тебе понадобилось в Далласе? — мимоходом полюбопытствовал второй пилот. Я лихорадочно подыскивал ответ, когда он мне сам его подсказал. — Чартер, или что?
— Ага, груз, — выдохнул я, зная, что Pan Am занимается грузоперевозками по всему миру. На этом вопрос и был исчерпан.

Ночь я провёл в мотеле, где останавливались экипажи нескольких авиакомпаний, липовым чеком нагрев этот постоялый двор на сотню, и тотчас транзитным рванул в Сан-Франциско. В ближайшие два года я с теми или иными вариациями следовал всё той же процедуре.
Modus operandi
, он же почерк преступника, как называют это легавые.

Моё мошенничество было, так сказать, готово к употреблению — авиакомпании, мотели и отели сделали всё, чтобы под него подставиться. Разумеется, гостиницы и мотели вокруг столичных или международных аэропортов считали, что делают отличный бизнес, заключая соглашения о предоставлении проживания для экипажа всех, каких только возможно, авиакомпаний, что гарантировало гостиницам минимальную занятость и, несомненно, большинство управляющих полагали, что присутствие пилотов и стюардесс привлечёт к ним и других путешественников, ищущих приюта.

Авиакомпании считали такое соглашение выгодным, потому что гостиницы гарантировали ночлег их экипажам даже во время конференций, выставок и фестивалей, когда номера обычно бывали распроданы. Из многочисленных бесед на эту тему я знаю, что лётным экипажам всегда приходился по душе такой тарифный план, когда счёт за проживание и причитающееся питание выставляли компании, что упрощало их расчёты.

Соглашение о транзитных рейсах между всеми авиакомпаниями мира тоже представляло собой дальновидную деловую практику — не просто взаимную любезность, а систему, обеспечивающую лётчикам максимальную мобильность в экстренных случаях.

Однако надзор, аудит и прочие процедуры контроля над исполнением соглашений и договоров — по крайней мере, в тот период — были слишком расслабленны, небрежны, неуклюжи, а то и совсем не существовали. Вполне понятно, что деятельность служб безопасности аэропортов тоже была сведена к минимуму. Террористические акты и угоны самолётов тогда в моду ещё не вошли. Аэропорты — сами по себе целые города — отличались низким уровнем преступности, и самой распространённой проблемой было воровство.

Очевидно, никто даже не выходил за рамки розовых «транзитных» бланков — разве что в экстренных обстоятельствах — запрашивая подтверждение личности пилота, его
bona fides.

Формуляр на транзитный рейс представлял собой оригинал и две копии: оригинал отдавали мне в качестве посадочного талона, и в самолёте я отдавал его старшей стюардессе. Я видел, что диспетчер всегда звонил на вышку FAA, чтобы известить её диспетчеров, что в таком-то рейсе на откидном сиденье будет пассажир, но не знал, что копию розового талона отправляли в FAA. Предположительно, третий экземпляр просто оставляли в архивах соответствующей компании. Служащий авиакомпании, подавший заявление в полицию о моих эскападах, предъявил объяснение, казавшееся ему вполне логичным: «Да разве можно предположить, что человек в форме пилота, с надлежащими документами и явно знающий процедуру транзита — обманщик, чёрт побери?!»

Но я всегда подозревал, что большинство посадочных листков, заполненных мной, попросту отправлялись в мусор — и оригинал, и обе копии.

Имелись и другие факторы, увеличивавшие мои шансы на успех. Поначалу я не замахивался на крупные дела, ограничиваясь обналичиванием чеков в мотелях, отелях и в офисах авиакомпаний на суммы до ста долларов, и зачастую мне говорили, что наличных не хватит на оплату чека более чем на 50–75 долларов. Моим ничего не стоящим чекам всегда требовалось несколько дней на дорогу до Нью-Йорка по маршрутам клирингового центра, и когда чек возвращался со штампом «перерасход средств», меня уж и след простыл.

Да и то, что счёт у меня был вполне легальный (по крайней i мере, с виду), тоже способствовало успеху. Банк не возвращал мои чеки с пометками «недействителен», «мошенничество» или «подделка». Их просто-напросто возвращали с пометкой «недостаточно средств для покрытия».

Чековые операции составляют большую часть бизнеса авиакомпаний и гостиниц, и большинство чеков, возвращаемых им из-за перерасхода средств на счёте — отнюдь не попытки мошенничества. Обычно это лишь следствие прискорбной небрежности со стороны владельца счёта. В большинстве случаев таких людей отыскивают, и они оплачивают свои чеки. Во многих случаях выданные мной чеки сначала просто накапливали, и только потом начинали предпринимать попытки отыскать меня через Pan Am. Не сомневаюсь, что во многих других случаях пострадавшие предприятия просто списывали расходы, не утруждаясь дальнейшими розысками.

Те же, кто всё-таки утруждался, обычно передавали дело местной полиции, что ещё более поощряло мой спортивный азарт и было мне на руку. Очень немногие департаменты полиции — а скорее всего ни один из них — располагали адекватно укомплектованными подразделениями по борьбе с финансовыми преступлениями, даже в столичных городах.

А ни один из инспекторов любой полиции не взваливает на себя такое тяжкое бремя, как офицер, приставленный к делам о фиктивных чеках. Махинации с чеками — одно из самых распространённых преступлений, а профессиональные макулатурщики — коварнейшие и умнейшие из преступников, поймать которых на горячем труднее всего. Ситуация не улучшилась и поныне, а уж тогда тем более, но это отнюдь не говорит об отсутствии талантов или решимости у связанных с этим полицейских. Если учесть, сколько жалоб им приходится разбирать ежедневно, остаётся лишь восхищаться тем, как высок у них процент раскрываемости. В своей работе они обычно руководствуются определёнными приоритетами. Скажем, команда детективов разрабатывает операцию по поводу поддельных чеков на зарплату, разоряющих местных торговцев на 10 тысяч в неделю, — очевидно, дело рук целой банды. Сверх того у них лежит заявление ювелира, из-за мошенника с ничего не стоящим чеком лишившегося перстня стоимостью 3 тысячи. И ещё заявление от банкира, чей банк выдал 7500 долларов по поддельному чеку. Да плюс пара-тройка десятков дел местных фальсификаторов. И тут им поступает заявление управляющего мотелем, потерявшего сто зелёных из-за кидалы, разыгрывающего из себя пилота гражданской авиации, а преступление совершено две недели назад.

Так как же поступят детективы? Проделают необходимые рутинные ходы и только. Выяснят, что нью-йоркский адрес подозреваемого вымышлен. Узнают, что в Pan Am такой пилот не работает. Может, зайдут настолько далеко, что вычислят, что самозванец надул авиакомпанию, бесплатно прокатившись в Чикаго, Детройт, Филадельфию, Лос-Анджелес или какой-нибудь иной отдалённый город. Они отправят сообщение в соответствующие города по полицейскому телетайпу и отложат заявление в архив на случай появления новых сведений — вот как они поступят. Они сделали всё, что могли.

А я, как шмель, продолжал летать и собирать мёд на стороне.
Принимая во внимание два последних фактора моей гипотезы, ничуть не удивительно, что я мог действовать столь свободно и бесстыдно. В то время полиция ещё не располагала Национальным информационным центром по борьбе с преступностью.
[13]

Имей я дело с компьютеризированной полицейской сетью, располагающей грандиозным запасом фактов и цифр, связанных с преступлениями, моя карьера могла бы укоротиться на годы. И наконец, я был первопроходцем в мошенничестве, столь невероятном, столь невозможном с виду и вопиюще дерзком, что оно удавалось.

В последние месяцы своих приключений я наткнулся на капитана Continental, с которым летал попутчиком уже пару раз. У меня внутри всё заледенело, но тут он растопил лёд теплом приветствия. Потом рассмеялся и сказал:
— Знаешь, Фрэнк, я тут пару месяцев назад говорил с одной стюардессой Delta, так она сказала, что ты аферист. Я сказал, что это чушь полнейшая, что ты сидел за штурвалом моей птички. Чем ты так не угодил девушке, парень? Не удовлетворил или выгнал из постели?

Мои приключения… Первые пару лет именно так мне они и представлялись — приключениями. Преступными, естественно, но всё равно приключениями.
Я вёл тетрадь — тайный дневник, куда записывал выражения, технические сведения, разнообразные данные, имена, даты, места, телефонные номера, мысли и прочую информацию, которую считал необходимой или потенциально полезной.

Она представляла собой журнал комбинаций, учебник, чёрный список, дневник и авиационную библию, и чем дольше я действовал, тем больше в ней появлялось записей. Одна из первых пометок гласит: «коридор планирования». Термин этот упомянули во время моего второго транзита, и я записал его, чтобы при случае выяснить значение. Коридор планирования оказался огнями, обозначающими посадочную полосу. Дневник пестрит сведениями разнообразнейшего рода, оказавшимися бесценными для моей мистификации. Если вы притворяетесь пилотом, полезно знать такие вещи, как расход топлива в полёте (7 500 литров в час), что самолёт, летящий на запад, придерживается чётных эшелонов — высот (20 тысяч футов, 24 тысячи футов и т. п.), а летящий на восток — нечётных (19 тысяч футов, 27 тысяч футов и т. п.), или что все аэропорты опознают по трехбуквенному коду (LAX, Лос-Анджелес; 1 JFK — Кеннеди или LGA — Ла-Гуардия, Нью-Йорк и т. п.).

Для серьёзного мошенника мелочи играют огромную роль. Имена всех членов экипажей, с которыми я познакомился, типы самолётов, на которых они летали, их маршруты, компании и базы вошли в тетрадку в числе полезнейших данных.
Скажем, во время попутки на рейсе National.
— Ребят, вы откуда?
— Базируемся в Майами.
Взгляд украдкой в дневник и:
— Эй, а как дела у Рэда? Ведь кто-нибудь знает Рэда О'Дэя. Как поживает наш ирландец?
Рэда О'Дэя знали все трое.
— О, да ты знаком с Рэдом, а?

— Ага, летал с ним пару раз на откидном. Классный парень!
Подобные обмены репликами поддерживали мой образ пилота, заодно обычно предотвращая ненавязчивые перекрёстные допросы, которым я подвергался поначалу.

Просто присматриваясь и прислушиваясь, я стал экспертом и в других вещах, положительно сказавшихся на моей роли. После второго полёта я уже всегда брал наушники послушать радиопереговоры, если предлагали, хотя многие пилоты предпочитают включать громкоговорители, избавляющие от необходимости надевать головные телефоны.

Приходилось мне и немало импровизировать. Когда я летел на откидном в город, не имевший отношения к Pan Am, — к примеру, Даллас, — и не знал, какими мотелями или отелями пользуются авиаторы, я просто подходил к ближайшей билетной кассе.
— Послушайте, я здесь жду чартера, прилетающего завтра. Где тут наши? — вопрошал я.

И всегда получал в ответ одно или несколько названий ближайших мест постоя. Выбирал одно, отправлялся туда и регистрировался, и ни разу не наткнулся на возражения, прося счёт за ночлег выставить Pan Am. У меня лишь спрашивали адрес Pan Am в Нью-Йорке.

Порой я окапывался в каком-нибудь городе на две-три недели, чтобы обеспечить тылы. Открывал счёт, скажем, в банке Сан-Диего или Хьюстона, давая адрес квартиры, снятой мной ради такого случая (я всегда снимал крышу, за которую можно было платить помесячно), а когда прибывала бандероль с моими персональными чеками, собирал манатки и возвращался в небесные просторы.

Я понимал, что за мной охотятся, но в эти первые два года не представлял ни насколько близко подобрались преследователи, ни их состава. Любого гастролёра порой дрожь берёт от ощущения, что его вот-вот заметут, и я не исключение. Как только меня начинало трясти, я просто уходил в нору, как лис.

Или в нору к лисе. Некоторые из девушек, с которыми я встречался, брались за меня всерьёз, давая понять, что считают меня субъектом для замужества. Некоторые упорно приглашали меня погостить у них несколько дней и познакомиться с родителями. И, чувствуя необходимость залечь на дно, я заруливал к ближайшей на пару дней или на неделю, отдыхая и расслабляясь. С родителями я всякий раз отлично ладил, никто из них так и не узнал, что они помогали и содействовали малолетнему преступнику.

Но стоило ситуации наладиться, и я упархивал, посулив девушке скоро вернуться, чтобы поговорить о будущем. И, конечно, не возвращался. Женитьба меня пугала.
Да и потом, мама ни за что бы не позволила: мне было всего семнадцать.


Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь

Report Page