Остров невезения или Что нам стоит на Ломзе дом построить 

Территориально Ломзе относился к старейшему из трех городов, впоследствии объединившихся в Кёнигсберг - Альтштадту. И уже в те древние времена горсовет просто не представлял, на кой им, собственно, сдалась эта трясина. Потом, наконец, кого-то из бургомистров осенило.

- Компрессия! - хлопнув себя по лбу, воскликнул башковитый пруссак. - Вот мы все время от пожаров мучаемся, а почему? Да потому что дрова каждый разгильдяй норовит хранить у себя во дворе. И от малейшей искры они занимаются ярким пламенем, гори оно огнем! А посему нужно обустроить специальные дровяные склады на этих чертовых болотах. Заодно пусть на остров и строевой лес корабли сваливают. Посмотрим, как в тамошней сырости пожар займется, хе-хе! 

Dictum - factum, как выражались тогда образованные люди. То бишь, сказано - сделано. Вскоре на северо-западе острова, вдоль Нового Прегеля протянулись угрюмые бараки. После 1404 года пустынный остров, наконец, соединили с Альтштадтом мостом Хольц-брюкке (что в переводе с немецкого означало попросту Деревянный).

Еще лет через 20 наскребли денег на дамбу, которой укрепили западный берег Ломзе. Для пущей крепости и красоты ради дамбу обсадили ивами, между которыми проложили дорогу на юг. Параллельно попытались хоть немного осушить местные болота, прорыв несколько мелиоративных каналов. Увы, но пейзаж по-прежнему выглядел безотрадно, селиться тут альтштадцы категорически не желали, и лишь в северо-западной части острова функционировал скотный рынок.

Главной проблемой было то, что дорога по дамбе вела практически в никуда, а между тем, Альтштадту было жизненно важно заполучить торговый путь в южном направлении, который огибал бы ненавистного соперника - город Кнайпхоф на нынешнем острове Канта. Чтобы обставить вековых конкурентов, нужен был еще один мост. Прекрасно просекшие ситуацию кнайпхофцы, понятное дело, и слышать о нем не желали и строили альтштадцам всякие пакости, тормозя проект. Бодались два города между собой, причем периодически силой оружия, целых 100 лет!

Наконец, взошедшему на престол герцогу Альбрехту эта бодяга надоела, и в 1535 году этот мудрый правитель своей властью разрешил перспективное строительство. Высокий мост (как его назвали) даже сделали разводным, приставив к нему трактирщика, чье заведение под названием «Нойер Круг» процветало на северном берегу Старого Прегеля.

- Талеры ты лопатой гребешь, - резонно решили отцы Альштадта. - В том числе и за счет того, что рядом с нами расположился. Вот и поможешь бюджету немного сэкономить, покрутишь механизм, не надорвешься, пузан!   

Делать нечего, кабатчик, дабы не потерять и в самом деле редкостно выгодный бизнес, чертыхался, но покорно пыхтел над рычагами, пропуская сновавшие по реке суда.

Обескураженные жители Кнайпхофа почесали затылки и потребовали компенсации.

- И мы такой же хотим! - заявили они, подразумевая выстраданный соседями мост.

Герцог подумал и признал это желание справедливым, выдав разрешение на строительство еще одного сооружения с Ломзе на Кнайпхоф. Назвали его Хониг-брюкке - по легенде, из-за бочки меда, которые член ратуши Кнайпхофа обербургграф Везенраде посулил строителям в качестве оплаты их труда. Получили пролетарии в итоге обещанное или нет - история умалчивает. Но жилье возводить на Ломзе по-прежнему строго запрещалось - слишком уж ненадежной была почва, скрывавшая многочисленные плавуны. Островные пустоши годились разве что под пастбища да еще угольные погреба - с дровами к тому времени в Пруссии уже стало туговато.       

В 1626 году началось строительство вокруг Кёнигсберга Второго пояса укреплений. Поперек Ломзе прорыли оборонительный ров, насыпали такой же оборонительный вал, соорудили один бастион и два полубастиона. Но пришлось угрохать столько денег, что этим решили и ограничится.

- На кой дьявол тут крепость городить? - резонно рассудили военные инженеры. - Если кому-то из неприятелей вдруг вздумается в это болото полезть, он тут же и утопнет.

За укреплениями по-прежнему зеленели луга, по которым бродил тучный прусский скот, да маячили редкие халупы с садиком-огородиком при них.

Еще одну попытку хоть как-то приспособить Ломзе  к государственным нуждам, сделал хозяйственный король Пруссии Фридрих II, приказавший заложить здесь плантации для выращивания шелковицы. В принципе, расчет неплохой: шелк стоил дорого и в перспективе предприятие сулило высокие доходы. Но Ломзе был воистину Островом невезения: зимой 1771 года грянули такие лютые холода, что практически все тутовые деревья погибли, а то немногое, что еще оставалось, с удовольствием доели понаползшие, едва почка немного оттаяла, жуки-вредители. После такого даже упорные пруссаки махнули на Ломзе рукой. Чтобы земля совсем уж не пропадала, построили у Хольц-брюкке небольшую бойню. По дамбе удалось проложить улицу Вайдендамм, но проживать в этих трущобах отваживались лишь самые бедные горожане - преимущественно школяры Альбертины, которым не по карману были даже кишевшие клопами студенческие общаги, организованные профессором восточных языков Кипке.

Первые более или менее приличные дома на Ломзе начали возводить только в XIX веке, зато теперь дело шло очень быстро. Уже к 1840 году в северной части острова появилось целых пять улиц. Помогло и то, что в 1843 году были возведены новые оборонительные сооружения и луговой фронт на Ломзе был отнесен далеко на восток, соединив Литовский вал с бастионом «Прегель» у Фридландских ворот. Во второй половине века обновили Медовый и Высокий мосты, построили сначала кровельную фабрику, потом чугунолитейный завод, на основе которого позже возникло производство железнодорожных вагонов. Правда, потом кёнигсбержцы еще немного подумали и фабрику перевели в более подходящее место.

Стесненный кольцом фортов и валов город с быстро растущим населением испытывал колоссальный дефицит жилья. Квартирный вопрос настолько испортил пруссаков, что они принялись застраивать даже свободные участки между валами. В 1894-м дошла очередь и до Ломзе. Склады начали сносить, вместо них, как грибы после дождя, росли многоквартирные здания. А 24 мая представители еврейской общины города заложили первый камень в фундамент новой синагоги. С севера к ней пристроили детский приют, управившись со всем за два года. Стройка на болоте требовала известных ухищрений - например, толстых дубовых свай 12-13 метров длиной, поэтому влетела в изрядную сумму, но иудеи на богоугодное дело не поскупились.

Что интересно, старая бойня все это время продолжала работать и воздух вокруг себя, понятное дело не озонировала. Ее с облегчением снесли лишь после открытия в районе Розенау современного мясокомбината (он действует и сегодня). В 1901-1904 годы перестроили третий мост - Хольц-брюкке, на острове возникли новые магистрали Курфюрстендамм и Хохмейстерштрассе.

В 1905-м появился мост Кайзер-брюкке, который вел к Главному железнодорожному вокзалу ( сегодня - Южный вокзал Калининграда). Осушительные каналы перекрыли и вывели в общую городскую канализацию, после чего вонять на Ломзе и в его окрестностях стало заметно меньше. Регулярно затопляемые участки подсыпали грунтом. Краеведы и прочие любители старины бурчали: дескать, под натиском новостроек исчезли деревянные мостики, придававшие Ломзе чудесный колорит. Но поскольку островная жизнь становилась все более комфортной, консерваторов предпочли игнорировать.

В 1914 году на Ломзе вдобавок к синагоге решили возвести евангелический храм, но началась Первая Мировая, и пруссаки озаботились куда более земными проблемами. Поэтому Кройц-кирхе (Крестовая церковь) была закончена только в 1933 году.

Во времена Веймарской республики и Третьего рейха процветание Ломзе продолжилось. У самой реки построили здание городского кредитного управления. На острове базировались союзы гребцов «Германия» и «Пруссия», имели свои штаб-квартиры влиятельные студенческие корпорации «Бенцол» и «Мазовия». Бойко функционировали маленькие частные предприятия, цехи, склады. За Высоким мостом пыхтела паровым двигателем лесопильная фабрика.     

Увы, конец благоденствию положила Вторая Мировая война. В ходе печально известной августовской бомбежки в августе 1944-го Ломзе сильно пострадал от английской авиации, здешние руины окончательно снесли уже советские бульдозеры. Уцелела лишь небольшая часть Линденштрассе, которую сегодня называют улицей Октябрьской.