Память

— Месье Де Во? Они опять припёрлись!

В дверной проём просунулась хорошенькая чернявая головка Мари Энглеберт. Мари, вечно растрепанная и похожая на сороку, уже второй год служила у Анри Де Во секретарем для особых поручений. Или, как он сам шутил, для особых развлечений.

— Кто?
— Ну эти, глюки! Я думала, вы с ними уже всё решили. Что им опять-то надо?
— Что ты как из деревни, честное слово, — поморщился Де Во. – Глюки… Сколько раз можно повторять?
— Вы лучше им повторите, — сказала Мари с неукротимым огнем в глазах. — И подоходчивее, чтобы не шлялись больше! Вы понимаете, что я такими темпами на прозак сяду? Уже нервов никаких не осталось!
— Ой, ну ладно, Марибель, — сказал Де Во, не переносивший скандалов. — Не драматизируй. Всё, зови их, я придумаю что-нибудь.

Мари, бурля от негодования, пробурчала что-то на фламандском – северянка из Брабанта, но с итальянским темпераментом — и захлопнула дверь. Де Во набрал в грудь воздуха и пару секунд посидел с закрытыми глазами. По хребту, как обычно, пробежались чьи-то ледяные пальцы. Затем дверь отворилась, и в приемную вошли три человека.

Анри Де Во был председателем подкомитета мэрии города Сен-Жюстен-сюр-Ипр по эктоплазматическим феноменам, а вошедшие в его кабинет люди были призраками.

Призраки — точнее, эктоплазматические феномены второго порядка — не могли проходить сквозь стены, поэтому открывали дверь, как все нормальные люди. Да и выглядели они нормальными людьми – кем-то вроде исторических реконструкторов, увлеченных Первой мировой. Мундиры цвета хаки – грязные, изодранные, покрытые бурой кровавой коркой. Нелепые каски-тазики, нелепые обмотки на ногах, нелепые загнутые усищи, как у молодого Гитлера. У каждого за спиной – огромный ранец, винтовки обернуты брезентовыми чехлами: немецкий снаряд застиг парней в походном положении, на марше. Насколько знал Де Во, ни один из них так и не успел ни разу выстрелить на этой войне. Только при взгляде на их лица чувствовалось — это не реконструкторы, эти люди не принадлежат нашему времени. Лица у них были плоские, серые, и удивительно старые были у них лица. Де Во просматривал их документы – самому старшему в момент смерти едва успело стукнуть тридцать. На вид же им можно было дать лет по сорок, не меньше.

Де Во молча наблюдал, как они идут по кабинету к его столу. Здесь нормальность кончалась и начинались странности. Сапоги призраков были заляпаны свежей весенней грязищей, но за густой ворс ковра можно было не волноваться – грязных следов на нём не оставалось. И вообще никаких не оставалось. Де Во задумчиво посмотрел на ковёр. Вчера вечером на этом ковре он играл с Мари в трубочиста – прочищал ей дымоход. На ковре всё ещё виднелись вмятины от её острых локтей и коленок, а вот три мужика, навьюченные поклажей весом под полцентнера, следов не оставляли.

— Здравствуйте, Билл, — сказал Де Во по-английски. – Чарли, Дуглас. – Он по очереди кивнул призракам.
— Здравствуйте, мистер Де Во, — сказал сержант Билли Рэндл, старший из троицы и по возрасту, и по званию. – Мы всё по тому же вопросу…
— Я догадываюсь, — сказал Де Во. — И вновь, к сожалению, вынужден вам отказать. Простите, но это окончательное решение городского совета, повлиять на него уже не в моих силах. Извините.

Билл растерянно оглянулся на своих товарищей, гнущихся под тяжестью своих безразмерных ранцев. Если сержант Рэндл и рядовой Чарли Беккетт были хотя бы парнями рослыми и крепкими, то рядовой Дуглас Уорд, низенький и щуплый, был точь-в-точь как герой Чарли Чаплина в фильме «На плечо!».

— Так всё, что ли? – спросил Билл. – А нам-то что делать прикажете?

Де Во помолчал, собираясь с мыслями.

— Билл, послушайте, — начал он очень мягко. – Мне правда очень жаль вам это говорить. Вы знаете, что я единственный в городском совете старался найти хоть какой-нибудь компромисс по вашему вопросу. Мы даже провели референдум среди жителей города, хотя его итоги можно было предсказать заранее. К сожалению, мы так и не смогли найти вариантов, которые бы одинаково устроили все стороны. Мэрия не может просто взять и расселить два городских района с населением свыше ста тысяч человек из-за проявлений вашей… активности. Мы не русские, которые за два дня вывезли целый город после той аварии… ладно, вы не знаете. У нас так дела не делаются.
— А как? – хрипло и задиристо спросил рядовой Уорд. – Как они у вас делаются?
— Я ещё раз вынужден повторить, что все мои возможности повлиять на ситуацию исчерпаны, — пожал плечами Де Во. – Вы можете попробовать обратиться с кассационной жалобой в Брюссель, непосредственно в головной департамент по делам эктоплазматических феноменов. Но…
— Я сержант Королевского Восточно-Кентского полка Шестой пехотной дивизии, — медленно и с натугой проговорил Билли Рэндл. – Мы Старые буйволы, а не эпи… эпидемические феномены. И мы заслуживаем нормального рассмотрения нашего дела!

Его товарищи угрюмо закивали.

— Повторюсь, вы можете обратиться в Брюссель, — сказал Де Во. — Но прошу вас подумать вот о чём. Это сильно затянет дело, а в итоге правительственный комитет всё равно примет то же решение.
— Ну и пусть затянет, нам что с того? Нам это и выгодней, между прочим!
— Но дело касается не только вас, — спокойно сказал Де Во. — Дело касается всех жителей города, по крайней мере, его центра. Я вам показывал статистику происшествий за прошлый квартал, а в этом ситуация только ухудшилась. Ну вот смотрите, из последнего. – Он развернул лежащий на столе свежий номер «Ле Суар». – В субботу вечером шестидесятилетняя женщина запнулась за бруствер внезапно возникшей перед ней траншеи, упала в окоп и сломала обе ноги. Предстоит длительное лечение. А если бы это был маленький ребёнок? Беременная?

Троица слушала его, понуро глядя себе под ноги.

— Но это только верхушка айсберга, — продолжил Де Во. — Из-за ваших траншей по всему городу почва начала проседать. Недавно обрушился старый дом на окраине, потому что фундамент размыло. Хорошо, он был заброшенный, но ведь когда-нибудь это будет дом, полный людей. Или торговый центр. Или больница. Школа. Мы уже выяснили, что вы не можете это контролировать. Так какие варианты у нас остаются?
— Вариант один, да? — сказал Рэндл. — Вы хотите нас убить во второй раз. Вот и всё.

***

— Слушайте, никто не говорит об убийстве, — сказал Де Во председателю Союза ветеранов Восточно-Кентского полка майору Горацию Финку. – Формально вы, извините меня, даже не являетесь живым человеком.

Говорить с майором было трудно, как трудно говорить с любым человеком, который держит свою голову в коробке под мышкой. Каждый раз, когда Финк начинал волноваться, у него отваливалась челюсть, снесенная осколком немецкого снаряда. Поэтому Финк всегда сохранял на лице печать ледяного, чисто английского спокойствия, поразительного даже для призрака. Это спокойствие изрядно действовало Де Во на нервы.

— А кем же я формально являюсь? – бесстрастно спросил Финк.
— Привидением, — неохотно буркнул Де Во. — Если хотите говорить простым языком.
— Но ведь я живу, могу вас потрогать, говорю с вами, - сказал Финк. — Так чем я от вас отличаюсь?
— Это вы сейчас живёте, — сказал Де Во. — Вы не хуже меня знаете, что привиде… эктоплазматические феномены нестабильны и могут появляться и исчезать когда угодно. Вы не контролируете процесс, этим вы и опасны, понимаете?
- Да уж, — задумчиво ответил Финк. — Если бы мы могли выбирать, то появились бы в местечке получше.

Он показал на глубокую траншею, которая просвечивала прямо сквозь старое футбольное поле, заросшее травой и сорняками: так просвечивают друг через друга два кадра, когда в момент их смены ставишь фильм на паузу. В траншее было полно солдат – они курили, брились, набирая воду в свои каски-тазики, травили солдатские байки, разглядывали фотографии на выцветших картонных карточках. Безрукие, безногие, с выпавшими кишками и выбитыми глазами. Один, такой же безголовый, как майор Финк, водил помазком по пустому месту, где должна была быть его щека.

— Знаете, как мы обозначали траншеи, чтобы не заблудиться? – спросил Финк. – Здесь ведь был настоящий лабиринт из окопов, целая система, немудрено заплутать, особенно новоприбывшим.
— И как же?
— Мы давали им названия улиц. Вот эта, например, непосредственно перед нейтральной полосой – это была улица Стрэнд. Смотрите, вон там от неё идёт траншея Пикадилли – на юг, до улицы Пэлл-Мэлл. А от Пэлл-Мэлл в тыл шла Риджент-стрит. Это для нас была самая любимая улица – по понятным причинам.
— Простите, — сказал Де Во, глядя на часы, — но у меня очень плотный график. Я…
— А потом, — Финк непроизвольно клацнул челюстью, и Де Во вздрогнул, — случился артналёт гуннов на наши траншеи в тот самый момент, когда мой батальон отходил по Риджент-стрит в тыл на переформирование. Несколько чемоданов упали в траншею ровно в тот момент, когда она была забита парнями. Ну и, сами понимаете, улица перестала существовать буквально за одну секунду. Вместе с парнями и со мной, кстати говоря. Другую траншею, выкопанную на её месте, назвали уже Карнаби-стрит. А улицы Риджент больше не было. Исчезла. А когда появилась снова – и мы появились, – вы уже построили здесь город. Так вы можете мне сказать, у кого действительно есть право на эту улицу – у того, кто здесь умер, или у того, кто ходит по нашим костям?

— Послушайте, — сказал Де Во, теряя терпение. — Вас никто не убьёт. Вас просто переместят на более подходящий, как это… астральный план. В Институте эктоплазмы эта процедура уже тридцать лет отработана. Вам там будет лучше, сколько уже можно объя…
— Да, правда, с этого плана никто не вернулся и не может рассказать, каково там, — невозмутимо сказал Финк. — Что наводит на некоторые подозрения. Думаете, мёртвые не боятся смерти? Ошибаетесь.

Он посмотрел прямо в глаза Де Во, и тому вдруг показалось, что майор смотрит на него сверху вниз, хотя его голова по-прежнему была в коробке. Это вывело флегматичного Де Во из себя.

— Ведь мы защищали Бельгию от гуннов, - сказал Финк с мягкой укоризной. — Мы погибли за вас.
— Это было больше ста лет назад, — сказал Де Во, окончательно разозлившись. – Очень сожалею, но, при всём уважении, не могу разделить…
— О, - легко сказал Финк, — это мы сейчас устроим.

Он шагнул к Де Во и сжал его плечо.

***

Очнувшись, Де Во обнаружил себя лежащим вверх тормашками и глядящим в небо — чёрное, затянутое клубами дыма.

— Какого…

Он повернул голову и увидел, что лежит в траншее, оглушенный и придавленный как будто мешком картошки. Сфокусировав зрение, в мешке он с трудом опознал половину человеческого тела в мундире цвета хаки.

А затем над бруствером траншеи воздвигся остроконечный немецкий шлем – пикельхельм. Его обладатель увидел Де Во. Вытаращил глаза. Ударил Де Во штыком в грудь. В последний момент Де Во успел рефлекторно увернуться, и штык проткнул его плечо. Де Во заорал. Рванул винтовку немца на себя, и тот плюхнулся в жидкую грязь, заполнявшую траншею. Они начали бороться. Гунн обхватил голову Де Во ладонями, пытаясь вдавить его лицо в грязь.

Де Во извернулся. Нашарил бесформенную, перекрученную взрывом жестяную банку от тушёнки и острым краем перерезал немцу горло.

***

— И как ощущения? – с сардонической улыбкой спросил майор Финк.

Де Во потрясённо ощупал себя. На нём был всё тот же синий костюм от Husbands, безупречно свежий, никакой тебе траншейной грязи или крови. Плечо не болело, да и не могло – никаких следов штыковой раны на нём, само собой, не было.

Де Во долго собирался с мыслями.

— Слушайте, — сказал он наконец. — Безусловно, это была очень наглядная демонстрация, но…
— А вы знаете такого Пьера Де Влигера? — внезапно спросил майор, искоса поглядывая на Де Во из своей коробки.
— Ну да… мой коллега из муниципалитета, председатель строительной комиссии… А что? — спросил сбитый с толку Де Во.
— Он на днях сюда заходил. В стельку пьяный.

Де Во помотал головой. Он не мог себе представить чопорного карьериста Де Влигера пьяным.

— Поговорили с ним, — продолжил Финк. — Рассказал много интересного. Об этом месте, о нас. О нашей судьбе. Видимо, совесть задушила.
— И что он мог вам такого рассказать? — с натужным скепсисом улыбнулся Де Во.
— Что вы давным-давно научились стабилизировать призраков, делать так, чтобы они никак не мешали живущим. В этом вашем Институте эктоплазмы. И даже уже провели такой эксперимент, успешно – в Нев-Шапель. У меня там, кстати, брат погиб. Я не ученый, довольно мало понял из его объяснений…
— Этого быть не может, — сказал Де Во. – Я ничего об этом…
— Дело в том, что это слишком дорого, — оборвал его Финк. — Видимо, для вашего правительства – неоправданно дорого. Гораздо проще и дешевле нас распылить. На этот ваш астральный план. А потом спокойно застроить это место. У нас в лондонском Сити такие схемы проворачивали и в моё время – с поправкой на обстоятельства, разумеется.

Де Во потрясённо молчал.

— Мои парни, конечно, ничего об этом не знают, — невозмутимо сказал Финк. — Они уверены, что мы действительно опасны для вас, и я их в этом не разубеждаю. В конце концов, если нам суждено второй раз пожертвовать собой ради вас – так лучше думать, что мы делаем это ради благой цели, не так ли?

Он мягко улыбнулся.

— Слушайте, — сказал Де Во, — если всё действительно так и есть… Я… Я подниму этот вопрос на следующем заседании совета… Я обязательно приложу все усилия…

— Вы хороший человек, — сказал Финк, — и я вижу, что вам стыдно. Это вы зря, лично я не думаю, что на вас есть какая-то вина. Но если у вас что-то получится – мы все будем вам признательны. Вся наша Риджент-стрит. Знаете, я представления не имею, что такое это ваша эктоплазма, из которой, как вы уверяете, я состою. Но я знаю, что такое благодарность и память. Мы состоим из памяти, вот что я думаю. И если можно её сохранить – это ведь не такая уж большая просьба, не так ли?
— Я напишу, — сипло каркнул Де Во. — Я обязательно напишу…

Финк снова улыбнулся – открытой простой улыбкой. Солдаты, стоя в траншее, молча смотрели на них. Низенький крепыш с тремя пулевыми ранами на груди меланхолично курил трубку, и из дырки в щеке у него вырывалась струйка сизого дыма. Финк склонился над траншеей и передал солдатам в руки свою коробку – те бережно приняли её, помогли майору спуститься в окоп. Финк повернулся в сторону неподвижно стоящего Де Во, козырнул ему, приложив ладонь к пустому пространству над воротничком. Двинулся дальше по улице Стрэнд.