пластилин

Маленькая Динка проснулась, босыми ногами побежала в комнату, где мама и бабушка смотрели телевизор. Динке было пять, по щекам текли слезы, внезапно она поняла что совершенно не хочет умирать. Остановилась на пороге комнаты, смотрела как в темноте  отблески экрана играют на лицах, тихонечко, едва слышно сказала: «Я не хочу умирать!» Мама и бабушка заметили ее светлую фланелевую пижамку, босые ноги и заплаканные глаза. Они долго обнимали, успокаивали Динку, говорили, что ничего «убирать не нужно», чтоб она перестала плакать. И только когда маме удалось отвести и уложить Динку в кроватку, она расслышала, что не убирать, а умирать, очень удивилась и стала тихим, спокойным, нежным, маминым голосом, рассказывать про долгую и счастливую Динкину жизнь, про то как много всего интересного ей еще предстоит.

Наутро Динка не умерла, а проснулась бодрая веселая и потребовала купить ей пластилин, так как окончательно и бесповоротно в эту ночь решила стать скульптором. Это слово возникло в ее голове так же внезапно, как и боязнь умереть. Она не очень понимала его значение, но была уверена, что как то оно связанно с пластилином.

Квартира была на первом этаже, подоконник большой комнаты выделили под "мастерскую". Динка стояла у окна и возилась со своими пластилиновыми зверятами, недочелоками, да и просто страненькими уродцами. Но больше всего ей нравилось смотреть, как там живет улица, по ту сторону окна. Каждое утро, проснувшись, первым делом она бежала открывать шторы. Чтобы их открыть нужно было тянуть за веревку, они с громким шорохом разъезжались по разным сторонам. За шторами оказывался летний день, и утренние солнце, и дворник, который махал своей огромной метлой. Примерно в полдень перед окном появлялся дядя Петя и его болонка Кузя. Дядя Петя жил этажом выше с тетей Машей и Кузей. Иногда вечерами ради забавы Динка брала с кухни ложку и стучала ей по металлической трубе, что пряталась где-то в потолке. Ответ не заставлял себя ждать, и Динку это очень веселило, она ни минуты не сомневалась, что там наверху соседи веселиться точно так же, да и еще небось ложку друг у друга отнимают.

Появившись перед окном дядя Петя поднимал голову и кричал: "Маша, спускай!" И тут же тихонечко начинала спускаться веревка с привязанным крюком, поймав клюк дядя Петя вешал на него тряпичную авоську, махнув рукой, задорно и громко говорил: "Готово!". Авоська начинала ползти вверх. Тётя Маша, большая добрая, стоя на балконе, поднимала хлеб и пакеты с крупой, а дядя Петя закуривал папироску, подмигивал Динке и шёл с Кузей дальше. Когда  на район приезжала цистерна со свежим молоком, он цеплял на крюк бидон, и бидон полз медленно-медленно, чуть позвякивая крышечкой, Динка не могла оторвать взгляд от этого бидона мысленно считая каждую каплю, которая срывалась вниз, а может она и не умела считать, но думала что умеет.

Летом окна были открыты и все взрослые в их доме, уже знали, что почти каждый день Динка будет стоять у окна и возиться со своим пластилином. Частенько кто-нибудь останавливался поболтать, посмотреть что новенького сделано.

Однажды остановилась чета китайцев, в начале 90-х было много в дальневосточном приморском  городке, они улыбались, говорили на китайском, а потом достали из сумки целый пакет леденцов и поставили на подоконник и ушли!

Ещё "мастерская" была удобна тем, что когда в поле зрения появлялся один из  дворовых дружков, Динка могла быстренько выпрыгнуть на улицу, добежать до окна кухни и крикнуть в него маме, что  ушла гулять, тем самым исключив возможность всяческих запретов, ведь она уже была на улице!

Как-то внезапно квартиру продали, а Динке сказали, что они теперь будут жить в другом городе. Куда они уезжают и зачем никто объяснять не стал, а просто однажды рано утром родители открыли настежь большое окно динкиной «мастерской». Было по осеннему холодно и дождливо. За окном стоял огромный контейнер! Грузчики вместе с  динкиным папой входили в квартиру из окна, брали диваны, шкафы, кресла и снова перебравшись через подоконник исчезали в этом огромном темном шкафу! Динка стояла в своей светлой фланелевой пижамке, босая, прижав к себе коробку из под обуви, куда, на кануне, она сложила все свои пластилиновые творения, ей тоже очень хотелось перебраться через подоконник и исчезнуть в этой темноте, найти самое укромное местечко для коробки. Но залезть в контейнер мама ей не разрешила, и вообще прогнала из холодной комнаты, и даже попыталась отобрать коробку, но Динка не отдавала, говорила, что она должна сама ее положить, и обязательно так, чтобы ничего там не поломалось. Родители не очень то хотели брать с собой пластилиновый хлам, и все время говорили: «подожди, потом!". Когда квартира опустела, а контейнер хотели закрывать Динка встала на подоконник, чтобы самой положить коробку, и сказала, что если ее не положат, то никуда она отсюда не уедет, а уезжать-то ей и правда совсем не хотелось!

Коробку забрали, Динку отправили умываться и завтракать.

До другого городка контейнер шёл четыре месяца.

Когда все вещи выгрузили в новый пустой дом, мама откапала эту коробку и дала Динке. Коробка, конечно, же помялась, а почти все что было внутри превратилось в один кусок пластеина,  то что сохранилось, показалось ей таким некрасивым, стало немножко совестной за то, что коробка с такими некрасивыми фигурками занимала место в  долгом путешествии.

Тогда же Динка окончательно и бесповоротно решила, что никаким скульптором она не будет. И вообще вокруг все было новое, непонятное и непривычное, ей стало не до каких-то там глупых мыслей, о том кем становиться. Нужно было столько всего узнать ко столикому привыкнуть.

Но иногда по ночам, когда она лежала в огромной чужой комнате, она вспоминала, ту ночь, и как она босая стояла на пороге комнаты и тихонечко повторяла, что не хочет умирать, тогда ей установилось совсем грустно и тревожно. Но идти ночью по чужому дому ей не хотелось, можно наткнуться на незнакомые углы, да и ведь она уже выросла,  не такая маленькая, потому натянув одеяло на самую макушку она засыпала.