Знать твоё имя («Теневой» цикл)

Кто-то ждёт выходных, кто-то – новый альбом любимой группы. 

Ирис ждёт Тень. Нет, разумеется, ей далеко не безразличны музыка и выходные, но его приходу она обрадовалась бы куда больше. 

Подарок-кольцо она хранит под подушкой. Потерять она его не боится, нет – просто оно слишком велико для её длинных и тонких пальцев. 

Ирис стесняется своих пальцев, в то время как знакомая художница твердит ей, насколько они красивы и изящны. Но Ирис надевает безразмерные пуховые варежки цвета мёда. 

Ирис идёт домой. Город уже отгремел новогодним настроением, но ещё не избавился от лампочек, задорно мигающих в окнах магазинов. 

Она лезет в карман за телефоном, чтобы переключить песню. Пальцы скользят по экрану: одну варежку приходится снять. Ирис неловко роняет её на снег. 

Варежка выглядит на снегу, словно маленькое солнце. 

Но наклоняться, чтобы поднять её, не приходится. Ведь Ирис настолько везучая, что всякие там услужливые Тени разгуливают по улицам и торопятся ей помочь. 

– Вечер добрый. 

– И вам не хворать, – мямлит Ирис, выхватывая перчатку. На то, чтобы успокоиться, у неё уходит секунды две. Безупречная выдержка. 

– Почему не спрашиваешь, где был? – усмехается Тень. 

– Потому что это не моё дело. 

Уважать чужое личное пространство она умеет. Более того, доставлять удовольствие Тени своими расспросами она не будет. Всё равно ведь не расскажет. (Этот этап она уже прошла. Никогда не рассказывает.) 

Ирис раздражённо косится на фонарь на углу: 

– Верни фонарь. 

– Так вот же он, – картинно удивляется Тень, в два прыжка преодолевая расстояние до столба, и хлопает его с такой силой, что тот начинает гудеть. 

Но послушно щёлкает пальцами, и свет вновь заливает улицу. 

– Да будет свет! 

– Сказал электрик и перерезал провода, – парирует Ирис и идёт по улице прочь. Она вся обращается в слух, пытаясь услышать скрип снега за собой. И тут же ругает себя за глупость: откуда у теней шаги? 

Она идёт минуту, и две, и три. Желание оглянуться обуревает её с какой-то нечеловеческой силой. Она опускает голову и идёт ещё быстрее, глядя только себе под ноги. 

И, разумеется, натыкается на Тень, как ни в чём не бывало перегородившего ей путь. Умение бегать со скоростью света – полезная вещь. 

– Обиделась? 

Тень смеётся так тихо, что от его смеха кровь покрывается изморозью. Ирис загнанно оглядывается по сторонам. Ей очень хочется проигнорировать этот вопрос. Ей много чего хочется, и жизнь не может дать ей всего. 

Нельзя исчезать так надолго, заставляя принимать это как должное. 

– Но я же не человек, – беспечно напоминает Тень. 

Ирис нарочно произнесла последнюю мысль вслух. Потому что она может сколько угодно думать, что Тень ей не нужен. Или нужен. Всё равно, что выбрать. Просто если он её не поймёт – или вдруг поймёт неправильно и больше не вернётся, – Ирис будет плохо. Очень. 

Ей и так будет плохо, потому что нельзя связаться с Тенью и выстроить общение по-человечески. Даже так: нельзя привязываться к Теням. 

«Да, никогда не привязывайтесь к теням, если хотите быть счастливы», – советует Ирис своим невидимым ученикам. 

– Зато я – человек. 

Очная ставка. Кругом темно, но у Тени глаза такие гипнотизирующе яркие, словно в них запрятано по звезде. Необходимо отвернуться, прервать зрительный контакт, глубоко дышать. И всё будет в порядке. 

Тень вдруг заходится в приступе кашля, так что его сгибает пополам. В Ирис просыпается материнский инстинкт и она, забывши, что Тень – это тень, хватает его за рукав и тащит пить горячий чай. 

Кто бы мог подумать, что тени тоже могут простудиться? 

*** 

– Хочу тебя кое о чём попросить, – говорит Ирис, глядя на свечу. Электрического света Тень не выносит. Потому и отключает всё время фонари. Они умаляют его власть, твердит он. Но Ирис-то знает, какой он на самом деле капризный. 

– Ну? – скучающе говорит Тень, гоняя по тарелке крошку печенья. Печенье домашнее, но Ирис не говорит ему об этом. Ей не хочется, чтобы выглядело так, будто она пытается ему угодить. 

Ей самой не хочется думать о том, зачем она пытается угодить хоть кому-то. Тем более – ему, который ничего не ценит. 

– Я хочу знать твоё имя. 

– У теней много неоспоримых достоинств, – начинает Тень. – Первое из них заключается в том, что у нас множество имён. Каждый народ, каждая эпоха накладывает свой отпечаток на наше чело… 

«Ишь как прикидывается», – раздражённо думает Ирис. 

– Чело у него, господи, – вырывается у неё, – да ты сам говорил, что не так уж давно стал тенью! 

Тень поджимает губы и отодвигается от стола. 

– Откуда тебе знать, что это такое? 

Ирис обречённо думает, что он уйдёт, однако Тень просто подходит, хватает её бледную ладонь и прикладывает к груди – там, где находится сердце. 

Глухие удары отмеряют вечную жизнь, подобно старым и одряхлевшим часам. 

…Старые часы города бьют глухо и мерно. Молодой юноша шагает по узкой мостовой, поглядывая на жёлтый лунный круг. Ему боязно, и он страшится этой ночи. Не столько даже ночи, сколько того, что скрывается в ней. Выйдя на главную улицу, он с облегчением видит электрический фонарь. Однако тот неожиданно гаснет. 

Остаётся только рыжий, тлеющий огонёк сигары, словно повисшей во тьме. Мальчик оборачивается к проходимцу. Его слова доносятся, словно сквозь вату. 

– Кошелёк или жизнь? 

Там лежат деньги на хлеб для всей семьи. Мальчишка сжимает кошёлек до побеления костяшек. Тихий металлический лязг вспарывает ночную тишь. 

*** 

Солдаты жгут костёр. Они расселись кругом, и один из них надсадно кашляет кровью. 

– И куда ты такой чахоточный попёрся? – не выдерживает кто-то из его товарищей. Жалость и раздражение на эту жалость перекашивают его лицо в разные стороны. А может, это у него всё плывёт перед глазами. 

– Родина позвала, – сдавленно отзывается больной, валясь набок, на траву. 

– Нужен ты ей. Чем ты поможешь, увечный, слабый. Тебе даже тяжело держать оружие! 

– Я за неё сдохну… – кашель не даёт продолжать. 

*** 

Роскошно убранная комната: камин, письменный стол, тяжёлые бархатные гардины и персидский ковёр с искусным узором. 

Лёгкий, как птичьи перья, смех. Красивая девушка в алом бархатном платье всплескивает руками: 

– Пожалуй, уже поеду. Жалко, что ты не сможешь быть на балу! 

– Много работы, – отзывается граф. Он целует пальцы девушки, на руке у неё маленькое, изящное платиновое кольцо. – Государство, очевидно, совсем без меня не может… 

У графа – такое же кольцо, только немного массивней. Видимо, они обручальные. 

– Выпьем напоследок, чтобы тебе не было так скучно здесь одному? 

Графиня требует принести бутылку сорта с витиеватым названием и два бокала. Отпуская слугу, она сама наполняет их и подаёт один графу. Тот ласково усмехается, наблюдая за этим проявлением заботы. 

– Четверть одиннадцатого! Уже так поздно! – говорит графиня и поспешно встаёт, оправляет платье и торопливо покидает кабинет, так и не выпив ни капли. 

Спустя несколько мгновений в комнату заходит слуга. Лицо у него побелело: 

– Ваша светлость! Вы пили? 

– Пока что нет, – задумчиво отвечает граф, несколько возмущённый бестактным вопросом. 

– Вино отравлено. 

– Клеветник, – смеётся граф. – Какая шутка! Не скажешь же ты, что моя милая жена захотела меня отравить, а сама поехала в замок к… к любовнику? 

И он раскатисто хохочет, настолько глупыми ему кажутся его собственные слова. Затем, прямо при строптивом слуге, он медленно и с наслаждением осушает бокал. 

– Ступай прочь! 

Слуга поджимает губы и выходит. Он следит за стрелкой часов, стоящих в соседней комнате, ждёт и молится, чтобы боли было как можно меньше. 

К полуночи всё уже кончено. 

*** 

– Хватит! Хватит! 

Ирис отшатывается, и лицо у неё белое, как полотно. 

– Это ещё не самое худшее, – сухо говорит Тень. Он греет две кружки молока в микроволновке и подаёт одну из них оцепеневшей Ирис. 

Лужица молока остаётся на столе и заливает спичечный коробок. Достав откуда-то клочок бумаги, Тень возит по нему набухшей спичкой, искоса наблюдая за Ирис. 

– М-да. Я ожидал, что меня утешат, а она сидит с таким видом, как будто её ударили током. 

И Тень исчезает. 

Ирис роняет голову на руки и какое-то время сидит в молчании. Она прячет лицо, мокрое от слёз. Ей кажется, что Тень наблюдает за ней. 

Затем она медленно встаёт и смотрит на клочок бумаги, оставленный Тенью. Немного подумав, Ирис решает его сжечь. 

Правда, перед тем, как загореться, клочок темнеет. На нём проступают косые, валящиеся друг на друга буквы: 

«Кимраф». 

Ирис повторяет это всего один раз, опасаясь, что звучание имени заставит Тень вновь появиться. А у неё нет сил для нового визита. Однако Тени – вовсе не демоны, и оттого имена не действуют на них, как призыв. Но Ирис-то об этом не знает. 

Она сжигает бумажку и на секунду пугается, что забудет имя Тени, добытое с таким трудом. 

А потом понимает – не забудет. Несмотря на то, что у людей очень короткая память. 

Не то что у Теней.