ОНО

держащие с одной стороны Бена и Майка с другой. Затем он понял, что
видит пуговицы на грязной рубашке Ричи и кольцо Капитана Полночь,
которое Эдди носил на мизинце.
— Ребята, вы тоже видите? — спросил Стэн, остановившись.
Остальные также остановились. Билл посмотрел кругом, впервые
сообразив, что он видит — хоть и немного — и затем то, что туннель
удивительно расширился. Они оказались просто в изогнутом отсеке —

таком же большом, как Летний Туннель в Бостоне, «Больше» — внес он
уточнение, когда осмотрелся с возрастающим чувством благоговейного
страха.
Они запрокинули головы, чтобы увидеть потолок, который теперь был
в пятидесяти или более футах над ними и держался на изогнутых
подпорках из камня, похожих на ребра. Сети грязной паутины висели
между подпорками. Пол был теперь каменным, но покрыт такой кучей

первозданной грязи, что было все равно, по чему они шли. По сторонам на
расстоянии пятидесяти футов нависали каменные стены.
— Система водоснабжения здесь, должно быть, действительно сошла
с ума, — сказал Ричи и тревожно засмеялся.
— Похоже на собор, — тихо сказала Беверли.
— Откуда идет свет? — хотел знать Бен.
— Ппохоже, оот сстен, — сказал Билл.
— Мне это не нравится, — сказал Стэн.
— Пойдем. Ггенри ббудет ддышать нам в ззатылок… Громкий,

истошный крик разорвал темень, а затем раздался шелестящий, тяжелый
гул крыльев. Из темноты выплыла некая тень с одним светящимся глазом
— другой глаз потух.
— Птица! — закричал Стэн. — Посмотрите, это птица!
Она летела на них, как неистовый истребитель; ее пластинчатый
оранжевый клюв открывался и закрывался, чтобы обнажить розовую
внутреннюю линию Ее рта, плюшевую, как подушечка в гробу.
Она шла прямо на Эдди.

Ее клюв врезался в его плечо, и он почувствовал, как боль въедается в
его плоть, как кислота. Кровь хлынула на грудь. Он вскрикнул, когда Ее
взмахивающие крылья ударили ему в лицо нездоровым воздухом туннеля.
Птица отлетела назад, Ее глаз злобно сверкал, вращаясь в глазнице,
застилаясь только тогда, когда Ее моргающее веко тряслось, чтобы закрыть
глаз тонкой пленкой. Ее когти искали Эдди, который увертывался, издавая

крики. Они прорезали рубашку на спине, прочертив неглубокие багровые
полосы на лопатках. Эдди закричал и попытался отползти, но птица снова
отлетела.
Майк прорвался вперед, порывшись у себя в кармане. Он пришел с
ножом в одно лезвие. Когда птица снова пикировала на Эдди, он
замахнулся им быстрой, упругой дугой через один из когтей птицы. Нож
вошел глубоко, полилась кровь. Птица отпрянула, а затем снова пошла в

атаку, сложив свои крылья, падая, как пуля. Майк в последний момент упал
на бок, ударив ее ножом. Он промахнулся, и коготь птицы ранил его
запястье с такой силой, что рука онемела и по ней прошла дрожь, — рана,
которая открылась, прошла до локтя. Нож улетел в темноту.
Птица летела назад с победным клекотом, и Майк прижался к
лежащему Эдди и ждал наихудшего.
Стэн рванулся вперед к двум мальчикам, прижавшимся друг к другу на

полу, когда птица вернулась. Он стоял, маленький и какой-то опрятный, несмотря на грязь, въевшуюся в его руки, штаны и рубашку, и вдруг
выпростал руки необычайным жестом — ладонями вверх, пальцами вниз.
Птица издала еще один крик и дернулась, планируя рядом со Стэном,
промахнувшись на какие-то дюймы, лохматя его волосы потоком воздуха
от крыльев. Он сжался в плотный комок, встречая лицом к лицу ее
очередной заход.

— Я верю в ярко-красных танагр, хотя я и не видел ни одной, — сказал
он высоким ясным голосом. Птица пронзительно закричала и совершила
вираж в сторону, как будто бы он попал в нее. — И верю в калао и в
новогвинейского жаворонка, и во фламинго Бразилии.
Птица пронзительно кричала, кружила и вдруг влетела в туннель с
громким клекотом.
— Я верю в золотого орла! —
кричал Стэн ей вслед. —
И я думаю, что

где-то действительно есть феникс! Но я не верю в тебя, поэтому на хер
уходи отсюда! Уходи! Убирайся в ад!
Он замолчал, и тишина показалась
оглушительной. Билл, Бен и Беверли подошли к Майку и Эдди; они
помогли Эдди встать на ноги, и Билл посмотрел на порезы.
— Ннеглубокие, — сказал он. — Нно, ддержу ппари, ввыглядят оони
ддьявольски.
— Она разорвала мою рубашку, Большой Билл, — щеки Эдди блестели
от слез, и он опять дышал с присвистом. Его варварский рев исчез; трудно

было поверить, что он когда-либо был. — Что я скажу маме?
Билл слегка улыбнулся.
— Ппочему ббы нне пподумать об ээтом, ккогда ммы ввыберемся
отсюда? Ссделай гглоток, Ээдди.
Эдди глубоко вздохнул и затем с присвистом выдохнул.
— Это было великолепно, дружище, — сказал Ричи Стэну. — Это
было просто
великолепно!
Стэн весь дрожал.
— Никакой такой птицы, как та, нет, вот и все. Никогда не было и не
будет.
— Мы идем! —
кричал Генри сзади них сумасшедшим голосом,

который теперь смеялся и выл и звучал так, будто что-то выползало из
трещины в крыше ада. —
Я и Белч! Мы идем, и мы схватим вас,
молокососы! Вы не сможете смыться!
Билл закричал:
— Ууходи, Ггенри! Ппока еще есть ввремя!
Ответом Генри был дикий, бессловесный крик. Они услышали шум
шагов, и внезапно Билла осенило: Генри был настоящий, он был смертный,
он не мог быть остановлен ингалятором или книгой о птицах. Магия не

действовала на Генри. Он был слишком тупой.
— Ппошли. Ммы должны оооставаться ввпереди ннего. Они снова
пошли, держась за руки; рваная рубашка Эдди болталась позади него. Свет
становился ярче, туннель больше. Когда он наклонялся вниз, потолок
уходил вверх до тех пор, пока возможно было видеть. Теперь им казалось,
что они идут вовсе не в туннеле, а проходят через гигантский подземный
внутренний двор, приближаясь к какому-то циклопическому замку. Свет от

стен стал бегущим зелено-желтым огнем. Запах сделался сильнее, и они
начали чувствовать вибрацию, которая могла быть реальной, а могла быть и
только в их воображении. Она была непрерывной и ритмичной. Это было
биение сердца.
— Впереди конец! — крикнула Беверли. — Посмотрите! Глухая стена!
Но когда они подтянулись поближе, похожие на муравьев на этом
огромном пространстве грязных каменных блоков, причем каждый блок

больше, чем Бассей-парк, оказалось, что стена не полностью глухая. В ней
была одна дверь. И хотя сама стена возвышалась над ними на сотни футов,
дверь была очень маленькая. Она была не больше трех футов в высоту, такая, какую можно было увидеть в книжке сказок, сделанная из прочных
дубовых досок, зашипованных между собой крест-накрест, и обитая
железными планками. Это была, как они сразу поняли, дверь, сделанная
только для детей.

Призрачно, в своей памяти, Бен слышал, как библиотекарь читала
малышам: «
Кто идет по моему мосту?»
Дети наклоняются вперед, в их
глазах блестит все прежнее очарование: будет ли монстр побежден… или
съест героев?
На двери была отметина, и около нее лежала груда костей. Маленьких
костей. Костей Бог знает каких маленьких детей.
Они пришли к жилищу Его.
И отметина на двери: что это такое?
Билл подумал, что это бумажный кораблик.

Стэн увидел в этом птицу, поднимающуюся в небо, может быть,
феникса. Майк увидел лицо — лицо сумасшедшего Батча Бауэрса,
возможно, если только оно могло быть видно.
Ричи увидел два глаза за парой очков.
Беверли увидела руку, сжатую в кулак.
Эдди поверил, что это лицо прокаженного, у которого глаза запали, рот
в трещинах, — все болезни, все недуги отпечатались на том лице.
Бен Хэнском видел кучу разорванных оберток, и казалось, что они
пахнут кислыми специями.

Позднее, придя к этой двери с все еще отдающимися в его ушах
криками Белча, совершенно один, Генри Бауэрc увидит это как луну,
полную, яркую… и черную.
— Я боюсь, Билл, — сказал Бен дрожащим голосом. — Должны ли
мы?
Билл коснулся носком костей, и вдруг они под его ногой стали кучей
праха. Он тоже испугался… но был ведь Джордж. Оно вырвало с корнем
руку Джорджа. Были ли те маленькие и хрупкие косточки среди этих? Да,
конечно, были.

Они были здесь вместо владельцев костей, Джорджа и других — тех,
кто был принесен сюда, тех, кого могли принести сюда, тех, кто остался
гнить в других местах.
— Мы должны, — сказал Билл.
— Что, если она закрыта? — спросила Беверли едва слышным
голосом.
— Оона нне ззакрыта, — сказал Билл и затем добавил то, что он знал
из глубин своих. — Ттакие мместа нникогда не ззакрываются.
Он протянул согнутые пальцы правой руки к двери и толкнул ее. Она

открылась и пропустила поток болезненного желто-зеленого света. Им в
нос
ударил
запах
зоопарка,
головокружительно
сильный,
головокружительно мощный.
По одному они прошли через сказочную дверь внутрь Его логовища.
Билл
7
В туннелях, 4.59
остановился так внезапно, что остальные сбились в кучу, как грузовые
машины, когда у впереди идущей внезапно отказывает двигатель.
— Что это? — голос Бена.
— Ооно ббыло зздесь. Гглаз. Ввы ппомните?

— Я помню, — сказал Ричи. — Эдди остановил его своим
ингалятором. Сделал вид, что это кислота. Он сказал что-то про яйца.
Довольно смешное, но я не помню точно что.
— Это нне имеет ззначения. Мы не увидим нничего, ччто ммы
ввидели рраньше, — сказал Билл.
Он
зажег
спичку
и
посмотрел
на
остальных.
Их
лица
фосфоресцировали в мерцании спички, фосфоресцировали и были
таинственны. И казались очень молодыми.
— Ккак ввы, ребята?

— Все о'кей, Большой Билл, — сказал Эдди, но его лицо было
перекошено от боли. Самодельная шина Билла съехала. — Как ты?
— О'оокей! — сказал и Билл помахал спичкой, прежде чем его лицо
выдало совсем противоположное.
— Как это случилось? — спросила его Беверли, прикасаясь в темноте
к его руке. — Билл, как могла она…?
— Ппотому что я уупомянул нназвание ггорода. Оона пприехала
ввслед за ммной. Ддаже ккогда я дделал это, ччто-то ввнутри мменя велело

прекратить. Нно я нне сслушал, — он беспомощно покачал в темноте
головой. — Но ддаже если она пприехала в Ддерри, я нне ппонимаю, ккак
она ммогла ппопасть
сюда.
Если Ггенри нне ппривел ее, тогда ккто?
— Оно, — сказал Бен. — Оно не должно выглядеть плохо, мы это
знаем. Оно могло прийти и сказать, что ты в беде. Привести ее сюда, для
того чтобы… достать тебя, я предполагаю. Убить наше нутро. Потому что
вот чем ты всегда был. Большой Билл. Нашим нутром.

— Том? — спросила Беверли, еле слышно, ошеломленная.
— Кккто? —
Билл чиркнул еще одну спичку. Она смотрела на него с
отчаянной честностью.
— Том. Мой муж. Он тоже знал. Во всяком случае, я думаю, я
упомянула ему название города, так же как ты упомянул его Одре. Я… я не
знаю, взяло Оно его или нет. Он на меня тогда очень был зол.
— Иисус, что это, какая-то мелодрама, где все рано или поздно
внезапно появляются? — сказал Ричи.

— Не мелодрама, — сказал Билл, с нотами муки в голосе. — Шоу. Как
цирк. Бев приехала туда и вышла замуж за Генри Бауэрса. Когда она уехала,
почему бы ему не приехать сюда? В конце концов, настоящий Генри
приехал.
— Нет, — сказала Беверли. — Я вышла замуж за своего отца.
— Если он тебя избивал, какая разница? — спросил Эдди.
— Встаньте вокруг меня, — сказал Билл. — Плотнее. Они встали.
Билл потянулся в обе стороны и нашел здоровую руку Эдди и одну из рук

Ричи. Скоро они стояли в кругу, как они уже делали однажды, когда их
было больше числом. Эдди почувствовал, как кто-то положил руку ему на
плечо. Чувство было теплым, успокаивающим и очень знакомым.
Билл почувствовал ощущение силы, которое помнил из прошлого, но
понял с некоторым отчаянием, что вещи по-настоящему
изменились.
Могущество нигде поблизости не было таким сильным — оно билось и

вспыхивало, и гасло, как пламя свечи в отвратительном воздухе. Темнота
казалась плотнее и ближе к ним, более победоносной. И он мог обонять
Его.
Внизу в этом проходе, —
думал он, —
и не так уж далеко, есть дверь
с отметиной на ней. Что было за этой дверью? Одна вещь, которую я все
еще не могу вспомнить. Я могу помнить, как мои пальцы вдруг онемели и
как я толкнул дверь. Я могу даже помнить поток света, который полился

и как он казался почти живым, будто это был не просто свет, а
флюоресцирующие змеи. Я помню запах, как от обезьянника в большом
зоопарке, даже хуже. И затем… ничего.
— Ккто-нибудь ппомнит, кем ббыло Оно по-настоящему?
— Нет, — сказал Эдди.
— Я думаю… — начал Ричи, и затем Билл мог почти осязать, как он в
темноте покачал головой. — Нет.
— Нет, — сказала Беверли.
— Хм, — это был Бен. — Это та вещь, которую я все еще не могу

вспомнить. Кем было Оно… или как мы с Ним боролись.
— Чудь, — сказала Беверли. — Вот как мы боролись с ним. Но я не
помню, что это означает.
— Встаньте около мменя, — сказал Билл, — и я ввстану около ввас,
ребята.
— Билл, — сказал Бен. Голос его был очень спокойным. — Кто-то
идет.
Билл прислушался. Он слышал плетущиеся, шаркающие шаги,
приближающиеся к ним в темноте… и он испугался.

— Ооодра? — позвал он… и знал уже, что это была не она. То, что
шаркало по направлению к ним, подошло ближе. Билл зажег спичку.
8
Дерри, 5.00
Первое необычное событие случилось в тот день поздней весны 1985
года за две минуты до восхода солнца. Чтобы понять, насколько эго было
не то, надо было знать два факта, которые были известны Майку Хэнлону
(который лежал без сознания в деррийской больнице в тот момент, когда

взошло солнце); оба факта касались баптистской церкви Божьей Благодати,
которая стояла на углу Витчем-стрит и Джексон-стрит с 1897 года. Церковь
увенчивалась изящным белым шпилем, который был апофеозом каждой
протестантской колокольни в Новой Англии. На четырех сторонах
основания
колокольни
были
циферблаты,
а
сами
часы
были
сконструированы и привезены из Швейцарии в 1898 году. Единственные
часы, похожие на эти, стояли на городской площади Хейвен-Виледж, в

сорока милях отсюда.
Стивен Бови, лесопромышленный магнат, который жил на Западном
Бродвее, передал часы в дар городу — они стоили что-то около 17000
долларов. Бови мог себе это позволить. Он был набожным прихожанином и
в течение сорока лет старостой (в течение нескольких последних лет он
был еще и президентом деррийского филиала Лиги Белого Благочестия).
Кроме того, он был известен своими набожными проповедями перед
мирянами в День Матери.

Со времени своей установки до 31 мая 1985 года эти часы четко
отбивали каждый час и полчаса — с одним известным исключением. В
день взрыва на Кичнеровском заводе они не пробили полдень. Жители
считали, что Его преподобие Джоллин остановил часы, чтобы показать, что
церковь объявила траур по погибшим детям, и Джоллин никогда не
освобождал их от иллюзий, хотя это было неправдой. Часы просто не
пробили.
Они пробили пять часов утра 31 мая 1985 года.

В этот момент весь Дерри, все старожилы открыли глаза и сели,
обеспокоенные без всякой причины, на которую они могли указать. Были
выпиты лекарства, вставлены искусственные челюсти, зажжены трубки и
сигары.
Старики насторожились.
Одним из них был Норберт Кин, которому исполнилось девяносто
пять лет. Он проковылял к окну и посмотрел на темнеющее небо. Прогноз
погоды за ночь до этого обещал ясное небо, но его кости говорили ему, что

будет дождь и сильный. Он чувствовал страх в глубине души; каким-то
смутным образом он почувствовал угрозу, как будто яд неустанно
пробирался к его сердцу. Он как-то случайно подумал о дне, когда
компания Брэдли необдуманно въехала в Дерри, под прицел семидесяти
пяти пистолетов и ружей. Такая работа оставляла в человеке ощущение
чего-то теплого и ленивого внутри, чего-то, что было… было как-то
подтверждено.

Он не мог бы выразить это лучше, даже для себя. Работа
наподобие этой оставляла в человеке ощущение своей вечной жизни, и
Норберт Кин имел это ощущение. Девяносто шесть лет ему исполнится 20
июня, и он все еще проходил пешком каждый день три мили. Но сейчас он
чувствовал испуг.
— Те дети, — сказал он, выглядывая из окна, не сознавая, что он
говорил. — Что с теми, черт возьми, с этими детьми? Как они озорничают
на этот раз?

Эгберт Сарагуд, девяноста девяти лет, который был в «Серебряном
Долларе», когда Клод Хэро наточил свой топор и сыграл «Мертвый Марш»
на нем для четырех человек, проснулся в тот же самый момент, сел на
кровати и издал хриплый крик, который никто не услышал. Ему приснился
Клод, только Клод пришел за
ним;
топор опустился, и через мгновение
после этого Сарагуд увидел свою собственную отрубленную руку,
подпрыгивающую и изгибающуюся на стойке.

Что-то не то, —
подумал он как-то тускло, испугавшись и
затрясшись в своих обмоченных кальсонах. —
Что-то чертовски не так.
Дейв Гарднер, который обнаружил изувеченное тело Джорджа Денбро
в октябре 1957 года и чей сын обнаружил первую жертву в этом новом
цикле ранней весной, открыл глаза на ударе «пять» и подумал, даже перед
тем как посмотреть на часы на столике:
Церковь Божьей Благодати не
пробила пять… Что случилось?
Он почувствовал большой, плохо

объяснимый страх. За годы Дейв преуспел; в 1965 года он купил «шубут», и
теперь на Дерри Молл стоял второй «шубут», а третий — в Бангоре. Вдруг
все те вещи — вещи, ради которых он проработал всю жизнь, —
показались ему находящимися в опасности.
Отчего? —
крикнул он себе, глядя на спящую жену. —
Отчего, почему, отчего эти чертовы часы не
пробили пять?
Но никакого ответа не было.
Он встал и подошел к окну, поддерживая штаны. Небо было

беспокойным, облака летели на запад, и беспокойство Дейва росло. В
первый раз за долгое время он понял, что думает о криках, которые
выгнали его двадцать семь лет назад на крыльцо, где он увидел
корчившуюся
фигуру
в
желтом
дождевике.
Он
посмотрел
на
приближающиеся облака и подумал:
Мы в опасности. Все мы. Дерри.
Шеф полиции Эндрю Рэдмахер, который по-настоящему считал, что
он сделал все от него зависящее, чтобы раскрыть новую цепочку убийств

детей, охватившую Дерри, стоял на крыльце своего дома, заложив большие
пальцы за ремень, смотрел вверх на облака и чувствовал тот же самый
дискомфорт.
Что-то случится. Похоже, что польет как из ведра — одно к
одному. Но это не все.
Он вздрогнул… и пока он стоял там на своем
крыльце и запах бекона, который готовила его жена, доносился через дверь,
первые капли дождя размером с десятицентовики темными пятнами усеяли

тротуар перед его симпатичным домиком на Рейнолдс-стрит, и где-то прямо
над горизонтом со стороны Бассей-парка грянул гром.
Рэдмахер снова вздрогнул.
9
Джордж, 5.01
Билл поднял спичку вверх… и вдруг из его горла вырвался долгий,
дрожащий, отчаянный хриплый крик.
Это был Джордж, колышущийся в туннеле и устремляющийся к нему,
Джордж, все еще одетый в свой забрызганный кровью желтый дождевичок.
Один рукав болтался вяло и бесполезно. Лицо Джорджа было белым, как

сыр, и глаза блестели серебром. Они смотрели в глаза Билла.
Мой кораблик! —
колыхаясь, донесся потерянный голос Джорджа в
туннеле. —
Я не могу найти его, Билл, я везде смотрел и не могу найти его,
и сейчас я мертвый, и это твоя вина, твоя вина, ТВОЯ ВИНА…
— Дддджордж! — пронзительно закричал Билл. Он чувствовал, как
его ум срывается с якоря.
Джордж спотыкался-ковылял по направлению к нему, и теперь одна

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь