Почему я люблю скулшутинг

Я с восторгом и трепетом отношусь к скулшутингу (от англ. school shooting – стрельба в школе). Сразу стоит уточнить, что именно я подразумеваю под термином «скулшутинг», который ввожу сам и нигде не заимствую. Скулшутинг – это массовое убийство одним учеником школы других учеников, учителей и сотрудников школы (единственное исключение – Колумбина, где было два стрелка. Во всех остальных случаях стрельба совершается в одиночку). Скулшутер не трогает посторонних людей, хоть и не испытывает к ним особой любви и может случайно добавить в список жертв. Скулшутер всегда планирует самоубийство в конце действа. Яркие примеры скулшутинга – «Массовое убийство в школе Колумбайн» и «Массовое убийство в Виргинском политехническом институте».

Эпизоды скулшутинга широко освещаются в мировых медиа, являются благодатной почвой для рассуждений и тесно входят в новейшую культуру.

Случаев скулшутинга сравнительно немного. Подавляющее большинство из них случается в Америке: отчасти из-за культурных особенностей, отчасти из-за более свободного доступа к оружию. В России известно лишь несколько подобных эпизодов. Скулшутеры всегда долго готовятся и оставляют за собой массу материалов вроде дневников или видеообращений, позволяющих раскрыть их мотивы, чувства и философию.

Мне важны внутренние переживания скулшутера, то, как он к этому пришел, что происходило в его голове. Скулшутинг – это, безусловно, индивидуальный акт, но, сопоставив несколько шутингов, можно прийти к определенным выводам. Впрочем, остальные эпизоды скулшутинга только дополняют анализ любого из них, ведь каждый шутинг настолько силен и всеобъемлющ, что может рассматриваться сам по себе.

Обладая ограниченным, но ярким материалом, мы можем составить портрет среднего скулшутера.

КТО ТАКОЙ СКУЛШУТЕР

Скулшутер – это спокойный, тихий юноша 15-23 лет, получающий хорошие отметки, имеющий нетипичные для сверстников увлечения, не пользующийся авторитетом в коллективе, почти всегда травимый. Скулшутер неглуп и образован. Он неагрессивен, часто депрессивен внутри, замкнут в себе и всегда ведет вторую, параллельную жизнь фантазии, в которой долго готовится к убийству, думает о нем, воображает его в постоянно путающихся и изменяющихся деталях и философствует о нем. Обычно этот параллельный мир существует от полугода до нескольких лет и начинается с того момента, когда стрелку в голову впервые приходит мысль, идея устроить стрельбу в своей школе. Скулшутер часто выделяется своей внешностью, повадками, не вписывающимися в общий стандарт (носит длинные волосы, странно одевается, косит под вампира или гота).

В общем, скулшутер – это аутсайдер. Это не бандит, не подросток с криминальными наклонностями. Он никогда не восстает против системы, в рамки которой жестко вогнан авторитарными родителями и бесчувственной администрацией. Но, обидным и парадоксальным образом, он непринят и в среде своих сверстников и остается одиноким перед лицом двух угроз: несправедливости и непривлекательности формальной силы — силы учителей и школы, и яркости, притягательности, но тотальной недоступности и жестокости силы неформальной — силы социального взаимодействия, проявляющейся прежде всего в межполовых отношениях.

Итак, скулшутер с рождения одинок. Он один на один с миром, который ненавидит, с миром, который не принимает его, который несправедлив к нему, который с ним жесток, в котором ему нет места. Скулшутер лишен самооценки, но не лишен эго – он ставит себя выше других хотя бы потому, что может рассуждать, иметь собственный взгляд на мир и выделяется из всех остальных. Он одновременно завидует окружающему миру и ненавидит его. И сейчас стоит напомнить, что стрелок – это подросток, который не имеет твердой почвы под ногами, который зависим от родителей, для которого школа и сверстники являются вселенной, в которой он вынужден существовать и из которой не может вырваться, поскольку иного мира для него нет. Более того, из-за того, что его не воспринимают независимым субъектом, равным взрослому, он не чувствует себя цельным и самодостаточным в этом мире. Он не может опереться на свой индивидуализм и уйти наслаждаться природой или миром внутри себя, так как его внутренний мир нестабилен, хаотичен и напоминает ад. Его ценности меняются и формируются под воздействием агрессивной действительности, но всегда радикально отличаются от ценностей и мировоззрения как формального мира, так и неформального, оба из которых настроены против него.

Я ни в коем случае не хочу подогнать под одну гребенку все разные философии и идеи, заставляющие скулшутеров совершать главный поступок их жизни. Нельзя сравнивать, например, 15-летнего солипсиста Сергея Гордеева, который пристрелил своего любимого учителя и целый урок после этого под дулом пистолета объяснял заложникам свою теорию того, что мир – это сон, и 22-летнего Эллиота Роджерса, написавшего 140-страничный трактат о том, какие порочные существа девушки потому, что не спят с ним. Важным я выделяю именно метафизический акт скулшутинга, а не саму теорию, приведшую стрелка к такому исходу. Теория обыкновенно проста и неинтересна, хоть и красива — впрочем, красоту ей придает именно поступок шутера, то, что она из смешных фантазий стала ужасающей реальностью – более подробно мы обсудим это чуть позже.

Итак, что же такое сам акт скулшутинга, чем он отличается от других убийств и чем вызывает мое искреннее и неподдельное внимание, мы выясним в следующей главе.

АКТ СКУЛШУТИНГА

Я заявляю, что скулшутинг – нечто большее, чем убийство. Скулшутинг всегда бескорыстен и служит чему-то большему, чем человеческие интересы, потому что предполагает смерть стрелка. Стрелок понимает, что жизнь после акта стрельбы невозможна. Расстрел, к которому он идет методично (самому стрелку кажется, что он готовился к этому с рождения), долго, медленно, вынашивая свои идеи и убеждаясь в своей правоте, является кульминацией его жизни и единственной ее целью. Убийца жертвует собою для того, чтобы сжечь дотла ужасный, несправедливый мир, который отринул его, и тем самым возвестить правоту себя, своей идеи – которую он обязательно отразит в каком-нибудь послании или манифесте.

«You have vandalized my heart, raped my soul, and torched my conscience. You thought it was one pathetic boy`s life you were extinguishing. Thanks to you, i die, like Jesus Christ, to inspire generations of the weak and the defenseless people. You had a billion of different ways to have avoided today. But you decided to spill my blood.» - говорит в своем видеопослании каналу NBC 23-летний Чо Сын Хи, устроивший стрельбу в Виргинском политехническом институте — один из самых известных шутингов наряду с Колумбиной.

Но его слова отличаются от вдохновляющих мантр террориста тем, что приходят в голову независимым одиночкам, разбросанным по миру, а также тем, что подросток живет в совершенно другом мире. То, что делает скулшутер, не равно искренней способности умереть или убить за своего бога или страну. Солдат всегда опирается на высший авторитет, на царя, на президента, то есть на людей вокруг него, которые искренне разделяют его парадигму и поощряют его. Солдат умирает за добро против зла, за бога против диавола – у шутера же гораздо более сложная мотивация.

Школьный стрелок отрицает все, и, конечно, осточертевшую религию в первую очередь. Шутер – это привилегированный белый middle-class мужчина, и ни один из них не убивает ради бога, пусть даже индивидуального. То, что Чо Сын Хи (да, Чо Сын Хи не белый, но он не испытывал из-за этого никакого угнетения) называет себя Христом, а Дилана и Эрика мучениками — это отсылка атеиста к культурному образу. Многие шутеры читают Ницше. Вряд ли они углубляются в тонкости философии, но образ героя, превосходящего себя и мир, им импонирует.

На мой взгляд, скулшутинг – это не просто убийство, а акт бунта, выход за грань, метафизическое разрушение ужасного, неправильного мира и самого себя вместе с ним. В конце концов, скулшутер всегда пытается сделать свое дело красиво, он ощущает эстетику своего действа, он стильно одевается, пишет пламенные манифесты, и сам он – с горящим сердцем. Я не шагну настолько далеко, чтобы назвать скулшутинг искусством, но это очень близкие понятия. Это поднимает целый ряд вопросов, а также позволяет по-новому взглянуть на мышление скулшутера, его внутренний мир и ту невероятную, уничтожающую миры силу, которая в нем скапливается и выплескивается наружу.

Шутинг – это акт разрушения мира. Это заявление о невозможности бытия в нем, о несогласии с его основами и правилами. Это смелый и иррациональный поступок — разумеется, у подростка есть тысяча способов приспособиться, стерпеть, выжить. В конце концов, это белые обеспеченные американские мужчины. Поэтому шутинг – это не бегство. Это тотальное всеобщее отрицалово. Это, во-первых, несогласие с миром, а во-вторых заявление, что у тебя есть сила его уничтожить.

«Humanity struck at me first by condemning me to experience so much suffering. I didn’t ask for this. I didn’t want this. I didn’t start this war… I wasn’t the one who struck first… But I will finish it by striking back. I will punish everyone. And it will be beautiful. Finally, at long last, I can show the world my true worth», — заметьте, в выделенных словах сквозят ровно две интенции – эстетическая и мироразрушительная.

Так как же происходит акт скулшутинга?

Его всегда предвещает идея. Идея почти раскольниковская. Идея, которую стрелок вынашивает на протяжении долгого времени. Он вырабатывает свой собственный взгляд на мир, который подпитывается одиночеством, социальной отстраненностью и непониманием со всех сторон. Часто он говорит о своей идее в шутливой манере, но его никто не воспринимает всерьез. Никто не ожидает от него того, что он в действительности это сделает.

«С Андреем Николаевичем у меня не было конфликтов, наоборот — у нас были хорошие отношения. Когда он на меня пошёл, я в него выстрелил — даже не знаю почему, может, потому что никто бы не поверил, что я могу выстрелить?» — Сергей Гордеев, 15-летний стрелок и солипсист из Москвы.

Это, кстати, становится важнейшим фактором в вероятности свершения самого скулшутинга. Ведь с ним никто не считается. Сверстники – из-за того, что он аутсайдер, взрослые – из-за того, что подросток. Он не обладает никакой реальной силой в мире, но считает, что достоин ее. И вполне справедливо решает! Заметьте, что у шутеров, обижаемых в школе, нет никакой объективной причины на унижения. Они неглупы, не уродливы. Конечно, у них низкий социальный ранг, иные увлечения, другие моральные принципы, да и нужно же кого-нибудь травить – но оттого, что они не понимают причин своего положения, им тем сложнее с ним смириться. Например, Эллиот Роджерс вот в этом видео сидит в своем BMW, попивает латте из Старбакса и искренне не понимает, почему его не любят девушки. И его рассуждения вполне логичны. Он не урод, не беден, образован. Как ему объяснишь?

Поэтому он осознает, что мир несправедлив. Он не примиряется со своей ролью, а вынашивает идею бунта. Неважно, насколько этот бунт неэффективен или кажется нам смешным. Это метафизический бунт, бунт против самого мироздания – ведь мир для подростка ограничен школой, и принести ствол в класс и пристрелить учителя с одноклассниками – это в буквальном смысле уничтожить вселенную и самого себя. Скулшутер понимает, что жизнь после этого акта невозможна. Он не думает о том, как будет сидеть в тюрьме. Тем более, что, если он выживет, его заклеймят безумцем и ничего, в общем-то, не изменится. Акт скулшутинга – это акт провозглашения собственного влияния на мир. Все смеялись над его словами, никто не воспринимал всерьез. Своим поступком скулшутер заставляет с собой считаться – и вместе с тем полностью отрицает прошлый мир, заявляя, что он с ним не согласен и отказывая ему в праве на существование.

СКУЛШУТИНГ – ЭТО КРАСИВО

Также я заявляю, что скулшутинг – это нечто эстетическое. Дилан и Эрик были одеты в черные плащи, скрывающие оружие, высокие кожаные ботинки и черные очки. Интересно, что за полгода до шутинга они снимают короткометражный фильм, в котором в точности повторяют все, что было в день стрельбы, и, разумеется, одеты в ту же одежду. Во время убийства они ведут эффектные разговоры с жертвами:

«At this point, the seriously injured Valeen Schnurr began screaming, "Oh my God, oh my God!" In response, Klebold asked Schnurr if she believed in the existence of God; when Schnurr replied she did, Klebold simply asked "Why?" before walking from the table.»

Или:

«As the two youths returned to their vehicles, Harris encountered Brooks Brown, a friend and classmate with whom he had recently patched up a longstanding series of disagreements. Brown, who was in the parking lot smoking a cigarette, was surprised to see Harris, whom he had earlier noted had been absent from an important class test. Harris seemed unconcerned when reminded of this fact by Brown, commenting, "It doesn't matter anymore." Harris then elaborated: "Brooks, I like you now. Get out of here. Go home." Brown, feeling uneasy, walked away.»

Они хотят не убить как можно больше людей, а сделать это эффектно. И у них это получается. Многие скулшутеры после Колумбины равнялись на Дилана и Эрика, одевали те же плащи и ботинки. Но глупо утверждать, что этот пример вынудил новых стрелков совершать убийства, — пусть об этом говорят газеты. Тут все слишком серьезно. Своей одеждой они выражают почтение Дилану и Эрику, показывают, что солидарны с терактом погибших против этого дикого, невыносимого мира.

Тема скулшутинга широко осмысляется в современной культуре – от альбома TeenWitch (2014) до тысяч отсылок в шоу и телевизионных сериалах, и это не считая снятые по мотивам фильмы. Слово «Колумбина» стало нарицательным для скулшутинга, а эстетическую основу его подхватили многие музыканты. Трек The Fosters - Pumped Up Kicks стал чуть ли не гимном скулшутеров. Упоминали шутинг или посвящали ему песни бесчисленное число именитых музыкантов – от Мэнсона до Боуи.

Меня в шутинге привлекает именно тот метафизический, разрушающий миры порыв, который обернут сильной эстетической энергией и выливается в такое действо. Стрелки не замышляли своего проекта как перформанса, они верили в него, но именно поэтому он жив, силен и искренен. Да что уж там говорить - это по-настоящему взрывная вещь, это хэппенинг, который и не снился современным художникам.

В скулшутинге мне не нравится само насилие. Меня не возбуждает эстетика убийства, не привлекают маньяки и серийные убийцы. Я глубоко сочувствую жертвам скулшутига, их близким и самому стрелку. Скулшутинг - это почти акт искусства, который требует жертв. Это Тарковский, сжигающий корову и ломающий ноги лошади. Этично ли такое? В моем моральном кодексе — нет. Но отрицать очевидную эстетическую силу такого поступка - значит закрывать глаза на искусство потому, что оно аморально или бездуховно, контрреволюционно или дегенеративно.

Под конец хочется сказать, что скулшутинг вскрывает гораздо более глобальную тему – тему того, что есть искусство. Я намеренно не утверждал, что скулшутинг есть акт искусства, потому что художник творит осознанно, а скулшутер не пытается делать искусство. Однако скулшутинг — что-то очень близкое к искусству из-за явно выраженной эстетической направленности действия. Скулшутер хочет сделать красиво, и он ухватывает эту тонкую эстетику. Эту же эстетику улавливаю и я, и, хоть сам факт убийства ужасен, я восхищен и потрясен неимоверной красотой и мощью действа, метафизической бурей, кипящей внутри стрелка, а также его — скулшутинга, — безусловной реальностью.