Остров

— Встать, свинья! — заорала Эльза и хлестнула Марту плетью по лицу.

— Пошла в задницу, — огрызнулась та.

Эльза чуть не задохнулась от злости. Она начала пинать пленницу ногами, но кто-то из охранников оттолкнул эту психопатку в сторону.

— Что? — заревела эсэсовка, — Да как ты смеешь, вошь?

— Её еще допрашивать надо, — спокойно ответил парень, — А после ваших сапог она уже ни на что не будет годна.

— Убрать! — сказала Эльза, отдуваясь.

Здоровенный детина взвалил лежавшую уже неподвижно девушку на плечо и унес.

— А с этими что делать? — спросил подошедший здоровяк.

— Эту, — Эльза указала на Ма, — К «соскам». Там сейчас некомплект. Одна окочурилась сегодня ночью.

— А вторую?

— А эту вонючую америкашку, — эсэсовка сделала паузу, — Пока в подвал в строгую камеру. Я ею потом лично займусь.

— Понятно! — буркнул детина.

Я видела, как двое охранников схватили извивавшуюся Ма и поволокли в сторону комплекса. Ко мне подошел еще один, пристегнул к моему ошейнику поводок, но дергать не стал.

— Вставай, — спокойно сказал он.

Я неуклюже поднялась на ноги, и он повел меня в другое крыло, поддерживая за локоть. Отойдя на почтительное расстояние, он приблизился ко мне и тихо сказал:

— Селине удалось уйти. Я видел, как она нырнула в воду. Если её подберет какое-нибудь судно, возможно, скоро здесь будет помощь. Надо только потерпеть.

— А что будет с госпожой Мартой? — осмелилась спросить я.

Охранник немного замедлил шаг и посмотрел на меня.

— Я ей не завидую, — грустно сказал он, — Если её будет допрашивать эта стерва, долго девушка не выдержит.

— Она сильная, — возразила я.

— Будем надеяться, — парень чуть заметно улыбнулся.

Мы подошли к небольшой бетонной коробке с тяжелой железной дверью. Охранник нажал кнопку звонка, и через несколько секунд дверь со скрипом отъехала в сторону.

Мы спустились по каменным ...

ступенькам в узкий коридор, тускло освещенный маленькими засаленными лампочками. С одной стороны этот коридор был глухим. Зато с другой даже при таком скудном освещении я сумела разглядеть несколько тяжелых дверей, висевших на полозьях.

Пройдя в самый конец, мы оказались в небольшой грязной комнатке. За обычным конторским столом сидел человек с очень мрачным лицом и сосредоточенно ковырял у себя в носу. Одет он был в клетчатую рубаху, которая забыла, когда в последний раз была в стирке, и широкие парусиновые штаны, от которых несло смесью пота и мочи. Ноги были обуты в тяжелые ботинки на шнурках.

— И что дальше? — посмотрев на меня с явным безразличием, спросил человек, — Номер?

— Какой у тебя номер? — спросил охранник, заметив моё замешательство.

— Я не знаю, — честно ответила я, — Мне не сказали.

— А кто распорядился? — пробубнил человек, доставая из стола толстую конторскую книгу.

— Госпожа Эльза, — коротко ответил охранник.

— Тогда понятно, — вонючий человек засунул книгу обратно в стол, — Тогда в седьмую.

— А получше нет? — вдруг спросил охранник.

— Здесь — не дом отдыха, — человек в грязной рубашке широко зевнул, — Пошли, поможешь.

— Не могу я смотреть на это, — поморщился охранник, — сам справишься.

Он передал человеку в рубашке поводок и быстро вышел.

— Чистоплюй! — брезгливо бросил ему вдогонку человек, — Искал бы тогда другое занятие.

С этими словами он дернул меня за ошейник и, больше не говоря ни слова, потащил обратно по коридору.

Строгая камера

Дверь со скрежетом откатилась в сторону, и мы вошли внутрь. Я стала оглядываться. И чем больше я смотрела на эти мрачные стены, тем меньше у меня оставалось оптимизма.

Это была самая настоящая тюремная камера. Стены были выложены тяжелыми каменными блоками, только на них я не заметила плесени, и воздух был чистый, хотя и холодный. Освещался этот каземат маленькой замасленной лампочкой, убранной в толстую решетку, и расположенной под потолком.

В противоположную от двери стену на уровне шеи было ввинчено большое железное кольцо, с которого свисала тяжелая цепь. На конце этой цепи болтался широкий металлический обруч, скорее всего к ней приваренный. Я поняла, что его наденут на мою шею.

У меня неприятно засосало под ложечкой. Человек в рубашке толкнул меня в спину, развязал руки и прогнусавил:

— Раздевайся.

Я начала стаскивать с себя трико, но этот мужик явно не страдал излишним терпением. Подойдя ко мне, он одним движением разорвал мою майку. Такая же участь постигла и штаны.

— Обувь снимай, — приказал он.

— Пол холодный, — возразила я, — Я же простужусь.

— Снимай, — устало произнес он, — Простудишься — твоё счастье! Скорее загнешься.

От этих слов я содрогнулась. Неужели отсюда никто не выходил живым?! Я стащила кеды. Теперь я была совершенно голая и босая. Человек достал из кармана какой-то инструмент и отомкнул мой ошейник.

— Стой смирно, девка, и молчи, — посоветовал он.

Порывшись в карманах своих вонючих штанов, он извлек два широких железных кольца, соединенных между собой толстой заклепкой. Я протянула ему руки, но мужик, криво усмехнувшись, повернул меня и завел руки за спину. Он надел их на запястья и сжал почти до предела. Потом тем же механизмом, которым отмыкал ошейник, он заклепал кольца. Я попробовала пошевелить руками. Кольца сидели прочно и не давали рукам даже малейшей свободы.

Следом настала очередь ног. Мужик отошел в угол камеры и вернулся, держа в своих ручищах тяжелые ножные кандалы, соединенные короткой цепью. Встав передо мной на колени, он приладил их на мои лодыжки и подергал за цепь.

Потом он подвел меня к стене и поставил лицом к себе. Ошейник туго обхватил моё горло. Я почувствовала всю тяжесть этого аксессуара и, в который раз, содрогнулась. Мужик внимательно осмотрел меня и тяжело вздохнул.

Поняв полную безысходность своего положения, я вдруг осмелела.

— И долго мне здесь сидеть? — самым наглым тоном спросила я.

Мужик крякнул и достал из кармана шаровидный кляп. Наскоро обтерев своей немытой пятерней, он затолкал этот шар мне в рот и затянул ремешок.

Еще раз крякнув, он отошел на пару шагов.

— Значит так! — сделав важное лицо, сказал он, — Запомни, дура, что я тебе скажу. Дура, потому что сюда попала. Кормежка — два раза в день. Меню — сухой хлеб и вода. Не волнуйся, не окочуришься. Раз в неделю — баня, если не провинишься. В туалет будешь ходить сюда.