Пиночет и всё-всё-всё
Orange EastСкептически настроенные, политически ангажированные, усвоившие набор исторических стереотипов ещё в школе граждане, а также левые оппоненты (те из них, кто способен рефлексировать, сомневаться и размышлять, а не повторять пропагандистские штампы) нередко задаются вопросами: «Почему люди в 70-е зачастую поддерживали военные хунты и приветствовали вмешательство военных во внутреннюю политику? Не из страха ли быть расстрелянными, не под дулами ли винтовок они делали всё это?».
Ответ на это прост. Нет, чаще всего не из страха, тем более, что даже самые некомпетентные и неприятные южноамериканские хунты, типа аргентинской и уругвайской, не занимались массовыми расстрелами в европейском, советском или азиатском понимании этого термина. Даже Грязная война, если взять реальные, а не пропагандистские (знаменитые тридцать тысяч, раскрученные Альфонсином и Киршнерами) цифры по убитым и пропавшим без вести (они составляют от девяти до пятнадцати тысяч человек) не может сравниться с действиями национал-социалистов, большевиков, полпотовцев, маоистов, нилашистов, иранских «исламских революционеров» и т.д.
Взять хотя бы Аргентину — один из наиболее показательных примеров. В июне 1975 года Альберто Рокамора (министр внутренних дел при Исабель Перон) давал пресс-конференцию, в ходе которой сообщил, что в 1973 году в стране было зарегистрировано 689 терактов, в 1974 году их число выросло до 3178 (!), а за первую половину 1975 года МВД зарегистрировало 1212 терактов.
Первенство крепко держали ультралевые — Montoneros, Ejército Revolucionario del Pueblo(ERP, Революционная Армия Народа), но их быстро догоняли фашисты из Triple A (AAA, Alianza Anticomunista Argentina, Аргентинский Антикоммунистический Альянс.) Все мочили всех без разбора, не щадя ни бедных, ни богатых, ни взрослых, ни детей, ни капиталистов, ни профсоюзных; в стране творился полный хаос, правительство без конца заседало под мощной охраной, пытаясь при помощи натруженных языков «выработать мирную программу действий, направленную на примирение всех сторон и прекращение террористической войны» (а в Аргентине шла именно террористическая война; несложно подсчитать, что в том же 1974 году в стране ежедневно случалось почти по девять терактов — и это только зарегистрированных.) Лопес Рега, министр социального обеспечения, оккультист и фашист, близкий к Исабель Перон, один из основных лоббистов правоперонистской модели, настаивал на собственном варианте решения проблем ультралевых — подавлении уличных боевиков-революционеров силами других уличных боевиков, фашистско-правоперонистского толка + полиции, которую он тоже предпочитал рассматривать не как правоохранительный, а скорее «идеологический» институт.
Теперь я предлагаю читателям вообразить, что они живут в стране, где в день происходит по девять терактов, на улицах идёт мощнейший гражданский конфликт между левыми террористами и неофашистами; министр социального обеспечения — оккультист фашистского толка, серьёзно влияющий на весьма экзальтированную леди-президента, эпизодически впадающую в трансы и экстазы; министр внутренних дел — перонист, этатист и известный любитель экономических ограничений и национализаций. О его успехах на этом поприще упоминала даже советская пресса; например, в газете ЗНАМЯ КОММУНИЗМА от 16 октября 1974 года была заметка о переходе фабрики La Bernalesa под контроль государства с частичным правом рабочих участвовать в руководстве предприятием, о чём рабочим на митинге сообщил лично Рокамора. Представьте себе, министр внутренних дел выступал на митинге, сообщая, что фабрика переходит под контроль государства и рабочего комитета, как Ленин или Зиновьев какой-нибудь.
К этому катастрофическому сценарию добавьте тот факт, что половина депутатов в стране — болтуны и коррупционеры, боящиеся высунуть нос на улицу, а вторая половина — либо идиоты, тупо голосующие за «больше налогов» и «против капитализма», либо сторонники жёстких мер и войны с врагами государства, а у простых аргентинцев при этом семьи, дети, которых желательно каждый день отправлять в школу через весь этот хаос, работа, которая мало помогает, потому что в стране гиперинфляция, цены растут, а денежные бумажки постоянно допечатываются. А теперь представьте, что вы живёте не в Буэнос-Айресе, где концентрация пусть коррумпированной, но всё же полиции была довольно высокой, а уровень жизни всё-таки выше, чем «в среднем по больнице», а где-нибудь в Тукумане, где в указанный период времени творился настоящий ад.
И тут в этот бардак с гарканьем: «Стоять! Смирно!» вторгается армия, разгоняет уличные банды и объявляет процесс национального примирения и реорганизации, поначалу приводит вполне адекватных экономистов, в страну текут инвестиции, а деньги внезапно перестают постоянно обесцениваться. Тут уж поневоле начнёшь симпатизировать «погонам» (другое дело, что в итоге аргентинская хунта оказалась некомпетентной, провалившей программу экономических реформ, и потому проиграла по всем фронтам, но в первые годы она производила на граждан скорее благоприятное впечатление.)
В те годы схожие процессы (теракты, беспорядки, гиперинфляция, национализации, ползучее проникновение международных тергруппировок, спонсируемых СССР, Кубой и отчасти китайцами) шли во многих странах Латины. Поэтому нет ничего удивительного, что в странах, где до власти дорвались вполне адекватные хунты типа пиночетовской, многие люди вздохнули посвободнее и от всего сердца поддержали военных, положивших конец террору, уличной герилье, страху, инфляции и нищете.
А теперь рассмотрим ситуацию в Чили внимательнее: