Пари

— Я с ужасом всё вспоминаю... Я потеряла голову... Я, наверное, заболела...

Отрывки её фраз плавно текли у него в сознании. Владимир поцеловал жену в лоб. Она вымученно, но благодарно улыбнулась.

— Он не был груб? — тихо прошептал он.

— Нет... — чуть помедлив и дыша губами, ответила она. — Думаю, нет...

— Ну, и слава богу.

Елена закрыла глаза, слёзы за вину перед ним и их счастьем душили её. Владимир не знал о её приключении на недостроенной даче Николая — она пощадила мужа. Пусть Володя не знает об этом позоре. Не знал он и того, что у Николая хватило наглости после естественного разрыва, после пяти дней молчания, позвонить ей и попросить приехать. Не знал о том, с каким треском бросалась трубка на место, как только слышался его голос, о том, как настойчиво он продолжал мучить её звонками. Однажды на работе курьер передал ей четыре розы — в записке было лишь имя — «Николай». Наверное, никто на свете не может поклясться, что знает женщин — но так случилось, что на следующий день она сама позвонила ему...

Во время очередного секса с Николаем, когда она, зажмурив глаза от счастья, скакала на нём, он неожиданно шлёпнул её по попе. Лена в экстазе сжала груди. Последовал ещё шлепок, более настойчивый. Женщина от этого просто разомлела, буря чувственности захлестнула её...

Потом, когда они, приходя в себя, мирно задышали, Николай, прижавшись к Лениной спине, крепко сжал в руках её небольшие груди.

— Ты красивая... сучка...

Теперь, когда она вернулась к нему, он увидел обновленную, совершенно иную женщину. Она уже позволяла укладывать себя, как ему вздумается. Нависая над ней, он прикидывал эффекты, судорожно похихикивая, оценивал откровенно распутные позы, в которых он брал её, как хотел, изощрённо, без нежности, нарочито грубо...

Лена безмолвно дышала. Молчаливая и податливая, она действовала на него как красная тряпка на быка, всё больше распаляя изощренное воображение.

— Тебе не стыдно спать со мной после всего, что произошло, а? Ну, конечно, нет. Наверное, тебе, бесстыжей девке, понравилось там на дачке? Я думаю, надо будет повторить этот номер... — Николай крутил пальцами ее соски. — Признайся — ты безостановочно кончала там? Да? Ну-ка?

Груди Лены в руках любовника стали сжиматься.

— А-а! — закричала она от неожиданной ...

боли.

— Лежи. Как насчёт грубого секса? Боишься? — она оторвала его руки и выскользнула из кровати. — Плохая девочка. Очень плохо...

От наглого обращения белоснежные груди покраснели. Леночка уставилась на любовника:

— Слушай, чего ты хочешь? Ты ведь даже не извинился передо мной за дачу. Ты хочешь, чтобы я ушла?

Похоже, его позабавил её всплеск. Николай примирительно оскалился в улыбке. Она вернулась к нему в постель.

Войдя в нее и заставив застонать, снова сжал груди, и принялся выкручивать беззащитные соски.

— Признайся, кончала там в гараже? — все продолжал спрашивать он, вглядываясь в покрасневшее лицо разомлевшей Лены, наслаждаясь своей властью над нею, ее смущением. Он мучил груди и спрашивал до тех пор, пока бедная женщина не застонала в голос и, спрятав от стыда лицо у него на груди, прошептала обреченно:

— Да, кончала. Ты доволен?

Признавшись в этом, Лена заплакала. А Николай был и вправду доволен...

Постепенно он стал охладевать к ней. Просто иметь красивую тёлку, свою сослуживицу, не доставляло больше удовольствия, уже не было той первой новизны, того нетерпения. Он получал то, что хотел, она доставляла ему радость, но в тоже время встречи были похожи одна на другую. Ему постепенно надоело.

Однажды, когда они днём лежали в постели, он заговорил о Викторе. О том, как он — его друг — несчастен, как он занят на работе, как отдает всего себя общему делу — процветанию фирмы. Несколько словосочетаний — «усмирение своей гордыни», «необходимая отдача» — он повторял чаще других. Елена, прикрывшись одеялом, лежала спиной к нему, ощущая внизу ощупывающую её руку. Чем больше он разглагольствовал, тем отчётливей в трюмо напротив она видела страх на своем лице.

— Пожалуйста, — говорил Николай убедительным тоном человека, которому тоже не нравится этот разговор, но из-за долга приходится. — Мы никому об этом не расскажем. Только я, ты и он. Просто он так давно любит тебя...

Она, уткнувшись в подушку, горько разрыдалась. То, к чему он её склонял, не находило в ней никакого отклика, кроме отвращения и ненависти.

— Дай ему. Прошу. Пожалуйста, — упорно просил Николай, накручивая на палец один из её каштановых локонов. — Тебе же ничего не стоит...

— Я не шлюха... — тихо и как-то потерянно сказала она.

— В каждой женщине есть немного от шлюхи...

— Иди к чёрту... — она оттолкнула его и вскочила к раковине, умыть лицо. Включив воду, просидела на краешке ванны больше получаса, не в силах унять слёзы. Её больше всего поражало, как она могла связаться с этим подонком.

Перед уходом он прошептал, что завтра в это же время — её будет ждать не он. Она посмотрела на него так, как смотрят на последних негодяев — затравленно, исподлобья. Он лишь непринуждённо улыбнулся...

Елена приходила раньше мужа примерно на час. Раньше она могла радоваться этому, готовя ужин или отмокая в ванной. Но сейчас одиночество было невыносимо для неё — словно заболев, она не могла ничего делать. Бродя по квартире, она остановилась перед зеркалом, сначала болезненно, а затем с любопытством уставилась на себя, и, не в силах отойти, долго пристально глядела, словно желая высмотреть что-то такое, что ранее скрывалось от глаз.

С Виктором всё случилось само собой.

Она напилась, заявилась к нему в квартиру, он сразу уложил её в кровать, раздел и мало соображающую — трахнул. Её чуть отрезвевшие глаза уставились в потолок — бессмысленный и изредка наполняющийся чувствами тоскливый взгляд. Тело же в это время сотрясалось в такт толчкам Виктора, он что-то шептал ей — всё равно, главное он был в ней, и последняя связная мысль была про Николая...

Только после всего она вспомнила о Володе — ей хотелось что-то ему сказать, ещё ей хотелось, чтобы её пожалели...

Владимира больше всего удивило очень учтивое отношение компаньонов к своей жене, и какая-то витающая в воздухе неприязнь Наташи. Вроде была обычная встреча на природе, коих за несколько лет было великое множество, но чувствовалось — что-то было не так, как обычно, что-то изменилось. Ещё Владимир заметил, что, когда он ласково обнимал жену, она начинала ёрзать, как ужаленная, сразу находились дела — то в туалет сходить, то помочь Наташе, которая ни о чём не просила. Проследив взгляды некоторых ребят, направленные явно ниже талии бегающей супруги, он подумал, что Лена как будто сторонится его, чего-то стесняется.

На улице стемнело, набравшиеся мужчины разбрелись по дому. У Елены и Владимира была отдельная комната на втором этаже. Володя шумно плюхнулся на кровать.

— Фу. Устал.

Лена с озабоченным видом вертелась около окна.

— Вова, я вниз спущусь, спрошу Наташу — помочь не надо?

— Да ну. Брось. Она сегодня какая-то мегера, всё косилась на тебя...

— Правда?

— Конечно. Странно, что ты не заметила...

Лена хотела что-то сказать, но осеклась. Глаза стали задумчивыми.

— Но я всё-таки схожу.

Она стала надевать туфли на высоком каблуке, в которых приехала, это не скрылось от Владимира. Выставив ножку, она оглядела себя, потом подошла к зеркалу и еле заметно качнула бёдрами.

Более всего его потрясало, переворачивало наизнанку то, что она прихорашивается, нисколько не смущаясь его внимательных глаз, явно готовясь к чему-то большему, нежели говорит. Если это действительно было так, то теперь ей, похоже, не пристало смущаться мужа. А может быть, — вдруг решил он, — Лена просто хочет разделить с ним свои переживания? Его пробила нервная дрожь при мысли о том, что сейчас, в эти самые мгновения она, может быть, пойдёт к Нему — к мужику, у которого, ясное дело, есть совершенно конкретные мысли насчёт того, что им делать вдвоём. Владимир может сделать всё, что угодно, поступить по-разному, в том числе может, ничего не предпринимая, оставить себе только догадки. Он остановил жену в шаге у двери:

— Ты любишь меня?

Она почему-то даже не удивилась, мягко, но чётко и явно искренне произнеся:

— Да.

Он хотел тут же прижаться к её тёплому телу, но понял, что должен сделать другое. Её глаза, внешне потухшие, в глубине передали всё то, что нельзя было выразить словами. Глубинный смысл взгляда был настолько всепоглощающим и мощным, что казалось целиком поглотил Владимира.

— Подожди.

Продолжение следует ...

Группа Измена Наблюдатели По принуждению В попку