P.

Я не могу назвать себя асексуалкой, но сфера телесного всегда интересовала меня только в эстетическом ключе: красота экстремального опыта, часто построенного на полутонах. Из всех типов соприкосновений по-настоящему мне нравятся лишь массаж и объятья, остальное - это скорее подтверждение чувств со стороны меня касающегося. Следовательно, на лишение невинности меня толкнул разум, а не чувство: я поняла, что уже пора, иначе как-то неловко. Мне повезло встретить человека, для которого я была хрупким цветочком, который уважал мой ум и бесконечно бережно подвёл меня к мысли о том, чтобы поручить ему эту миссию. Я тут же согласилась. Мне было 18, ему за 50. Он был состоятельным, мудрым и внешне страшно напоминал героя Мастроянни в «Сладкой жизни», мне казалось, что мы заговорщики, как Цезарь и Клеопатра, и что я больше неуязвима. Все состоялось летним вечером в тайной комнате за его кабинетом. Мы лежали в ванне с пеной и пили шампанское. Все, что было потом - немного боли, похожей на боль от синяка. Я ехала в метро, слушала Дженис Джоплин и чувствовала невероятную свободу. Он хотел, чтобы я стала его любовницей, но мне тогда нравились ровесники - скейтеры в огромных толстовках и с торчащими кадыками. Мы остались друзьями, и были ими вплоть до его смерти. Он читал мне лекции о том, что чувственная сторона жизни важна так же, как все остальные, что в ней много ресурса для творчества. Он относился к сексуальности по-эстетски, с умом и очень аккуратно. И это не то что бы многому меня научило, но я бы не променяла свой первый опыт ни на какой другой - он позволил мне выйти из пубертата принцессой.