Основа.
Тот, кто называл себя Камень и носил красный капюшон, говорил:
Основа империи — люди.
Что правда, то правда. Я знаю этих людей.
Я камень на перекрестке дорог, ко мне приходят те, кто тоже знает таких людей. Приходят ко мне, потому что некуда больше идти. Нет надгробий с именами и датами, нет оградок, нет записей в книгах. Не найти даже еле различимого в траве пригорка, под которым — лежат. Есть безымянные ямы, куда их бросали десятками, как ненужные вещи. Не отличить уже родные кости от чужих. И потому мы все кости в ямах зовем — родными.
Они приходят, и ничего не говорят, тут не помогут слова. Я говорю за них. Я знаю, что вы хотели бы сказать: раньше, когда было кому вас услышать.
У тебя исколоты иглой пальцы и натерты веретеном мозоли, ты говоришь: «Он смеялся так, что я не могла не смеяться в ответ. Он касался пальцами моей скулы так, будто боялся, что я сон — и вот-вот исчезну. Он целовал мой висок на рассвете, и когда его не было рядом, я думала: лучше бы и солнцу не подыматься. Я смотрела на него и не могла вдохнуть, мне казалось: я снова маленькая девочка, и передо мной мой первый в жизни настоящий подарок.»
Его и еще сорок семь камнерезов положили в фундамент, чтобы никто не разболтал тайну всех входов и выходов имперского форта в Розах.
Потому что основа империи — люди.
Ты выхаркиваешь рудничную пыль по утрам, твоя спина уже не разгибается, как прежде, ты говоришь: «С ней мне было так спокойно, как больше нигде и ни с кем, будто только что кончился дождь. Я утыкался лбом ей в колени и все уходило прочь — боль, невзгоды, чужая несправедливость. Она понимала меня без слов и умела утешить без слов. Ее губы были свежее весеннего ветра и такие же на вкус, а теперь ее нет и даже сахар для меня становится горьким.»
Ей и семерым ее подругам продырявили черепа, груди и животы арбалетными болтами Кровавые Скоморохи, ведь отряд тем сплоченней, чем чаще вместе упражняется в меткой и быстрой стрельбе, а мишень мастерить лень и долго. Тела сбросили в канаву у лагеря.
Потому что основа империи — люди.
Ты навечно пропахла рыбой и тиной, руки изрезаны леской, ты говоришь: «Мои бедра просят о нем днем и ночью, мои руки сводит судорогой оттого, что они не могут к нему прикоснуться, мои мускулы мерзнут без его дыхания, моя грудь никакой не чувствует боли, потому что он был моей сладкой болью. Мое горло бессмысленно без его поцелуя, мой хребет выгибает дугой, потому что его нет рядом, мои губы прокушены оттого, что он мне приснился.»
Его и еще троих забили кнутом до смерти и бросили в отвал породы, чтобы другие на каменоломне работали больше и просили меньше.
Потому что основа империи — люди.
У тебя загрубели от серпа руки и кожа побурела от солнца, ты говоришь: «Рядом с ней я хотел быть самым лучшим, самым правильным и надежным. Я каждый день искал, чем бы порадовать ее — потому что все другие радости ничто по сравнению с радостью, разделенной с нею. Вместе с ней любое дело выходило и быстрее, и лучше, и дорога была короче, и в доме становилось светлее. Я всё видел красивым и ярким, потому что смотрел ее глазами.»
Ей сломал шею имперский фуражир, когда не поверил, что она отдала ему весь собранный урожай и у нее больше нет ни зернышка. Он зарыл ее тело под крыльцом ее дома, а детей отдали в Детскую трудовую коммуну в Чарах, воспитывать из них рабов.
Потому что основа империи — люди.
Близок день, когда сойдясь на моем перекрестке, они все поднимут глаза — и будут знать, что должны сделать дальше.
Что вы, основавшие свои башни на наших костях, будете делать тогда?
Близок день, когда малыми ростками, кривыми корнями, упругими побегами прорастут из земли те, кто в нее лег. Распустятся в песнях своих народов. Нальются соком в жилах своих друзей. Расцветут в лицах своих детей. Дадут плоды в сердцах всех, кто о них услышит.
И придут возвращать землю. Свою.
Что вы, вылезшие из земли и гложущие наши кости, будете лепетать в свою защиту тогда?
А нам будет, что вам сказать.
Я камень на перекрестке дорог. И даже я не могу молчать.
…
Этот текст прочтет Госпожа. Напиши под ним что-нибудь, чтобы она это тоже прочла. Пусть подавится.