Отрывок из книги: Луис Вирт «Урбанизм как образ жизни»
Strelka MagazineКак происходит эмансипация семьи в городе и почему горожанам не так важны родственные узы
Этим летом в рамках новой серии книг в издательстве Strelka Press вышел сборник эссе Луиса Вирта под названием «Урбанизм как образ жизни». Вирт, представитель Чикагской школы социологии, в нескольких журнальных статьях описал свою теорию города как социальной сущности и обозначил путь его исследования. Strelka Magazine публикует отрывок из статьи 1938 года, посвящённый социальным связям в городе: какую роль в нём занимает личное и коллективное, каково живётся семьям и зачем горожане создают фиктивные родственные группы.
УРБАНИЗМ КАК ФОРМА СОЦИАЛЬНОГО УСТРОЙСТВА
Описывая отличительные черты городского образа жизни, социологи часто включают в их число замещение первичных контактов вторичными, ослабление родственных уз, дезорганизацию семьи, исчезновение соседских отношений и подрыв традиционных основ общественной солидарности. Все эти явления можно подтвердить фактически, с помощью объективных показателей. Так, например, низкий уровень и сокращение прироста населения предполагают, что город не благоприятствует традиционному типу семейной жизни, включая воспитание детей и содержание дома как места сосредоточения всего круга жизнедеятельности. С переносом промышленной, образовательной и развлекательной деятельности в специализированные учреждения вне дома семья лишилась некоторых самых характерных своих исторических функций. В городах матери, как правило, работают, квартиранты чаще бывают частью домохозяйства, браки откладываются, выше доля одиноких и не связанных семейными узами людей. Семьи малочисленнее, чем в деревне, и чаще бывают бездетными. Семья как ячейка общества эмансипируется от более широкой родственной группы, характерной для сельской местности, а отдельные члены семьи в своей профессиональной, религиозной и политической жизни, образовании и досуге преследуют различные собственные интересы.
Такие функции, как здравоохранение, способы облегчения тягот, связанных с личной и социальной незащищённостью, обеспечение образования, досуга и культурного развития, дали жизнь высокоспециализированным учреждениям, действующим в масштабе населённого пункта, штата или даже всего государства. Те же самые факторы, которые вызвали рост личной незащищённости, обусловили и всё большие различия между индивидами, которые можно наблюдать в городе. Сломав жёсткие кастовые барьеры доиндустриального общества, город вместе с тем обострил и увеличил различия между группами с разным доходом и статусом. Как правило, в городах больший процент взрослого населения имеет высокооплачиваемую работу, чем в сельской местности. Класс белых воротничков, включающий служащих, занятых делопроизводством, профессиональной и коммерческой деятельностью, в пропорциональном отношении многочисленнее в крупных городах, метрополисных центрах и посёлках городского типа, чем в сельской местности.
В целом город не способствует экономической жизни, предполагающей, что у индивида есть надёжная основа существования, к которой можно прибегнуть во время кризиса, и не поощряет самостоятельную занятость. Хотя доходы горожан в среднем выше, чем у сельских жителей, в крупных городах и жизнь, судя по всему, дороже. Домовладение в городе более обременительно и встречается реже, арендная плата выше и съедает более значительную часть дохода. Хотя житель города имеет преимущество в виде многочисленных коммунальных служб, большую часть своего дохода он тратит на такие вещи, как отдых и развитие, а меньшую — на питание. Всё, чего не обеспечивают горожанину коммунальные услуги, он должен покупать, и нет буквально ни одной человеческой потребности, из которой торгашеский дух не научился бы извлекать выгоду. Таким образом, обеспечение острых ощущений и способов побега от нудной работы, однообразия и рутины стало одной из основных функций городского досуга, который в лучших своих проявлениях создаёт возможности для творческого самовыражения и непринуждённого коллективного общения, однако гораздо чаще в городском мире выливается, с одной стороны, в пассивное наблюдение, с другой — в погоню за сенсациями.
Горожанин, низведённый как индивид до состояния фактического бессилия, вынужден прилагать усилия, объединяясь для достижения своих целей в организованные группы с другими людьми, разделяющими его интересы. Это ведёт к образованию необычайного множества добровольных организаций, чьи цели так же разнообразны, как человеческие потребности и интересы. Хотя традиционные узы человеческой ассоциации ослаблены, городское существование предполагает гораздо большую степень зависимости людей друг от друга и более сложную, хрупкую и изменчивую форму человеческих взаимоотношений, многие аспекты которых почти неподвластны контролю индивида как такового. Нередко можно проследить лишь очень слабую взаимосвязь между экономическим положением или другими основными факторами, определяющими существование индивида в городской среде, и его вступлением в те или иные общественные ассоциации. Если в примитивных и сельских обществах обычно можно на основе нескольких известных факторов предсказать, кто куда вступит и кто с кем объединится едва ли не во всех жизненных отношениях, то в городе мы можем только наметить общую схему образования групп и групповой принадлежности, и в этой схеме будет множество внутренних несоответствий и противоречий.
ГОРОДСКАЯ ЛИЧНОСТЬ И КОЛЛЕКТИВНОЕ ПОВЕДЕНИЕ
Главным образом именно через деятельность общественных организаций, преследующих экономические, политические, образовательные, религиозные, рекреационные или культурные цели, горожанин изъявляет свою волю и развивает свою личность, приобретает статус и осуществляет всю ту разнообразную деятельность, из которой складывается его жизненный успех. Однако при этом напрашивается вывод, что та организационная структура, которую порождают эти высокодифференцированные функции, сама по себе не обеспечивает внутренней устойчивости и цельности тех личностей, чьи интересы она выражает. Личностная дезорганизация, нервное расстройство, суицид, делинквентность, преступность, коррупция и беспорядок — всё это в таких условиях будет ожидаемо шире в городском сообществе, чем в сельском. Сопоставимые показатели, которыми мы располагаем, это подтверждают; однако механизмы, лежащие в основе этих явлений, требуют дальнейшего анализа.
Поскольку при решении большинства групповых задач в городе невозможно индивидуально обратиться к каждому из огромного множества очень разных и разобщённых граждан и поскольку люди могут направить свои голоса и ресурсы на достижение коллективных целей только через посредство организаций, к которым они принадлежат, можно заключить, что общественный контроль в городе, как правило, должен осуществляться через формально организованные группы. Кроме того, отсюда следует, что людские массы в городе подвержены манипуляциям с помощью символов и стереотипов, которыми управляют индивиды, действующие издалека или незримо орудующие из-за кулис через контроль над средствами коммуникации. Самоуправление и в экономической, и в политической, и в культурной сфере в таких условиях становится просто фигурой речи или в лучшем случае сводится к неустойчивому равновесию между группами влияния. Вследствие бесполезности настоящих родственных связей мы создаём фиктивные родственные группы. Перед лицом исчезновения территориального единства как основы социальной солидарности мы собираемся в группировки по интересам. Тем временем город как сообщество распадается на ряд слабых разрозненных связей, которые накладываются на территориальную основу с чётко обозначенным центром, но неопределёнными границами, и на разделение труда, которое выходит далеко за пределы конкретного региона и охватывает весь мир. Чем больше число людей, взаимодействующих друг с другом, тем ниже уровень коммуникации и тем сильнее эта коммуникация низводится на самый элементарный уровень, то есть на уровень вещей, которые считаются общими и важными для всех.
Следовательно, очевидно, что симптомы, которые подскажут нам возможные пути будущего развития урбанизма как образа социальной жизни, нужно искать в тех новых тенденциях развития системы коммуникации и в той технологии производства и распределения, которые принесла с собой современная цивилизация. Хорошо это или плохо, но направление текущих изменений в урбанизме преобразует не только города, но и весь мир. Важнейшие из этих факторов и процессов, а также возможности их направления и сдерживания требуют дальнейшего тщательного изучения.
Лишь в той мере, в какой социолог имеет ясное представление о городе как о социальной сущности и рабочую теорию урбанизма, он может надеяться разработать единый корпус достоверного знания, которым то, что мы в настоящее время называем «городской социологией», определённо не является. Если принять за отправную точку теорию урбанизма вроде обрисованной выше и разрабатывать её, проверяя и пересматривая в свете дальнейшего анализа и эмпирических исследований, можно надеяться, что мы сможем определить критерии релевантности и достоверности фактических данных. В этом случае можно будет тщательно проанализировать тот беспорядочный набор разрозненных сведений, который до сих пор наполнял социологические труды о городе, и выстроить его в виде согласованного корпуса знаний. Между прочим, только с помощью такой теории социолог сможет преодолеть бессмысленную практику, состоящую в том, что от лица социологической науки делаются многочисленные и часто недопустимые суждения по таким техническим проблемам, как бедность, жилищный вопрос, городское планирование, здравоохранение, муниципальное управление, охрана правопорядка, торговля, транспорт и прочее. Хотя социолог не может разрешить ни одной из этих практических проблем (во всяком случае, самостоятельно), он может внести значительный вклад в их понимание и решение, если точно установит сферу своей компетенции. Наиболее благоприятные перспективы в этом направлении открывает нам не рассмотрение проблем ad hoc, а общий, теоретический подход.
Читайте также:
«Гибридный урбанизм»: Финальные работы студентов «Стрелки»
Кабинет психолога, туалет, мессенджер: Где прячутся горожане