ПЕРВЫЙ

Антон изучает квартиру Эда, не пропуская ни куска. Ничего необычного, только холостяцкие вещи, которые не выражают ничего особенного для Антона, вряд ли можно найти что-то удивительное в разбросанных футболках и крошках на всех горизонтальных поверхностях. Ни фото родственников, ни каких-то иных вещей, говорящих о том, кого из себя представляет хозяин. Книг всего парочку, но все на английском, так что Шастун даже не пытается разбираться в них. Ничего, за что можно зацепиться.

Наверное, надо бы что-то приготовить Выграновскому или заказать хоть какой-то ужин, пока тот работает за них двоих. Антон усаживается на кровать в комнате и открывает приложение, чтобы натыкать в пределах косаря им на поесть. Эд не пишет и не звонит весь день, что немного странно, Антон мысленно ставит галочку выяснить причину вечером.

Ласковая улыбка невольно скользит по губам, Эд — чудо, спасение, совсем как все те герои из песен и книг, где хеппи энд и соплей на 10 страниц. Ну а сердце до сих пор тревожно сжимается, навсегда оставшись там, в той квартире, где его истинный был так нежен, а сам Антон так любим.

— Ты справишься, — бормочет Шастун и не понятно к кому он обращается: к себе, Арсению или Эду.

Выграновский весь день думает о словах Арсения, даже если пытается их выкинуть из головы. Пришел и как бухой алкаш в круглосутке раскидал мысли, фантики, осколки, бычки, среди которых Эд как какой-то ебаный философ должен отыскать хоть долю смысла и истины, которую пытался донести Попов.

И он сейчас уверен, что все, что он ответил ему было правильным, и как будто уверенности в том, что он сделает Антона счастливым, стало больше, нет послевкусия "а если б я вот так ответил", потому что Выграновский привычно говорил все, что думал без обиняков и прелюдий, не выцеловывая зад, прежде чем кинуть: "Ну как мудлан ты поступил".

Арсений выглядел ужасно и что-то говорил про свой переезд, а Эд внутри погано ликовал, потому что видел квинтэссенцию боли вчера в истерике Антона и на самом деле был не прочь стесать о его лицо кулаки, пусть и татуированные костяшки потом очень несимпатично подпортятся корками. Но Арс пришел с миром, чтобы уйти, поэтому Эд не стал, хотя даже коробки стали легче, когда он вернулся к работе, а Арсений ушел: стремительно, опустив голову и на ходу доставая еще сигарету из пачки.

Антон не вещь, но он знает, что для альф дележка омеги и не похожа на перетягивание в разные стороны любимой игрушки. Омега это про что-то, сидящее в печенках, про что-то, что ни в коем случае ни с кем делить нельзя, как нельзя делить собственное сердце, распиливая аорты, что поделиться с кем-то частью собственной жизни.

Антон слышит, как дверь открывается, и разворачивает фольгу с коробок, отложив телефон. На заблокированном экране остался всего один аккаунт в инстаграмме, который Антон не может перестать посещать, хотя бы просто чтобы убедится, что он не спятил, а цвет глаз Арса ну вот ни на грамм не схож с цветом Выграновского.

— Привет, — улыбается Шастун, когда Эд заходит на кухню, — я заказал тут… Надеюсь, что угадал со вкусами.

Выграновский замирает в дверях и давно забытое чувство тепла, когда кто-то тебя ждёт дома с ужином и улыбкой на губах. Ему хочется поцеловать омегу, но как будто рано, как будто им нужно постепенно прийти к этому, даже не им, а Шастуну. Но желание коснуться этих мягких, как все еще помнилось Эду, губ никуда не денется, пока наконец он не сможет это делать на постоянной основе.

— Охуеть. Антон, все хорошо, я ем все подряд, — альфа подходит ближе и не знает куда деть руки, поэтому привычно хрустит костяшками, сжимая пальцы, — прости, неприятный звук.

Антон качает головой и улыбается:

— Все норм, я в порядке с этим, — говорит он и тянется к телефону, но в последний момент передумывает.

Они ужинают вдвоем, пока телек крутит сцены из камеди, где Воля хуесосит вычурно разодетых гостей в простецком сером костюме и выглядит на 100 голов выше напыщенных индюков, пришедших поторговать лицом: Антон пачкает губы соусом, поедая лапшу из коробочки, а Эд уплетает роллы, потому что они решили, что пицца в них сегодня не влезет.

Разговоры ни к чему, но почему-то Антону так спокойно с альфой, особенно сейчас, даже просто молчать, слушая, как он иногда фыркает над особенно остренькими подколами комика. Он смотрит в голубые глаза напротив и думает, что все может быть хорошо. А дисплей айфона за спиной на столешнице загорается от уведомлений.

Арсений Попов 21:35

Моя благородность и принципы заканчиваются там, где начинается твоя любовь ко мне.

Арсений Попов 21:35

Он даже не понимает, что ты такое. Зачем ты так с ним?)

Арсений Попов 21:36

Я переезжаю в Сити. Скину адрес смс-кой. Приезжай, если будет нужно.

Антон прочитает это утром, уже после того, как засыпающий альфа пробормочет слова благодарности и выразит не без мата надежду, что теперь, без ебаного бывшего Шаста, у них все получится. Прочитает. Чтобы ничего не ответить, так и не пересилит себя, замерев над "заблокировать", но так этого и не сделав.

***

Выграновский старается, очень старается, но чем дальше они едут, тем сильнее давит осознание. Пиздец. Шастун испытывает на прочность, намеренно измывается, либо Эд не раздупляет в чем дело, а Шастун репетирует роль жесткого психологического давления, чтобы сделать из альфы какого-нибудь неуравновешанного истероида.

Лишь первая неделя была райской. Антон ластился нежным котенком, Антон ждал любви и был готов давать ее в ответ. Антон постепенно становился для него всем: причиной возвращаться домой, поводом купить целую охапку гипсофилов, въебав в эту покупку не много не мало четыре тысячи, причиной улыбки, которая теперь не казалась вымученной, а действительно была счастливой.

А потом Шастун начал сучить. Если раньше вся его вредность заключалась в пассивно-агрессивных огрызаниях в кофейне, то теперь она жила в его квартире. "Эд, бляха-муха, я же играю, ну", "Да, я улыбался тому альфе и он случайно взял меня за руку, я на работе забыл?", "Эд, у меня сейчас нет на это времени", "Эд, блииннн".

Выграновский глотает, глотает, хавает, держась за здравый смысл из последних сил, а на зубах хрустят осколки его гордости и самоуважения. Антону тяжело, Антон выбрался из тяжелых отношений. Антон Антон Антон. А еще Антон ахуенно пах, и был необычайно ласков, хотя до его следующей течки еще было почти 2 недели.

Даже несмотря на долгое отсутствие секса и приближающийся гон альфа был аккуратен и нежен в их первый раз, а то, как стонал и просил члена омега, заставляло сердце делать сальто. Как пах Шастун, как он тек, как он блядски закусывал губу, как насаживался на член, выстанывая тягучее "Аальфа". Все это ставило жирный крест на каждом недопонимании. И Выграновский не догадывался, что все эти стоны — не ему. Что Антон до сих пор бредит истинным, а намек на возможную встречу, если вдруг омеге она понадобится, который оставил Попов, греет ему душу. Словно путь к отступлению. Он всегда может придти к Арсению. Из соображений здоровья и спокойной...течки как минимум. Совесть заснула где-то во льдах, замерзла там, а после ее раздробили отбойным молотком, в поисках неведомых сокровищ севера. Сокровищ нет, есть только четкое осознание: Выграновский, да и кто-либо другой не заменят ему его.

Арс не ждал. Не ждал звонка, не ждал его возвращания, ничего абсолютно. Он слишком долго собственноручно отламывал от их отношений себя по кусочкам, чтобы никогда больше не делить ничего, кроме, может быть, постели. Он упал в рутину кип бумаг и встреч, договоров и печатей, подписей и одиночества. Арсений перестал жрать мятный дирол пачками, как делал это раньше, пытаясь воскресить запах омеги или хотя бы сымитировать аромат, который ощущал только от истинного.

Эд не замечает. Все также пашет, перебираясь изредка на съемную студию к знакомому, хоть и ненавидит эти коморки, размазанные граффити "аля мы самые пиздатые" всем сердцем, но когда Антон рубился в плойку, его оры не в шутку пугали клиентов, а постоянный нудеж о том, что он не может спокойно придти на кухню и элементарно "воды попить, Эд!" доводили его до желания рявкнуть, а может быть и пиздануть кулаком по чему-нибудь твердому. Шаст не видел ничьих границ, кроме своих собственных, и та крепость, которую сам же выстроил Эд в попытке защитить омегу теперь стала его же тюрьмой.

Арсений начинает видеть его во снах, и понимает, что сходит с ума. Совсем скоро у него начнется гон, и тогда, наверное, придется брать выходной, чтобы не сорваться здесь на секретаршу или еще какую-то симпатичную омегу. Арсу херовато, но он знает, что любая одноразовая текущая омега вполне сможет заменить ему секс в постоянных отношениях, но, конечно, вряд ли заменит истинного. Все чего хочется Арсению это прижать такого любимого и такого несносного мозгоебательного омегу, и как наркоману вдыхать-вдыхать-вдыхать запах свежей мяты.

Антон не замечал за собой ничего и обижался, что Эд постоянно злится на него. А что он такого делает? Ну разве не лучше снять студию и там работать? Антон хочет отдохнуть в законный выходной, а не слушать жужжание машинки, хочет зайти на кухню и поесть нормально, но тоже не может. И плевать, что у альфы этих выходных вообще нет, а съем студии требует бабловливания.

Шастун закатывал глаза, когда альфа делал замечание по поводу его громкости, и фыркал, когда его просили уйти в комнату. Антон не просит ничего, кроме комфорта, который Эд ему обламывает раз за разом. Он ебашит смену, а потом приходит и слышит гогот Выграновского с клиентами. Клиенты кстати часто выглядят так пугающе, что хочется погулять на улице и дождаться конца сеанса, прежде чем идти домой.

— Может мне уехать к себе? И все? — фыркает Шаст и продолжает играть в Фифу, даже не поворачивая головы на альфу.

А Эда это еще больше злит, особенно в преддверии гона: он становится раздражительнее и желание вцепиться эгоистичному омеге зубами в шею побороть очень сложно.

— Ты заебал, — рычит Эд и уходит, чтобы доделать начатую огромную работу на спине знакомого. Его собственная спина уже давным давно затекла, ведь теперь помимо кофейни и тату ему прибавили разгрузку товаров, чтобы не переплачивать грузчику. Но он знает, что деньги нужны, поэтому берется за любую подработку.

Антон равнодушно пожимает плечами и продолжает, но телефон рядом делает пилюлю и Шаст откладывает джойстик, ставя на паузу.

Арсений Попов 20:35

Соскучился?

Омегу прошибает холод, а потом против воли внизу живота скручивается узел.

Я 20:36

Опять ты? Я не отвечал тебе на твой обоссаный адрес, так что еще?

Они оба знают, что характер омеги, сучность и выеба внутри него не дает сразу нормально ответить, даже не ответственность перед Эдом, а уж тем более не его чувства к татуированному альфе.

Арсений Попов 20:36

Мы опять играем в незнакомцев? У меня гон, ты мне очень нужен

И где-то внутри Антон уже заранее согласен: гон альфы это что-то сокровенное для омег, как и течка омег для альф, и тот факт, что Арс всегда выбирает его. Разъебывает. Думает секунду. Десять. Двадцать.

Я 20:37

Адрес.

Арсений отправляет домашний адрес и предлагает вызвать такси, но, пока что, говорит Антон, рано. Чтобы это ни значило. Арсу плевать на всё: на мораль, на рамки, на расставание, на выёбы Антона. Альфа внутри рычит и рвёт, требуя вернуть истинного туда, где ему самое место.

Шастун резко встает, чтобы быстро собрать шмотки. Что-то лёгкое, чтобы зайти купить еды и засунуть в спортивную сумку. Он вспомнит о необходимости есть, если только пища она будет лежать рядом с одеждой на глазах.

А Эд, слыша громкие, почти психованные, шуршания, снова оставляет клиента и уходит в комнату, чтобы увидеть это. Слезы на глазах, лицо красное, будто он давно плачет, а не недавно усиленно тер их. Неужели он воспринял все так буквально?

— Антош?

— Я на пару дней к себе. На работе возьму отгул и все. Мне нужно подумать.

Эд не замечает, какие шмотки он собирает, а надо бы, ведь стоило задаться вопросом, зачем ему кружевное белье, чтобы «подумать».

— Слушай, я просто устал, не соображаю, че несу, давай ты останешься и мы разберёмся в чем дело, да? Извини, что так сказал, хочешь, я сейчас сверну нахер весь сеанс, — пытается успокоить Выграновский, хоть внутри ему хочется уже орать от всего, что происходит, одновременно и страшно от такой реакции Антона.

— Нет. Я напишу, как буду дома.

Все происходит слишком быстро и сумбурно, так, что Эд только смотрит на только что хлопнувшую дверь и не понимает как ему на все это реагировать и что делать.