ОНО

два дня не слушал радио, даже не читал газет, что было его каждодневным
ритуалом. Слишком много происходило. Слишком он был занят.
Жаль.
Генри выплыл из коридора между детской и взрослой библиотеками и
стоял там, глядя на Майка своими свинячьими глазками. Его губы
разошлись в отвратительной усмешке, обнажив гнилые зубы.
— Голоса, — сказал он. — Ты когда-нибудь слышал голоса, ниггер?
— Чьи голоса, Генри? — он заложил обе руки за спину, как школьник,

вызванный декламировать стихи, и переложил приспособление для
вскрытия писем из левой руки в правую. Старинные часы, подаренные
Хорогом Мюллером в 1923 году, мерно отсчитывали секунды в гладком
пруду библиотечной тишины.
— С луны, — сказал Генри. Он сунул руку в карман. — Они шли с
луны. Множество голосов.
Он помедлил, слегка нахмурился, потом покачал головой.
— Множество, но в действительности только один.
Его
голос.
— Ты видел Его, Генри?

— Да, — сказал Генри. — Франкенштейн. Оторвал голову Виктору.
Ты, должно быть, читал об этом. Звук был как у громадной молнии. Потом
Оно пришло за Белчем. Белч дрался с ним.
— Неужели?
— Да. Так я удрал.
— Ты оставил его умирать.
— Не говори этого! —
Щеки Генри вспыхнули тусклым красным
цветом. Он сделал два шага вперед. Чем дальше он проходил от пуповины,
связывающей детскую библиотеку со взрослой, тем моложе он казался

Майку. Он видел следы распада на лице Генри, но он видел также еще что-
то: ребенок, которого воспитывал сумасшедший Батч Бауэрc, стал с годами
черт знает чем. — Не говори так! Это тоже: убивает меня!
— Оно не убило нас.
Глаза Генри злобно ухмыльнулись.
— Пока нет. Но Оно убьет. И я не оставлю вас, пока Оно не придет, —
он вытащил свою руку из кармана. В ней была изящная девятидюймовая
штуковина с отделкой под слоновую кость по бокам. Маленькая хромовая

кнопочка блестела на одном конце этого сомнительного
предмета
прикладного искусства.
Генри нажал ее. Шестидюймовое стальное лезвие
показалось из щели на одном конце рукоятки. Он подкинул лезвие на
ладони и двинулся к абонементному столу несколько быстрее.
— Смотри, что я нашел, — сказал он. — Я знал, где смотреть. Его
набухшее красное веко хитро подмигнуло.
— Человек на луне сказал мне, — Генри снова обнажил зубы. —

сегодня прятался. Вечером подъехал на попутках. Старик. Я ударил его.
Наверное убил. Бросил машину в Ньюпорте. Прямо за городской чертой
Дерри я услышал тот голос. Я посмотрел в канаву. Там была одежда. И
нож. Мой старый нож.
— Ты что-то путаешь, Генри. Мы сбежали и вы сбежали. Если ОНО
хочет нас, оно хочет и вас.
Генри, нахмурясь, покачал головой.
— Нет.
— Я думаю, да. Может быть, ты и делал Его работу, но Оно не играло

на фаворитов, правда? Оно получило обоих твоих друзей, и пока Белч
дрался с Ним, ты убежал. Но теперь ты здесь. Я думаю, что ты часть Его
неоконченного дела, Генри. Я действительно так думаю.
— Нет!
— Может быть, Франкенштейн — это то, чем он тебе являлся? Или
оборотень? Вампир? Клоун? А, Генри?
Может быть, ты действительно
хочешь увидеть то, на что Оно похоже,
Генри? Мы видели. Хочешь, чтобы я тебе сказал? Хочешь, чтобы я…

— Замолчи! — закричал Генри и двинулся на Майка.
Майк отступил и выставил одну ногу. Генри запнулся о нее и упал,
скользя по истоптанным плиткам, как полотер. Он ударился головой о
ножку стола, где этим вечером сидели Неудачники, рассказывая свои
истории. Нож выпал из его руки.
Майк пошел за ним. В этот момент он мог прикончить Генри, можно
было бы всадить ножик для вскрытия писем «Иисус спасает», пришедший

по почте от старой родной церкви, в затылок Генри и затем вызвать
полицию. Было бы много официальной чепухи, но не слишком много — не
в Дерри, где такие сверхъестественные и дикие события не были чем-то
необычным.
То, что остановило его, было осознание, пронизывающее подобно
молнии, что, если он убьет Генри, он сделает Его работу так же, как сделал

бы Генри Его работу, убивая Майка. И еще что-то: тот, другой взгляд, который он видел на лице Генри, — усталый затравленный взгляд ребенка,
с которым плохо обходятся, которого втравили в грязное дело с какой-то
неизвестной целью. Генри вырос под действием безумного сознания Батча
Бауэрса, наверняка он принадлежал Ему даже прежде, чем он заподозрил, что Оно существует.
Поэтому вместо того, чтобы всадить ножик для вскрытия писем в

уязвимую шею Генри, он попытался схватить его нож. Он неудачно взял
его, и его пальцы сомкнулись на лезвии. Не было никакой особенной боли;
только красная кровь потекла из трех пальцев правой руки на ладонь, изборожденную шрамами.
Он подался назад. Генри развернулся и снова схватил нож. Майк встал
на колени, и оба они сейчас находились друг против друга, кровоточащие: у
Майка пальцы, у Генри нос. Генри мотнул головой, и капли улетели в
темноту.

— Думаешь, ты такой красавчик! — взвизгнул он хрипло. — Херовы
маменькины сынки — вот кто вы все были! Мы могли бы побить вас в
честном бою!
— Положи нож. Генри, — сказал спокойно Майк. — Я вызову
полицию. Они приедут, возьмут тебя и увезут в Джанипер-Хилл. Ты
будешь вне Дерри. Ты будешь в безопасности.
Генри пытался говорить и не мог. Он не мог вынести эту ненавистную
шутку, что он будет спасен в Джанипер-Хилл или в Лос-Анджелесе, или в

джунглях Тимбукту. Рано или поздно взойдет луна, белая как кость и
холодная как снег, и придут голоса-призраки, и лицо луны преобразится в
Его лицо, невнятно говоря и смеясь, и приказывая. Он сглотнул липкую
кровь.
— Вы никогда не дрались честно!
— А вы? — спросил Майк.
— У, ниггерсволочьпадла
дрянь
! — закричал Генри и снова прыгнул на
Майка.
Майк наклонился, чтобы избежать его неуклюжего, медвежьего

броска, не удержал равновесия и упал на спину. Генри снова ударился о
стол, отпрянул, повернулся и схватил руку Майка. Майк взмахнул
приспособлением для вскрытия писем и почувствовал, как оно глубоко
входит в предплечье Генри. Генри вскрикнул, но вместо того, чтобы
отпустить, ухватился сильнее. Он тянулся к Майку, волосы лезли ему в
глаза, кровь текла из разбитого носа на толстые губы. Майк попытался

оттолкнуть Генри. Генри метнул лезвие блестящей дугой. Все шесть
дюймов его вошли в бедро Майка. Оно вошло без всяких усилий, как будто
в теплый кусок масла. Генри вытянул его, хлынула кровь, и, крича от боли,
Майк сильно оттолкнул его.
Он с трудом встал на ноги, но Генри проделал это быстрее, и Майк
едва-едва смог избежать следующего неистового броска. Он чувствовал,
как кровь течет из раны ручьем, заполняя ботинок.

Он попал в мою бедренную артерию, я думаю. Боже, он сильно задел
меня. Везде кровь. Кровь на полу. Ботинкам капут, черт, купил их только
два месяца назад…
Генри снова пошел, тяжело дыша и сопя, как бешеный буйвол. Майк
отступил назад и снова замахнулся приспособлением для вскрытия писем.
Оно разорвало грязную рубашку Генри и оставило глубокий порез на
ребрах. Генри взревел, когда Майк оттолкнул его.
— Грязный мерзкий ниггер! — всхлипнул он. —
Смотри, что ты

сделал!
— Брось нож, Генри, — сказал Майк.
Позади них послышалось хихиканье. Генри оглянулся… и затем
закричал в совершенном ужасе, прижав руки к щекам, как старая
обиженная горничная. Взгляд Майка устремился к абонементному столу.
Раздалось
«ну, давай!» —
и голова Стэна Уриса вырвалась из-за стола.
Пружина поддерживала его перерезанную мокрую шею. Его лицо было
синевато-серым от грязи. На каждой щеке — горячечное пятно красного

цвета. Большие оранжевые помпоны болтались на месте глаз. Эта
гротескная голова Стэна в ящике наклонялась взад-вперед на конце
пружины, как один из гигантских подсолнухов рядом с домом на Нейболт-
стрит. Ее рот открывался, и визжащий, смеющийся голос монотонно
повторял:
Убей его, Генри! Убей ниггера, убей черномазого, убей его, убей
его, УБЕЙ ЕГО!
Майк обернулся к Генри, угрюмо сознавая, что его обманули, устало

соображая, чью голову видел Генри. Стэна? Виктора Крисса? Может,
своего отца?
Генри взревел и бросился на Майка, лезвие двигалось вверх-вниз, как
игла швейной машинки.
— Гей, ниггер! — кричал Генри. — Геееей, ниггер! гееей, ниггер!
Майк отступил, и порезанная нога почти тотчас же подогнулась, и он
упал на пол. Он вообще вряд ли чувствовал что-либо в этой ноге. Она была
холодной и чужой. Посмотрев вниз, он увидел, что его кремовые туфли
теперь стали ярко-красными.

Лезвие Генри мелькало у него перед носом.
Майк нанес удар ножиком для вскрытия писем «ИИСУС СПАСАЕТ»,
когда Генри сделал вторую попытку. Генри напоролся на него, как жук на
булавку. Теплая кровь брызнула на руку Майка. Раздался треск, и, когда он
вытащил свою руку, у него была только половина ножика. Остальная часть
торчала из живота Генри.
— Геееей, ниггер! — орал Генри, схватившись за сломанное острие.

Кровь текла у него по пальцам. Он смотрел на нее округлившимися,
непонимающими
глазами.
Голова
в
конце
ящика,
со
скрипом
подскакивающая на пружине, пронзительно кричала и смеялась. Майк,
чувствуя теперь боль и головокружение, обернулся и увидел голову Белча
Хаггинса, — это была пробка от шампанского в человеческом обличье, на
ней была бейсбольная шапочка Нью-йоркских «Янкиз», повернутая назад.

Он громко застонал, и звук улетел в пространство, отдаваясь эхом в
собственных ушах. Он сознавал, что он сидит в луже теплой крови.
Если я
не наложу жгут на ногу, я умру.
— Гееей! Нигггеееееррррр! — кричал Генри. Все еще сжимая свой
кровоточащий живот одной рукой и лезвие другой, он, спотыкаясь, пошел
от Майка к библиотечным дверям. Он, как пьяный, шатаясь из стороны в
сторону, шел по главной комнате. Генри задел один из пустых стульев и

опрокинул его. Дрожащей рукой свалил стопку газет на пол. Он дошел до
двери, открыл ее скрюченной рукой и растворился в ночи.
Сознание оставляло Майка. Он старался расстегнуть пряжку своего
ремня пальцами, которые он едва чувствовал. Наконец ему удалось открыть
ее и вытащить пояс из штанов. Он наложил ремень на кровоточащую ногу
прямо под пахом и сильно затянул его. Держа его одной рукой, он пополз к
абонементному столу. Там был телефон. Он не знал, как он доберется до

него, но в данный момент это не имело значения. Надо было просто
добраться туда. Все кругом качалось, стиралось, скрывалось в серых
волнах. Он нащупал зубами язык и сильно укусил его. Боль была
немедленной и сильной. Все снова вошло в фокус. Он стал сознавать, что
все еще держит сломанную ручку ножика для вскрытия писем, и отбросил
ее. Вот, наконец, и абонементный стол — высокий, как Эверест.
Майк поджал здоровую ногу и оттолкнулся вверх, держась за край

стола рукой, которая не была на ремне. Его рот растянулся в дрожащую
гримасу, глаза сощурились. Наконец ему удалось подняться. Он стоял там,
похожий на аиста, и подтягивал к себе телефон. На ленте сбоку были три
номера: пожарная, полиция, больница. Дрожащим пальцем Майк набрал
номер больницы: 555-3711. Он закрыл глаза, когда телефон начал давать
гудки и… затем они широко открылись, так как ответил голос клоуна
Пеннивайза.

— Привет, ниггер! — крикнул Пеннивайз и затем его острый, как
разбитое стекло, смех проник в ухо Майка. — Что ты говоришь? Как у
тебя? Мне кажется, ты мертв, как ты думаешь? Я думаю, Генри сделал с
тобой дело! Хочешь шарик, Майки? Хочешь шарик? Как у тебя? Эй, эй!
Глаза Майка поднялись к циферблату старинных мюллеровских часов,
и он увидел без всякого удивления, что их циферблат сменился лицом его

отца, серым и осунувшимся от рака. Глаза были обращены наверх,
показывая только выпученные белки. Вдруг отец высунул язык, и часы
начали бить.
Майк выпустил край абонементного стола. Он качнулся на здоровой
ноге и снова упал. Трубка болталась перед ним на проводе, как амулет
духовидца. Становилось очень трудно держаться за ремень.
— Привет тебе, Амсс! — кричал Пеннивайз из висящей телефонной

трубки. — Вот Король-Рыболов! Я и есть Король-Рыболов так или иначе, и
это
правда. Ты не знал этого, мальчик?
— Если кто-нибудь там есть, — слабо сказал Майк, — настоящий
голос за тем, который я слышу, пожалуйста, помогите мне. Меня зовут
Майк Хэнлон, и я в общественной библиотеке Дерри. Я опасно ранен и
истекаю кровью. Если вы там, я не могу вас слышать. Мне не дают
слышать вас… Если вы там, пожалуйста, поспешите.

Он лег на бок и подтянул ноги так, что оказался в положении плода во
чреве матери. Потом два раза обернул правую руку ремнем и
сосредоточился на том, чтобы держать ее, в то время как мир уплывал в
хлопковых, похожих на воздушные шарики, облаках серого цвета.
— Привет, эй там! — кричал Пеннивайз из свистящего, качающегося
телефона. — Как ты, грязный черномазый? Привет
4
Канзас-стрит, 12.30
тебе, — сказал Генри Бауэрc. — Как дела, маленькая сука? Беверли

моментально среагировала, пустившись бежать. Это была более быстрая
реакция, чем они ожидали. Она действительно смогла бы убежать, если бы
не ее волосы. Генри схватил их длинную прядь и потянул назад. Он
ухмыльнулся ей в лицо. Его дыхание было густым, теплым и вонючим.
— Привет! — сказал Генри. — Куда идешь? Снова играть со своими
вшивыми дружками? Я думаю, что отрежу твой нос и заставлю его съесть.
Тебе это нравится?

Она пыталась освободиться. Генри смеялся, таская ее за волосы взад-
вперед. Опасно блеснул нож на подернутом дымкой августовском солнце.
Внезапно просигналила машина — длинным гудком.
— Эй! Эй! Что вы, ребята, делаете? А ну отпустите девчонку! За рулем
хорошо сохранившегося «Форда» марки 1950 года сидела пожилая дама.
Она подъехала к обочине и облокотилась на покрытое одеялом сиденье,
пристально всматриваясь через окно со стороны пассажира. При виде ее

сердитого честного лица ошеломленный взгляд Виктора Крисса
переключился на Генри.
— Что…
— Помогите! — закричала пронзительно Бев. — У него нож.
Нож!
Гнев пожилой леди обернулся беспокойством, удивлением и даже ужасом.
— Что вы, мальчики, делаете?
Отпустите
ее!
Через улицу — Бев видела это совершенно отчетливо — Герберт Росс
встал со своего шезлонга на крыльце, подошел к перилам и посмотрел
окрест. Его лицо было таким же отсутствующим, как у Белча Хаггинса. Он

свернул газету, повернулся и спокойно пошел в дом.
— Оставьте
ее! —
пронзительно закричала старая женщина.
Генри обнажил зубы и вдруг побежал к ее машине, волоча за собой за
волосы Беверли. Она споткнулась, упала на одно колено, ее тошнило. Боль
в волосах была чудовищной, непереносимой. Она чувствовала, что часть ее
волос вырвана с корнем.
Пожилая женщина закричала и закрыла окно со своей стороны. Генри
размахнулся, и лезвие разбило стекло. Нога женщины нажала на педаль

сцепления маленького «Форда», и машина выехала на Канзас-стрит тремя
большими рывками, влетев на обочину, где и застряла. Генри шел за
машиной, все еще волоча Беверли за волосы. Виктор облизал губы и
огляделся вокруг. Белч надвинул на лоб бейсбольную кепку, которую он
носил — «Нью-Йорк Янкиз» и застыл, ничего не понимая.
Бев видела испуганное лицо пожилой женщины в течение какого-то

мгновения, затем женщина схватилась за дверцу сначала со стороны
пассажира, затем со своей стороны. Двигатель «форда» со скрежетом
заработал и пошел. Генри поднял ногу в ботинке и ударил в задний фонарь.
— Убирайся отсюда, тощая старая сука!
Шины заскрипели, когда старая женщина снова выехала на улицу.
Приближавшийся пикап свернул в сторону, чтобы не столкнуться с ней, он
сигналил не умолкая. Генри повернулся к Беверли, снова начиная

улыбаться, и тут она ногой в спортивном кеде ударила его прямо по яйцам.
Улыбка на лице Генри сменилась гримасой дикой боли. Нож выпал из
рук и стукнулся о мостовую. Другая рука отпустила ее волосы (отпуская, дернула еще раз, очень сильно), и он упал на колени, крича и держась за
пах. Она видела прядь своих собственных волос у него в руке, и в этот
момент весь ее ужас превратился в бешеную ненависть. Она сделала

глубокий, толчком, вздох и нанесла сильный удар по голове.
Затем повернулась и побежала.
Белч проковылял за ней три шага и остановился. Он и Виктор
подошли к Генри, который отстранил их и пытался подняться на ноги,
обеими руками все еще держась за яйца; не в первый раз в то лето его били
в это место.
Он наклонился и подобрал лезвие.
— ...вай, — хрипел он.
— Что, Генри? — озабоченно спросил Белч.
Генри повернул к нему лицо, в котором было столько физической боли

и неприкрытой ненависти, что Белч отступил на шаг.
— Я сказал… давай! — закричал он и неуклюже заковылял по улице за
Беверли, держась за пах.
— Мы не сможем теперь ее поймать, Генри, — сказал Виктор
озабоченно. — Черт, ты еле ходишь.
— Мы поймаем ее, — тяжело дышал Генри. Его верхняя губа
поднималась и опускалась в бессознательной, собачьей ухмылке. Капли
пота скопились у него на лбу и сбегали вниз по разгоряченным щекам. —

Мы поймаем ее, да. Потому что я знаю, куда она идет. Она идет в Барренс к
своим дерьмовым
5
Гостиница Дерри, 2.00
друзьям, — сказала Беверли.
— Хмм? — Билл посмотрел на нее. Его мысли были далеко. Они шли,
держась за руки, молчание между ними было красноречивее слов — они
были захвачены друг другом. Он уяснил только последнее слово из того, что она говорила. За квартал от них, в густом тумане светились огни
гостиницы.

— Я говорю, что вы были моими лучшими друзьями. Единственными
друзьями, которые у меня когда-либо были, — она улыбнулась. — Дружить
я никогда не умела, как мне кажется, хотя у меня есть в Чикаго хороший
друг. Женщина, которую зовут Кэй Макколл. Я думаю, тебе бы она
понравилась, Билл.
— Возможно. Я сам никогда особенно не умел дружить, — он
улыбнулся. — Тогда, тогда мы были всем, в чем мы нуждались.

Он увидел капельки влаги на ее волосах и подумал про себя, что свет
образовал нимб вокруг ее головы. Ее серьезные глаза повернулись к нему.
— Мне сейчас что-то нужно, — сказала она.
— Чччто это?
— Мне нужно, чтобы ты поцеловал меня, — сказала она. Он подумал
об Одре, и в первый раз ему пришло в голову, что она
похожа
на Беверли, Он подумал, что, может быть, это все время привязывало его к Одре, по
этой причине он нашел достаточно смелости пригласить Одру к концу

голливудской вечеринки, на которой они познакомились. Он почувствовал
острую боль вины… и заключил Беверли, друга детства, в свои объятия.
Ее поцелуй был крепким, и теплым, и сладостным. Ее груди касались
его открытого пальто, и бедра ее двигались к его… назад… и снова к его
бедрам. Когда ее бедра отодвинулись назад во второй раз, он запустил обе
руки в ее волосы и приблизился к ней. Когда она почувствовала, как она

напрягается, она издала легкий стон и уткнулись лицом в его шею. Он
почувствовал слезы на своей коже, теплые и таинственные.
— Пошли, — сказала она. — Быстро.
Он взял ее за руку и так они прошли до гостиницы. Вестибюль был
старый, увитый растениями, на нем лежало какое-то увядающее
очарование. Убранство очень напоминало девятнадцатый век. В этот час
здесь не было никого, кроме администратора, который был едва виден за

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь