Остров

На небольшой площадке, огороженной низким деревянным заборчиком была установлена конструкция, напоминавшая огромную букву «Х», на которой была распята обнаженная девушка. Руки и ноги её были прикреплены широкими кожаными браслетами к лучам этого своеобразного креста. Рот, как и у всех других рабынь, был закупорен шаровидной затычкой.

Девушка не шевелилась. Мне показалось, что она уже умерла. Но, когда мы подошли ближе, она открыла глаза и посмотрела на нас рассеянным взглядом.

— Узнаёшь? — рассмеявшись, спросил Хассан.

Конечно, я узнала её сразу. Это была моя маленькая защитница Аманда. Только теперь эта глупышка выглядела совсем по-другому. На худеньком теле девушки в нескольких местах были видны следы от плети, в соски маленьких, почти незаметных грудок были вставлены маленькие металлические кольца, соединенные между собой тонкой цепочкой, к которой была подвешена крглая гирька. Под её весом сосочки оттягивались вниз, причиняя бедной Аманде сильную боль. Но этот гад такой пыткой не ограничился. Я увидела еще одну гирьку, подвешенную к кольцу, вдетому в клитор девушки. — Как наши дела? — улыбаясь, спросид Хассан, подходя к своей жертве, — Молчишь?

Аманда не издала ни звука, только отвернулась. Тогда этот изверг слегка качнул сперва гирьку, весевшую на сосках, а потом и вторую, прикрепленную к клитору. Аманда молчала, но застонала я, словно сама почувствовала эту боль. Хассан удивленно посмотрел на меня и, недовольно хмыкнув, уволок меня из этого загона.

— Ты чего? — раздраженно спросил он.

— М-м! — только и смогла ответить я.

— Ладно! — буркнул Хассан, — Я сегодня же сниму её оттуда и посажу в строгую камеру. Ты довольна?

Не дожидаясь моей реакции, он дернул за поводок, и мы направились к бункеру, где располагались личные покои Хозяина этого ужасного комплекса и моего нового Господина. Ужасная экскурсия закончилась.

Разговор за чашкой чая

В маленькой уютной комнате было тепло и сухо. Мы сидели за небольшим круглым столом друг против друга. Хассан сдержал слово — вынул затычку из моего рта и снял шлем и накидку, но руки не освободил, а завел их за высокую спинку стула. Еще на улице он подозвал к сеье одного из охранников и отдал распоряжение насчет Аманды. Я видела, как девушку сняли с креста и увели в бункер, где располагались строгие камеры, и где был начальником любитель орального секса.

Мы сидели и молчали. Хассан потягивал ароматный чай из маленькой, похожей на цветок тюдьпана, чашки, а мне приходилось пить с помощью соломинки.

— Хочешь коржик? — спросил он, поглядев на меня.

— Хочу, — равнодушно ответила я.

— О чем ты думаешь, рабыня? — спросил Хассан, подсаживаясь ко мне.

— Какая разница, — грустно ответила я, — Мои мысли никого здесь не волнуют.

— Ты скажи, — настаивал он, — А там поглядим. Так о чем думает моя маленькая рабыня?

— О тебе, — я смело посмотрела ему в глаза.

Хассан на мгновение задержал ...

руку с коржиком в воздухе, но потом, отломив маленький кусочек, положил его мне в рот.

— И что именно ты обо мне думаешь? — улыбнувшись, спросил он.

— О том, — совсем осмелев, произнесла я, — Что ты трус.

— Интересно, — удивился Хассан, — Мне такой дерзости слышать еще не приходилось ни от кого, тем более, от рабыни. Ты смелая. И почему же ты меня считаешь трусом? Кого я боюсь?

— Меня, — уверенно ответила я, глядя ему прямо в глаза.

— Вот как? — глаза Хассана сузились, — И почему же?

— Ты меня до сих пор держишь связанной и в кандалах, — пояснила я, — Боишься, что я нападу на тебя.

— А ты нападать не собираешься? — язвительно проговорил он.

— Пока не решила. Развяжи, а там посмотрим.

— Но ты — рабыня, — попытался оправдаться Хассан.

— И что из этого? — рассмеялась я, — Значит, ты боишься всех своих рабынь.

— Прямо уж всех! — возмутился он.

— Именно, — я решила идти до конца, — Связал их, заткнул рты, посадил в клетки.

— А ты что сделала бы на моём месте?

— Я пока что на месте рабыни, — уклончиво ответила я.

— Но хотела бы стать госпожой, — продолжил он.

— Я хотела стать филологом, — ответила я.

— Зачем?

— Хотела изучать западную литературу, — начала объяснять я, но Хассан махнул рукой.

— Пустое, — уверенно произнес он, — Ты должна быть только рабыней. Ты создана для этого. И ты будешь ею. Я тебе обещаю.

— Ты так уверен, что я соглашусь на роль твоей невольницы? — спросила я.

— Роль невольницы, — усмехнулся Хассан, отправляя мне в рот очередной кусочек коржика, — Красиво звучит. Но неправильно. Ты и есть моя невольница. Видишь, ты даже получаешь еду из моих рук.

— Ты что, идиот? — чуть не поперхнулась я, — Связал меня, теперь издеваешься?

— Да! — нагло ответил он, — Издеваюсь. И буду дальше издеваться над вами!

— Почему ты нас всех так ненавидишь? — прямо спросила я, — Что мы тебе сделали плохого?

— Потому что вы все — шлюхи! — Хассан внезапно вскочил на ноги и забегал по комнате, — Все вы — грязные шлюхи и ничтожества! И я буду вас мучать и дальше, пока не изведу или не превращу в покорных мерзких рабынь!

Я заметила, что его голос вдруг странным образом изменился. Он стал сиплым. Глаза этого невростеника бегали, как заведенные. Волосы, до сих пор аккуратно уложенные, сейчас были растрепаны и торчали в разные стороны.

— Я вас ненавижу! — сипел Хассан, — Я вас всех ненавижу!

— Но, всё же, не можешь без нас обойтись, — возразила я, — Каждый вечер к тебе отправляют одну из девушек. Правда, утром они возвращаются избитыми и еле живыми. Что ты с ними делаешь?

— Замолчи! — заорал Хассан.

— Почему же? — спокойно ответила я, отпив из чашки уже остывший чай, — Что? Не нравится правда?

Хассан вдруг подскочил ко мне и присел на корточки.

— Вот скажи мне, — он схватил меня за плечи, — Почему я терплю твою наглость, а любую другую рабыню я бы придушил, не раздумывая. Почему все тебя любят, все стараются тебе помочь? Что в тебе есть такого, чего я не могу понять? Говори, рабыня!

— Если ты сам не можешь понять, — из последних сил сохраняя спокойствие, ответила я, — Никто тебе не сможет объяснить. И я не смогу, потому что просто не знаю.

— Не знаешь, — грустно повторил Хассан.

— Да, не знаю, — пожала я плечами.

— Значит, нет выхода, — продолжил он, убирая руки с моих плеч, — Значит, мне и дальше придется продолжать то, что я начал.

— Ты болен, — сочувственно сказала я, — Тебе нужен хороший психиатор. Возможно, он сможет тебе помочь.

— К черту этих психиаторов! — отмахнулся Хассан, — Всех к черту!

Убежав в дальний конец комнаты, он уселся на низкий короткий диванчик и, обхватив голову руками, затих. Наступила тишина. Я посмотрела на Хассана и ужаснулась своим собственным мыслям. От властного, уверенного в себе самодура не осталось ничего. Передо мной сидел жалкий беспомощный маленький человек, переполненный собственными страхами, превратившими его в маньяка и завладевшими его сознанием. Неужели он таким был всегда? Неужели никто не мог, а может, не хотел ему помочь?

Я посмотрела на забившегося в угол взлохмаченного молодого человека и с удивлением обнаружила, что та ненависть, которую я совсем недавно испытывала к нему, сменилась самой банальной женской жалостью.

— Господин, — тихо позвала я его.

— Что ты сказала? — встрепенулся Хассан, — Повтори, что ты сказала!

— Господин, — повторила я, опуская глаза.

Он резко встал и подошел ко мне. Я поняла, что допустила ошибку. Этот человек снова стал тем, кем я его считала раньше. Я тихо заплакала.

— Что тебе нужно, рабыня? — надменно взглянув на меня, спросил Хассан.

— Ничего, — ответила я, поднимая голову, — Я думала, тебе плохо.

— Мне? — рассмеялся он, — С чего ты взяла?

— Не знаю, — спокойно ответила я, — Наверное, показалось.

— Я в порядке, — не переставая смеяться, ответил Хассан.

Он снова сел за стол. Его глаза сверлили меня, как два черных буравчика, проникая всё глубже в моё тело, в мою дущу.

— Что уставился? — не выдержав этой пытки, закричала я, — Наслаждаешься своей властью надо мной?

И вновь он вскочил и забегал по комнате. И опять, подлетев ко мне, он опустился передо мной на корточки.

— Хочешь, — сдавленным голосом произнес Хассан, — Я сделаю тебя первой из всех моих рабынь! Ты будешь жить в моих комнатах, носить самые лучшие наряды, вкушать самые изысканные блюда! Я надену на тебя цепи из чистого золота!

— Это будут очень тяжелые оковы, — возразила я, — Ты разьве не знаешь, что золото — очень тяжелый металл.

— Знаю, — прохрипел он, — Но мы что-нибудь придумаем. Только одно твоё слово!

— Но я всё равно останусь рабыней, — вздохнула я.