Сотрудник Центра «Э»

Введение

Я в органы шел, как и большинство сотрудников, чтобы помогать людям, делать что-то хорошее. На деле, когда сталкиваешься с этой системой, получается, что все совсем не так. Потому что нашей системе не нужны думающие инициативные сотрудники, ей нужны деревянные солдаты Урфина Джюса, которые будут тупо исполнять приказы.

Кто-то уходит и не может с этим смириться. Кто-то остается, и продолжает переть, как танк, через это и дослуживается до пенсии, а кто-то прогибается под систему. В полиции больше порядочных сотрудников, но, к сожалению, судят по тем единицам, которые попадают в новости. По крайней мере из моих коллег, я могу сказать, что гораздо больше было честных и порядочных сотрудников.

Дело о дырке в крыше беседки

Я могу рассказать, почему я туда (в Центр «Э») пришел. Я работал следователем по экономическим преступлениям и в какой-то момент понял, что не хочу этим заниматься. Могу рассказать один случай, после которого я уже принял для себя твердое решение, что в этом подразделении работать не буду.

Мне дали дело, суть была такая: на заведующую садиком в одном из городов нашей области наложил штраф пожарный инспектор, две тысячи рублей за какую-то ерунду, что у нее дырка в крыше в беседке на детской площадке. А женщине уже лет 60-62, ровесница моей матери. И она эти две тысячи рублей штрафа оплатила не из своего кармана, а оплатила со счета этого детского садика. В результате ей вменили часть три 160-й статьи УК — присвоение, растрата с использованием должностного положения. Несмотря на смешную, в две тысячи рублей, сумму, это тяжкая статья.

Я как старался, открещивался от этого дела. Начальница прекрасно знала о моем отношении к подобным не очень, с моральной точки зрения, приятным делам. Что сделал я? Я подошел всесторонне и объективно к расследованию — как, собственно, и должен подходить нормальный следователь. Я начал изучать, а выделялись ли ей вообще деньги на ремонт. И выяснилось в ходе беседы с сотрудниками министерства образования, что в течение пяти лет она запрашивала по 300 тысяч на ремонт каждый год — каждый год ей отказывали. Она просто не могла сделать этот ремонт. Хотя это не отменяет того, что она совершила преступление.

Начал собирать характеризующие — выяснилось, что она чуть ли не лучшая заведующая в регионе. Выяснил, что у нее зарплата 13 тысяч, и она на эти 13 тысяч тянет одна, без мужа, сына, инвалида первой группы с синдромом Дауна и диабетом, и эти 13 тысяч у нее все уходят на лекарства. Для нее даже эти две тысячи рублей — что для нас с вами, допустим, раз сходить на неделю продуктов купить — для нее это огромная сумма. Я все это отразил в материалах дела. По сути, это ничего не меняло, это не меняло квалификацию, это не прекращало дело, то есть дело все равно уходило в суд. Но заведующей благодаря объективно отраженной картине дали меньше минимального наказания — штраф пять тысяч рублей.

Это дело стало последней каплей. Что-то во мне сломалось после этого. А мне как раз предложили пойти в Центр «Э» (управление по противодействию экстремизму). И я молодой, горячий — ну, центр по борьбе с терроризмом и экстремизмом — думал, что буду ваххабитов задерживать, крутить.

«Черные копатели» и телефонные террористы

Мне надоела бумажная работа следователя, после трех лет хотелось как-то разбавить. Ну и работать там было очень интересно в первые три года, пока у нас не поменялся начальник. У нас была полевая работа, интересные громкие дела, связанные с организованной преступностью. Я по линии незаконного оборота оружия работал, потому что у нас на территории Кольского полуострова очень много шло боев в Великую Отечественную войну, и, соответственно, очень много захоронений, солдат и оружия. И у нас развито «черное копательство». Я по этой теме работал, мне было интересно.

У меня были хорошие источники, хорошие связи в среде «черного копательства», и я это считал значимыми делами — когда изымаешь мешки патронов, оружие, гранаты. Я чувствовал, что я приношу какую-то пользу.

Были разные категории дел. Выявление экстремистских преступлений приветствовалось особенно, потому что у нас все-таки отдел по борьбе с экстремизмом назывался. В основном это 282-е, то есть высказывания в интернете. Я выявлял одинаково — и когда русские ругали нерусских, и когда нерусские ругали русских.

Но и никто дела по 282-й не накручивал, не фальсифицировал. Если я заметил, что там гражданин пишет, что надо всех русских или нерусских... что-то с ними страшное делать, я, естественно, составлял материал на такого неадекватного гражданина. А специально кого-то провоцировать — такого не было при мне. Все было по факту.

Я считаю, что давать реальные сроки за картинки или слова в интернете несообразно самому преступлению, что вполне можно было бы ограничиться в особо сильных случаях штрафами.

Очень много было преступлений по заведомо ложным сообщениям о терроризме, когда народ в пьяном состоянии решал повеселиться и звонил, что заминирован торговый центр, отель. Это было иногда по пять-шесть раз в месяц, иногда по несколько раз на неделе.

У нас был замечательный начальник, замечательный коллектив. Мы занимались оперативной работой, все было слаженно, организованно. У нас достаточно спокойный регион. Все-таки это Крайний Север, не так много приезжих. Но у нас был свой «Реструкт» (сообщество сторонников неонациста Максима Марцинкевича по кличке «Тесак». Члены «Реструкта» нападали на людей, которых подозревали в причастности к наркоторговле). Я не по этой линии работал — не по националистам. Но вообще, да, были случаи, когда били людей по национальному признаку, писали всякие призывы в интернете. Но их удалось забороть по большей части.

Экстремистское сообщество у нас выявлял сотрудник. Представитель этого сообщества эмигрировал на Украину, воевал на Украине, был ранен — националист Александр Валов. Он занимался избиением лиц кавказской национальности, пропагандой в интернете всех этих ценностей националистических.

Искать 282-е в интернете, не вставая со стула

В 2016 году у нас поменялся руководитель. В первые три месяца его руководства ушли десять человек из 15 сотрудников: кто на пенсию, кто уволился — потому что перевестись нормально ни у кого не получилось, скажем так.

Реальная работа заменилась бумажной, вместо реальных преступлений и работы «в поле» стали делать административки и искать 282-е в интернете, не вставая со стула. Административки в диком количестве требовали.

Я ушел через полгода после всего этого. Стало много бумажной работы: отчеты, справки, справка на справке, докладные по справкам, докладные по рапортам, рапорта на справки, справки на рапорта. Писанина занимала 60-70%, и это вместо реальной работы оперативной по делам. В какой-то момент рабочий день начинал заканчиваться часа в 22-23, без выходных.

Я могу рассказать, как у нас один из сотрудников из этих десятерых уволился. Нам выкатили на совещании, выдали листочки с долгами по докладным, по рапортам, справкам — у кого сколько. Ему выдали из 47 пунктов вот этот лист. Он на него посмотрел так — ну, он такой матерый опер, грамотный очень, честный, порядочный, всю жизнь проработал опером, достиг достаточно большого звания, должности — он посмотрел на это и написал рапорт об увольнении на этом самом листочке.

У кого была пенсия, те ушли на пенсию. Кто мог на гражданку устроиться — те ушли на гражданку. Я был молодой, мне было все равно. Я статус адвоката получил и вот я работаю адвокатом. А у кого семья, кому до пенсии долго — те остались работать. Таких два человека.

Раньше не было столько бумаг, и как-то и преступления раскрывались, и достаточно высокие показатели были, и все было чудесно. Иногда просто начальнику лень почитать дело оперативное, он заставляет писать обзорную справку на 10-15 листах. Вместо того, чтобы ходить общаться, допустим, с теми же источниками, осведомителями, раскрывать преступления, ты сидишь по вечерам, по выходным печатаешь эти докладные, справки. Ну и да, стал более политический уклон.

Дела за картинки в соцсетях

Я, когда переводился в Центр «Э», думал, что буду бороться с террористами, заниматься мегасерьезными делами — ну и был, конечно, немного разочарован, что приходится искать картинки в интернете. Меня лично всегда это возмущало — ну вот сами эти административки, когда человеку за картинку «ВКонтакте» дают 5-10 суток ареста. Я бы нашел, чем заняться помимо составления административок за картинки.

В основном, это все находилось в интернете, когда люди пишут «ВКонтакте» всякие глупые вещи. Находится это очень просто. Просто пишешь в поиске «ВКонтакте», допустим, название «Адольф Гитлер» или «Бей рыжих!», грубо говоря. Тебе выдается список этих сообществ, открываешь самое массовое, где больше всего участников; затем их надо отсортировать по городу, и заходишь на странички пользователей, смотришь. Выбираешь, у которых аватарки самые упоротые — с Адольфом Гитлером, со свастикой — вот тебе, пожалуйста, нашел картинку.

По административкам самые разные люди привлекаются — вплоть до каких-то правых, которые там размещали символику РНЕ, свастику и до случайных граждан, которые смешную картинку со свастикой скопировали, но я по таким административки не делал. Я старался именно упоротых граждан привлекать.

Много поступает обращений от граждан, что по такому-то адресу «ВКонтакте» есть такой-то пользователь, который выложил на своей странице нацистскую символику, проведите, пожалуйста, проверку. И приходится проводить, потому что это же официально зарегистрированное заявление. А сейчас же много не надо — зашел на сайт МВД, по форме отправил.

"Идите украдите банку кофе"

У нас министр, если не ошибаюсь, сказал, что «палочной системы» у нас нет в МВД, ее отменили. У нас есть такая штука, как АППГ — аналогичный период прошлого года. То есть, если в прошлом году было выявлено столько-то преступлений, то в следующем ты должен выявить больше. Ну и разница-то… Если ты не выявил, то ты как бы негодяй, лодырь и бездельник.

Мне один из знакомых следаков с земли рассказывал, что вот им дословно начальница говорила: нету преступлений, не совершаются — идите украдите банку кофе и сами на себя дело возбудите. Ну, правда или нет, я не знаю — за что купил.

Почему МВД замалчивает насилие

Мне кажется, это исключение из правил. Все-таки большинство сотрудников, с которыми я работал — это честные, порядочные люди. Но бывает, кто-то в силу своих умственных способностей не может получить доказательство нормальным путем процессуальным, поэтому он занимается выбиванием. На сленге называется «слепить нахалку». Вот меня это всегда очень сильно бесило. Я принципиально за всю свою службу даже голос на задержанных не повышал, потому что я считал — ну, это как-то непрофессионально. Либо ты можешь своим умом победить злодея, либо ты не можешь — распишись в своем непрофессионализме.

Никто не будет открыто об этом говорить, потому что за такого залетевшего сотрудника пойдет цепочка наказаний, увольнений вплоть до начальника ОВД. Если он работал в областном управлении, то вплоть до начальника УВД — генерал, начальник УВД может получить неполное служебное соответствие.

Чтобы развалить дело, надо знать, как оно строится

Я был разочарован конкретно работой в органах. Я пришел на романтике, как и многие молодые люди, а выяснилось, что в основном приходится делать не то, что положено, а то, что говорят. В адвокатуру я пошел, потому что у меня в какой-то момент прикипело от чтения новостей о произволе сотрудников органов. Как юрист читаешь, когда грубо нарушаются процессуальные нормы — возникает здравое желание как-то с этим бороться, помогать людям, ставшим жертвой беспредела.

Работа в следственных и оперативных подразделениях, знание специфики, знание ошибок, нюансов, которые допускают сотрудники, и знание, как противодействовать их ходам, оно, конечно, помогает. Чтобы развалить дело, надо знать, как оно строится, какие допускают ошибки, за что можно зацепиться, чтобы выдернуть доказательство из дела.

Подписывайтесь на канал "Взгляд изнутри" и делитесь статьей с друзьями