Поэзия действительности

В предыдущих очерках мы несколько углубились в около-стиховедческую область: рассуждали о рифмах, эпитетах, паузах. Пора немного сменить оптику.

“Поговорим о Риме — дивный град...” (Мандельштам).

Поговорим об интернет-поэзии — дивной и не очень.

Сказано о ней, конечно, не столько, сколько о Риме. Но тоже немало.

Чем отличается интернет-поэзия от просто поэзии?

Собственно, ничем. Стихотворение — если это не просто слова в столбик — остается тождественным себе независимо от того, где и как опубликовано. В газете, в Интернете, на манжете. Слабое стихотворение — или просто “средне-хорошее”, — естественно, зависимо от “оболочки”, в которой подается. Скажем, положенное на хорошую музыку, оно и само “хорошеет”. Что касается графоманского, то его, конечно, никакая сервировка не спасет...

О том, что никакой особой “интернет-поэзии” не существует, еще в начале нулевых писал в “Арионе” (№ 3/2001) Ян Шенкман. Правда, с оговоркой:

“Интернет не просто очередное техническое новшество, а культурный феномен... Он не просто делает литературный процесс интенсивней и разнообразней, не только позволяет поддерживать связь с читателем и чувствовать себя независимым от консервативных литературных кланов, контролирующих бумажные журналы”.

Оговорка справедливая. Да, культурный феномен. Да, процесс разнообразился. Да, связь с читателем и независимость от бумажных журналов... Только не совсем ясно: все перечисленное — это хорошо или не очень? Не для культуры в целом или для литпроцесса — а для поэзии?

Возможно, тогда, в эпоху интернетного “штурм унд дранга”, самому критику (и не ему одному) это было не совсем понятно. Но теперь, с более чем десятилетней дистанции, можно подвести некоторые итоги. И высказаться менее гадательно.

Кружок — журнал — группа — Сеть

Примерно раз в девяносто лет, по моим подсчетам, в русской словесности происходит появление новой формы организации поэтической жизни.

В 1730-х появляется первая форма — кружок (общество, салон) любителей поэзии. Возникает он, напомню, среди воспитанников петербургского Сухопутного шляхетского корпуса; впоследствии некоторые из воспитанников Корпуса (Сумароков, Нартов, Олсуфьев...) создали Общество любителей российской словесности.

В 1820-х поэзия из кружков и салонов выплескивается в литературные журналы (или альманахи). Стихи в журналах печатались и до того. Но собственно литературные периодические издания, в которых поэзии и поэтической критике отводилось бы не менее четверти всего объема, — это началось именно с 1820-х.

Отсчитываем еще девяносто лет — в 1910-х приходит поэтическая группа. Еще в 1900-е русские символисты не представляли собой группы. Были символистские кружки (“аргонавты”), салоны (“Башня” Иванова), журналы (“Весы”). В следующее десятилетие ведущей формой становится именно группа. Группами мыслили себя эгофутуристы, будетляне, акмеисты, имажинисты...

Наконец, 2000-е; новая форма — Интернет. Первые опыты “поженить” поэзию с новой технической средой имели место еще в конце 1990-х. В 2000-м в “Литературке” прошли первые дискуссии по сетевой литературе. Но формой организации поэтической жизни он стал лишь в “нулевые”. Прежние формы — кружки и салоны, журналы и альманахи, группы и объединения — не исчезают. Вообще, каждая новая форма не отменяет прежние. Хотя процесс поэтического “группостроительства”, оживившийся в конце 1980-х, с середины 2000-х почти полностью замораживается.

Можно заметить, что каждая последующая форма все более демократична. Для поэзии это, конечно, не комплимент; Густав Шпет, думаю, не без основания считал ее самым аристократичным видом словесности. Это — констатация. Поэтический кружок — вещь как бы для избранных, немногих. Журнал — раздвигает, размыкает эти кружковые границы: и авторов, и читателей у журнала значительно больше. Группа еще более демократизирует процесс: если для издания журнала требуются литературно-профессиональные навыки, то поэтической группой могли объявить себя любые стихотворствующие субъекты. Особенно — молодые, начинающие. Правда, для группы — таков был эстетический предрассудок прошлого века — все же требовалась какая-то литературная платформа, программа, манифест... Что же касается поэтического Интернета, то тут “окно возможностей” (как теперь говорят на офисном диалекте великорусского) распахнуто до предела. Создаешь страничку в “Живом Журнале” (“Контакте”, “Фейсбуке”) или на каком-нибудь нередактируемом сайте. И сколько хочешь выкладывай свои плоды холодных наблюдений и сердца горестных замет...

И еще. С демократизацией поэтического процесса идет его коммерциализация. Кружок, или салон, — предприятия еще сугубо некоммерческие. Литературный журнал уже способен в некоторых случаях — и в отдельные периоды истории литературы — приносить некоторую прибыль; но гораздо чаще держится за счет пожертвований или дотаций. Так было в начале прошлого века (“Весы”, “Золотое руно”, “Аполлон” — все они издавались благодаря меценатам), так оно есть и сегодня. Поэтическая группа — при значительно меньших вложениях, чем журнал, — способна была принести более быстрые дивиденды. По крайней мере — в 1910-е, когда все это начиналось, и особенно — в случае футуризма. (Дивиденды не столько самим поэтам, сколько организаторам их гастролей, вечеров, лекций — на которые привлеченная рекламой публика “валила валом”*.)

* С 1920-х, естественно, “коммерческая” составляющая из литературного процесса была вытеснена (как и из всего), а редкие поэтические группы возникали и существовали полулегально... На Западе, однако, группа (литераторов, музыкантов, художников...) оставалась основной “единицей” коммерческой раскрутки на протяжении почти всего ХХ столетия.

И наконец, Интернет. Выкладывание стихотворения в Сети, разумеется, акт для поэта совершенно бескорыстный и бесплатный. И в этой бескорыстности и бесплатности профессиональный поэт (и даже известный) абсолютно уравнен со стихотворцем-любителем. Об этом внешнем равенстве я еще скажу. Но вот одно отличие между ними в “сети” все же есть. Последние — стихотворцы-любители — гораздо более перспективная группа с точки зрения интернет-коммерции. То есть люди сообразительные быстро расчухали, что на желании “малых сих” публиковаться и становиться “звездами” поэтического Интернета можно делать деньги. И стали их делать. Беря их, естественно, не за саму публикацию — а за разные дополнительные услуги по промоушну в Сети хотя бы в пределах собственного сайта (сайтов).

Определенная коммерческая составляющая — повторюсь — была и в предыдущих формах организации литпроцесса. Только в журналах ставка делалась на уже достигших известности авторов, в группах — на поэтов молодых, на “новые имена”. В Интернете — по самo╢й его демократичной логике — наиболее перспективной оказывается “безмолвствовавшее” прежде большинство. Поэты-любители. Поэты-графоманы.

“Ты мне трибуной послужи...”

Уточню. Стихотворение, сочиненное ко дню рожденья друга (родственника, шефа...) и прочитанное за праздничным столом, — это не графомания. Равно как и юношеские переживания, записанные в столбик, в какой-нибудь тетрадке, запрятанной от посторонних взоров так далеко, что сам ее найти не можешь — пока лет через двадцать она не обнаруживается где-то на верхней полке и не прочитывается с ностальгической усмешкой... Это — не графомания.

Это — любительская поэзия. Вполне достойный и безопасный для окружающих род досуга*. Который был, есть и будет — пока “морозы” будут рифмоваться с “розами”. Или, на худой конец, “палка” — с “селедкой”. Не называют же, скажем, лудоманией вдохновенное настукивание одним пальцем по клавишам. Это — любительское музицирование, которым никто не попытается блеснуть на конкурсе имени Чайковского. Выступать в одном ряду с профессионалами, иными словами.

* Работая несколько лет назад над одним исследованием по социологии поэзии, я поразился огромному количеству публикаций на Западе, особенно в США, о положительном социально-терапевтическом эффекте стихотворства. При реабилитации тяжелобольных, при работе с заключенными, при лечении психических травм, при организации досуга для пожилых одиноких людей... Правда, сами образцы этого творчества в исследованиях не публиковались.

Но в музыке отделение любителей от профессионалов довольно жестко. Существует многоступенчатый процесс обучения, начиная с определения наличия слуха и вдалбливания азов нотной грамоты. В поэзии создать систему обучения, аналогичную той, которая существует в обучении другим “языкам” (языку музыки, языку живописи, архитектуры), не получается. Поскольку поэзия “работает” на том же языке, каким люди пользуются ежедневно и всю жизнь. Так что срифмовать розы с морозами может уже дошкольник, а сочинить опус, написанный тем же метром и почти теми же словами, что и стихотворение кого-нибудь из классиков, реально после трех-четырех классов средней школы.

Объяснить любителю, что для писания стихов требуется слух не в меньшей степени, чем для занятия музыкой (в том числе, и музыкальный слух), — удается не всегда. Равно как и то, что умение писать “в склад и в лад” аналогично усвоению основ сольфеджио. Не более. Даже менее: скорее, овладению тремя “блатными” аккордами на гитаре. И когда убедить в этом не удается — или просто не оказывается поблизости профессионала, который это способен сделать, — симпатичный стихотворец-любитель мутирует в малосимпатичного графомана.

Графомания, таким образом, — не всякая любительская, неумелая поэзия; это любительская поэзия, не осознающаясвоей неумелости. Претендующая на то, чтобы стоять в одном ряду с профессиональной.

Тем более что последние лет пятнадцать внешние отличия между профессионалом и любителем стерлись до предела.

Поэт N выступает на поэтических вечерах? Стихотворец-любитель N' тоже выступает; даже чаще и еще иногда вместе бардами. Поэт N ездит на поэтические фестивали? И стихотворец-любитель N' туда ездит (сам его там видел). Поэт N зарабатывает на жизнь не поэзией (а порой вообще не литературным трудом) — но ведь и N' творит и публикуется тоже исключительно из любви к музам. У поэта N вышла, наконец, книжка стихов — у N' они выходят почти каждый год. Сообщает N на своем вечере, что тираж ее — сто экземпляров; с места поднимается N': “И у меня последняя книга тоже таким же тиражом вышла!” (эпизод не вымышленный).

Но, пожалуй, более всего тому, чтобы внешняя граница между поэзией и графоманией истончилась, как озоновый слой, поспособствовал именно Интернет.

...Год назад мне предложили “пожюрить” в одном литературном интернет-конкурсе. Состав жюри подбирался своеобразный: Андрей Битов, Ксения Собчак, Дмитрий Воденников... Как раз в это время я писал обзор поэзии за год, где собирался дать ее срез от любительской до “толстожурнальной”; лишние “полевые данные” мне, как я думал, не повредят.

Не могу даже приблизительно назвать то количество опусов, которые пришлось просмотреть. Внешне все это походило на стихи. Здесь было все. Все возможные жанры. Была здесь и гражданская лирика:

Я обращаюсь к лире вечной:

Ты мне трибуной послужи...

И пейзажные картины:

Тревожное время рассвета,

Дрожащие капли росы.

И, словно младенец раздетый,

Луна покатилась в кусты...

И бытовые зарисовки:

Вальяжно, к рынку явно не спеша,

Идет торговка — дивно хороша.

С васильевской российскою красой,

Прилавок заполняет весь собой...

И конечно же, любовная лирика во всем своем многообразии:

Разденьте женщину... Разденьте...

Не вожделея... просто так.

Или:

Неважно, с кем ты засыпаешь,

А важно, с кем проснешься ты,

С кем ты разделишь боль и радость

И закрома своей души...

Или — почти “Песнь Песней”:

Твои груди торчат, как церквей купола,

Твои бедра — гитарная дека...

Можно еще цитировать — но не буду. Равно как и называть имена авторов. Они, в общем-то, не виноваты. Как любительские вирши это вполне приемлемо. Размер, рифма. Образы. Лира, гитара. Беда, что этим людям нашептали (а они — поверили), что то, что они пишут, следует публиковать. Выносить на широкий суд, рассчитывать на некое профессиональное признание.

Разумеется, между поэзией любительской и профессиональной нет никакой колючей проволоки (полоса отчуждения — не больше). В отдельных, единичных случаях любительская поэзия может приближаться к профессиональной. В том же конкурсе я обнаружил одного автора, чьи стихи на общем фоне выделялись хоть какой-то относительной самостоятельностью.

В год моего рожденья был сквозняк,

И холод был зимы непобедимый.

Родители укутывали меня так,

Что я остался все-таки живым и невредимым.

Через года, как маленький росток

Через асфальт, с трудом я пробивался.

Чумазый и голодный мой роток,

Помимо корок, мало с чем встречался.

И все-таки счастлива та пора!

Для счастья не нужна была причина.

Копеечка, стекляшка да игра,

Да в доме брат или другой какой мужчина...

Вот — жизнь страны, вот — жизнь ее детей.

Не сходятся, как параллельные Евклида.

На кухне коммунальной, меж дверей,

Без устали читают Майна Рида...

(Юрий Богомолов)

Текст, конечно, тоже любительский. Я имею в виду не несоблюдение размера*, а несвободу от лирических штампов — да еще и фонетически неряшливых (“И все-таки счастлива та пора!” — счастлива топора) и очевидную вторичность поэтического мышления: сам сюжет “езды в детство” заезжен до банальности. Но в своем разрешении у этого автора он не всегда банален, и любительство его хотя бы где-то рядом с собственно поэзией...

* Это-то как раз вполне допустимо в “сказовом” жанре: сходным образом ритм “ломается”, например, в стихах Евгения Карасева или Андрея Родионова.

Бывают такие же единичные случаи и встречного движения, со стороны поэзии профессиональной. Ее луч может порой выхватывать нечто и из сферы любительского стихотворства. Особенно в периоды кризиса и обновления поэтического языка. Можно вспомнить вирши “малороссиянки Милицы”, опубликованные по настоянию Хлебникова в “Садке Судей”:

Хочу умереть,

И в русскую землю

Зароют меня!

Французский не буду

Учить никогда!..

Или стихи “коломенского жителя Jean'а Сухова”, которые хотел в начале 1920-х издать Борис Пильняк:

Лиловенький цветочек

Испанской красоты

Зелененький листочек

Ах как вы хороши!!

Но одно дело, когда такие перлы извлекает на свет и публикует профессиональный литератор: не смеха ради, но ради некого “остранения”, которое в небольших дозах всегда идет на пользу поэзии (отсюда же — ее извечный интерес к “примитиву”, фольклору...). Но не всякий “коломенский житель” будет терпеливо ждать, пока на его “цветочек испанской красоты” найдется какой-нибудь Хлебников или Пильняк. И не всякому захочется играть роль эдакого “таможенника Руссо”. Тем более что сегодня есть Интернет. А в Интернете — сайты, где тебя с твоим “цветочком” и прочими “закромами души”, можно сказать, ждут.

Меньше всего хотелось бы здесь кого-то обличать. Сам формат Интернета — виртуально-демократический и виртуально-коммерческий — смещает акценты с создателя на потребителя*. В этом, пожалуй, и есть своеобразие Интернета как культурной формы. Он внушает потребителю, что тот может довольно легко стать создателем (точнее — быть признанным в качестве такового). А создателю — что он должен как можно ближе быть к потребителю, быть с ним постоянно “на связи” — благо техника это тоже позволяет...

* А самодеятельный стихотворец — это и есть нормальный потребитель поэзии: ее читатель, ценитель, порой довольно глубокий.

Относительно того, как Интернет “соблазняет” любителя, уже сказано.

Теперь — о том, какие “соблазны” возникают в связи с Интернетом у поэтов профессиональных.

Бренды и френды

Начну, однако, не с поэтов, а с тех, кто искренне решил им помочь. Посоветовать им, как посредством Интернета “получить обратную связь от читателей и критиков, задать правильное направление развития своего творчества и получить широкое признание”.

Статья Аллы Носковой “Интернет как пространство для продвижения поэзии и поэтического творчества”*, откуда взята эта цитата, при первом прогляде меня заинтересовала: цифры, графики... Приятно было видеть, что не один я все пытаюсь подружить в литкритике гармонию с алгеброй. Пока не понял, что это за цифры и для чего они тут...

Помню, в годы моей учебы на философском факультете один студент явился как-то к декану и объявил, сияя, что определился, наконец, с темой дипломной работы: “Я вывел формулу семейной гармонии!” И тут же начал покрывать доску разными цифрами и символами.

Цель Аллы Носковой была, разумеется, менее амбициозна. Всего лишь вывести “формулу” гармонии между поэтом и массовым читателем, истосковавшимся по поэзии. Ради этого она и просчитала количество запросов в Google'e и Yandex'e на слова “поэзия”, “стихи”, а также на сочетания вроде: “стихи девушке”, “прикольные стихи”, “поздравления + с 8 марта стихи”, “стихи бывшему”, “красивые стихи + о любви”. И так далее — несколько страниц цифр в столбик. Еще несколько страниц — разбивка числа пользователей, набиравших подобные запросы, по городам. Столько-то в Томске, столько-то в Омске...

Как сказал Алексей Максимович Горький, когда ему показали выступление ста девиц, с точностью часового механизма одновременно выбрасывавших вверх ножки: “Работу вы проделали большую, сложную и никому не нужную”.

И дело даже не в том, что под словом “стихи” (как и под “семейной гармонией”) люди понимают настолько разное, что строить на этом какие-то расчеты, мягко говоря, не корректно**.

* edu.jobsmarket.ru/library/culture/7963/

** Есть, не спорю, некое формальное сходство между детской считалочкой, текстом эстрадной песенки, зарифмованным поздравлением (“поздравления + с 8 марта стихи”) — и, например, стихами Элиота или позднего Бродского (не говоря о более герметичной поэзии). Отличий, все же, будет больше.

А в том, что не приходится рассчитывать, что поэт (настоящий), впечатленный этими цифрами в столбик, перестанет валять дурака и выберет “правильное направление развития своего творчества”. Подчинит его самопромоушну в Сети, следуя таким вот советам:

“Тратить время и силы нужно на продвижение персонального бренда поэта, а не на отдельные стихотворения и элементы творчества”.

Не сомневаюсь, что А.Носкова руководствовалась добрыми побуждениями. Как и другие авторы — мне уже приходилось о них писать, — которые желали просветить бедолаг-литераторов консалтинговой мудростью. То концепцией позиционирования, то теорией потребления продуктов культуры*...

* Г.Циплаков. Принцессино место. О позиционировании в литературе. — “Знамя” № 10/2005; А.Б.Долгин. Экономика символического обмена. М., 2006.

Нет, я не считаю, что поэт должен оставаться эдаким “непризнанным гением”. История русской поэзии не знает крупных поэтов, которые бы были совершенно не признаны своими современниками — если не читателями, то коллегами, критиками.

Тем более что современная серьезная поэзия вполне представлена в Интернете. Например, в “Журнальном зале” (ЖЗ) “Русского журнала” (magazines.russ.ru). Признается это, вроде бы, и в статье Носковой:

““Журнальный зал” — это замечательный проект, который является сегодня главным ориентиром в мире настоящей литературы и поэзии. Но его цели и функциональность узко ориентированы на элитарную аудиторию и не предполагают коммуникацию с широкой аудиторией читателей”.

Относительно элитарности. Слово красивое. Но — насколько оно применимо к сетевому ресурсу, который доступен для любого пользователя и совершенно бесплатно? Что же это за такая общедоступная и безвозмездная элитарность?

Да и какую аудиторию — в случае современной поэзии — считать элитарной? Пятьсот читателей? Тысячу? Пять тысяч? Пять тысяч читателей — и не просто читателей, а именно современной поэзии, — элитой назвать уже язык не поворачивается. И у меня всегда было интуитивное ощущение, что число людей, читающих, или хотя бы проглядывающих, поэтические подборки, выложенные в “ЖЗ”, где-то подходит к этой цифре.

Решил проверить. Выбрал несколько таких подборок — из прочитанных и чем-то запомнившихся. Старался, чтобы все они вышли в этом, 2012-м, году и были из разных журналов. После чего обратился к куратору “ЖЗ” Татьяне Тихоновой с просьбой сообщить количество просмотров этих подборок с момента их выкладывания.

В результате получились такие цифры.

Алексей Дьячков (“Новая Юность” № 3) — 4401 просмотр; Михаил Дынкин (“День и ночь” № 4) — 2952; Василий Ковалев (“Сибирские огни” № 9) — 1970; Григорий Медведев (“Знамя” № 1) — 2533; Виталий Науменко (“Новый Мир” № 7) — 12580; Александр Петрушкин (“Волга” № 9—10) — 2832; Феликс Чечик (“Арион” № 2) — 5527; Ганна Шевченко (“Дети Ра” № 6) — 2108*.

В общем, цифры не совсем элитарные. Особенно, если учесть, что все эти публикации существуют (изначально) в “бумажной” версии. Так что к цифрам этим следует еще мысленно приплюсовать число прочитавших те же подборки в самих журналах. И счет этих читателей, думаю, тоже идет на тысячи (тут уж проверить не у кого). И еще — для чистоты эксперимента — я сознательно брал только поэтов, почти нигде — кроме “ЖЗ” — не представленных. Ни в других сетевых ресурсах, ни в “телеящике”, ни порой даже на “бумаге”**. Составь я список из других имен — например, Гандлевского, Кушнера, Чухонцева... — количество просмотров было бы, более чем уверен, иным. Уж точно — не меньшим.

* На 26 октября 2012 года. Интернет-адреса публикаций для компактности опускаю — их легко найти в самом “ЖЗ”. Отдельное спасибо Татьяне Тихоновой за помощь.

** Приведенные выше цифры, безусловно, не следует рассматривать как некий “рейтинг поэтов”. Количество посещений зависит также и от “рейтинга” журнала, возможно — и от времени выкладывания в Сети (в праздники и в летние отпуска, как считается, читают больше).

Это — что касается “элитарности” “Журнального зала”. Теперь относительно второй оговорки А.Носковой — что этот ресурс “не предполагает коммуникацию с широкой аудиторией читателей”.

В действительности коммуникация между поэтом и читателем (“широким”, “нешироким”, любым) постоянно происходит. В том числе — и в “ЖЗ”.

И средство этой коммуникации — одно: стихотворение. Послание поэта к читателю. Бутылка, брошенная в море, — по известному сравнению Мандельштама.

Нужна ли в поэзии какая-то другая коммуникация? Более “интерактивная”? Не уверен.

Сошлюсь на собственный скромный опыт. Несколько раз получал письма от читателей, раздобывших каким-то образом мой электронный адрес. Письма с откликами (приятными). За которые я, естественно, благодарил. Однако во втором — или третьем — “мейле” читатель неожиданно (вначале неожиданно: потом-то я уже этого ожидал) присылал собственные стихи. С просьбой прочесть и откликнуться. Я читал. И откликался. Стараясь подбирать слова и выражения с наименьшим травматическим эффектом. После чего переписка иссякала. Коммуницировать со мной дальше читателю становилось, видимо, неинтересно.

Отклик нужен поэту. Особенно в момент его профессионального становления. Да и позже — тоже небесполезен. От коллег по поэтическому цеху, от критиков, редакторов. От — изредка — обычных, неизвестных читателей: как правило, случайный, спонтанный. Натыкаешься, скажем, в том же Интернете на собственные стихи, выложенные в ЖЖ совершенно неизвестного тебе человека. Или на них же, в переводе на какой-то другой язык... “Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется”. Точнее не скажешь. Но иногда, вероятно, возникает у поэтов желание “предугадать”. Проконтролировать этот, казалось бы, тонкий и непостижимый процесс. Порулить им. Собственноручно устраивая, поддерживая и модерируя коммуникацию в “сети” с читателями...

И вот вместо бросания бутылки в океан появляется веселое швыряние бутылками друг в друга: такая вот групповая интерактивная игра. С последующим взаимораспитием в теплой виртуальной компании.

“Я отвечаю: обращение к конкретному собеседнику обескрыливает стих, лишает его воздуха, полета... Страх перед конкретным собеседником, слушателем из “эпохи”... настойчиво преследовал поэтов во все времена. Чем гениальнее был поэт, тем в более острой форме болел он этим страхом”.

Сегодня эти строки Мандельштама, вероятно, кажутся старомодными. Мало ли что они там себе, в доинтернетную эпоху, воображали. Сегодня “конкретного собеседника” — читай: “френда” — поэт зачастую не только не бежит: он его нетерпеливо поджидает. Например, в своем “Живом Журнале”.

““Живой Журнал”, — как говорилось на входе при создании аккаунта, — это возможность выразить себя, поделиться своей жизнью и связаться с друзьями в сети”*.

* Такая надпись висела там еще пару лет назад. Сейчас — когда перепроверял — обнаружил, что ее поменяли на нечто более разумное: “...это место, где вы можете поделиться со всеми своим мнением и найти новых друзей”.

И поэты принялись выражать себя, делиться своей жизнью и связываться в Сети.

Речь не только о стихотворцах, у которых шансы опубликовать свои тексты, кроме как в своем ЖЖ (или на стихах.ру), невелики. Новые стихи в своих ЖЖ стали регулярно выкладывать и серьезные поэты, подобных проблем, вроде бы, не испытывавшие. Бахыт Кенжеев, Виктор Куллэ, Борис Херсонский, Алексей Цветков, Андрей Родионов...

“Тиражи моих стихотворных сборников никогда не превышали тысячи экземпляров. Тем временем в моем блоге на livejournal.com, который совсем не принадлежит к числу самых популярных, число уникальных читателей порой составляет тысячу в день”*.

Чтобы “уникальные читатели” Алексея Цветкова не восприняли это как мой очередной злобный наезд на своего “френда”, оставлю как есть, без комментариев...

Вообще, все сказанное — “не в осуждение, а в рассуждение”. Речь не о вреде livejournal'ов и прочих социальных сетей как таковых. Некоторые поэты их ведут — но не используют для регулярного стиховыкладывания. В крайнем случае, вывешивают в начале “дневника” опубликованные “на бумаге” сборники (или интернет-ссылки на них). Своего рода визитная карточка, не более.

Да и многие из поэтов, выкладывавшихся прежде километрами в своих ЖЖ, уже немного остыли к такому поэтическому паблисити.

“Года два назад, — рассказывает Бахыт Кенжеев, — я увлекся “Живым журналом” — эдаким общедоступным сетевым дневником, где многие мои знакомые размещают стихи сразу после написания. Увы, довольно скоро наступило разочарование. Во-первых, нехорошо, когда стихи на страничке окружены рекламой сетевой торговли валютой и запчастей к иномаркам. Во-вторых, чтение поэзии — занятие целомудренное. Легкая доступность размещаемого в сети как-то обесценивает стихи, что ли”**.

* А.Цветков. Гутенберг поверженный. — Сайт “Pro-books”, 29 октября 2010 г.

** Б.Кенжеев. “Чтение поэзии — занятие целомудренное”. Беседу ведет А.Белых. — “Октябрь” № 5/2009.

Согласен. Интернет сделал большое дело: облегчил процесс публикации и расширил аудиторию читателей. Решил, иначе говоря, ту проблему, которой мучились многие профессиональные поэты в 90-е. Но одновременно с облегчением процесса публикации возник соблазн публиковать стихи с пылу с жару, как пирожки. А с расширением аудитории — превратить свою жизнь в перманентную “встречу с читателями”, только и успевая вести виртуальный конферанс и отвечать на “записочки из зала”...

Конечно, свои соблазны были и у прежних форм организации поэтического процесса. Например, когда в 1910-е стали возникать и множиться поэтические группы, наиболее активными и “медийно” заметными фигурами оказались поэты второстепенные (а порой — посредственные). Что из стихов Городецкого, Бурлюка, Лившица, Шершеневича, Мариенгофа выдержало испытание временем?

Но у Интернета этих “медийных” ловушек на несколько порядков больше. И не столько для стихотворцев-любителей*. И не для профессиональных поэтов, большинство из которых и не очень-то “тусуется” в Сети. А, скорее, для начинающих поэтов, которые (бывали случаи) могут легко спутать “сетевой” успех — с профессиональным признанием.

* В конце концов, мега-резервации вроде “стихов.ру” тоже полезны, они ведь не только провоцируют, но и как-то локализуют эти стихотворные излияния, которые иначе хлестали бы в каком-нибудь другом месте.

Так что пусть — возвращаясь к высказыванию Яна Шенкмана, с которого был начат этот разговор, — Интернет “делает литературный процесс интенсивней и разнообразней” (если кому-то из поэтов без этого скучно). “Позволяет поддерживать связь с читателем” (если кому-то из поэтов это нужно). Пусть, наконец, дает возможность “чувствовать себя независимым от консервативных литературных кланов, контролирующих бумажные журналы” (если кто-то из поэтов особенно изнемогает от их гнета; мне, правда, такие неизвестны).

Главное — не путать организацию поэтического процесса с самой поэзией.

Евгений Абдуллаев. Журнальный зал.

__________________________

🔘 Материал подготовлен сетью культурно-образовательного вещания Творческого Художественного Объединения "Впечатление":

🖊https://t.me/art_impress - учебная мастерская живописи и графики;

🖊https://t.me/teleart - обзор классического изобразительного искусства;

🖊https://t.me/telesculpture - скульптура;

🖊https://t.me/archeart - архитектура;

🖊https://t.me/telekino - кинематограф и фотография;

🖊https://telegram.me/telescenes - сцениеческое искусство;

🖊https://t.me/telepoetic - поэзия;

🖊https://t.me/telephilosophy - философия;