ОНО

лица оживали и гасли вновь вместе с мерцанием желтого света. Эдди
представил себе весь Дерри, погруженный в это желтое мерцание: желтые
блики, лежащие на длинных дорожках Маккарон-парка, слабые
изломанные лучи, проникающие сквозь отверстия в навесе над Мостом
Поцелуев, Кендускеаг, похожий на дымчатое стекло, его широкую дорожку,
пересекающую Барренс; подумал о качелях, отвесно возвышающихся во
дворе начальной школы Дерри под сгущающимися в небе тучами, об этом

призрачном грозовом свете, о безмолвии, охватившем весь город, который
казался спящим… или вымершим.
— Да, — ответил Эдди. — Это был великий день.
— Мои ппредки ссобираются в ккино ппослезавтра ввечером, —
сказал Билл. — Нна нновый ффильм. Ттогда мы иих и ссделаем. Сс…
— Серебряные шарики, — подсказал Ричи.
— Я думал…
— Так будет лучше, — негромко заметил Бен. — Я до сих пор думаю,
что пули лучше, но думать мало. Если бы мы были взрослыми…

— Да, если бы мы были взрослыми, все было бы круто, правда? —
спросила Беверли. — Взрослые могут все, правда? Взрослые могут делать
что хотят, и все всегда выходит как надо. — Она засмеялась коротким
нервным смехом. — Билл хочет, чтобы в Оно стреляла я. Можешь себе
представить, Эдди? Называйте меня просто Беверли Грозная.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — на самом деле Эдди, пожалуй,
понимал, какое-то представление начинало складываться.

Бен начал объяснять. Они расплавят один из его серебряных долларов
и
сделают
два
серебряных
шарика
размером
чуть
меньше
шарикоподшипника. И тогда, если в подвале дома № 29 на Нейболт-стрит
действительно прячется оборотень, Беверли пальнет ему в голову одним из
этих шариков из рогатки Билла. Чао, оборотень! А если они не ошиблись
насчет того существа со многими лицами, то же и Оно.
Очевидно на лице Эдди появилось новое выражение, потому что Ричи
засмеялся и кивнул.

— Я понимаю твои чувства, дружище! Когда Билл сегодня начал
говорить о своей рогатке вместо ружья его отца, я решил, что он
окончательно съехал с катушек. Но сегодня днем… — Он замолчал и
откашлялся. «Сегодня днем после того как твоя мамаша показала нам, где
раки зимуют», — так он собирался начать, но этого, совершенно очевидно,
не стоило делать. — Сегодня днем мы спустились на свалку. Билл взял с

собой рогатку. Смотри. — Из заднего кармана Ричи извлек сплющенную
жестяную банку из-под ананасовых долек «Дель Монте». Прямо по центру
зияло большое отверстие с рваными краями диаметром в два дюйма.
— Беверли сделала это с двадцати футов, камнем. Я бы сказал, что это
тридцать восьмой калибр. Де Трэшмаут так и сказал, а уж ему можно
верить.
— Одно дело палить по жестянкам, — сказала Беверли. — Если бы это

было что-нибудь другое… что-нибудь живое… Билл, для этого нужен ты.
Серьезно.
— Ннет. Мы ввсе ппробовали. Ии тты ввидела, ччто пполучилось.
— И что же получилось? — спросил Эдди.
Беверли, сжав губы так сильно, что они побелели, отошла к окну, а
Билл начал медленно, с остановками, рассказывать. По причинам, которые
она не могла бы объяснить даже самой себе, Бев была даже более чем
испугана, она была совершенно поражена тем, что произошло сегодня.

Когда вечером они шли в больницу, она настаивала, что нужно отлить
пули… не потому, что больше, чем Билл или Ричи, была уверена в их
надежности, а потому что думала, что если они когда-нибудь понадобятся,
то стрелять ими будет (Билл) кто-то другой.
Но факты оставались фактами. Каждый из них взял по десять камней и
стрелял по десяти жестянкам с расстояния в двадцать футов. Ричи попал
один раз, и то случайно, Бен попал два раза, Билл — четыре, Майк — пять.

Беверли, не особенно стараясь, пробила девять банок точно
посередине. Десятая перевернулась, когда камень попал в ее край.
— Но сначала мы ддолжны ссделать сснаряды.
— Послезавтра вечером? К тому времени меня выпишут, — сказал
Эдди. Мама будет возражать, но… — Эдди был уверен, что она не будет
возражать слишком сильно. Только не сейчас.
— Рука-то болит? — спросила Беверли. На ней было надето розовое

платье (но не то, какое ему приснилось; может быть, она сняла его после
того, как его мама прогнала их) с аппликациями — маленькими
цветочками. И шелковые или нейлоновые чулки; она выглядела очень
взрослой и в то же время очень по-детски, как девочка, играющая в
переодевания. На ее лице было задумчивое выражение. Эдди подумал:
«Наверное, именно так она выглядит, когда спит».
— Не очень, — сказал он вслух.

Они поговорили еще немного, время от времени прерываемые
раскатами грома. Эдди не расспрашивал их о том, что они делали, выйдя из
больницы днем, и никто из них тоже не упомянул об этом. Ричи вытащил
свою игрушку — кольцо на веревочке, потом снова убрал ее.
Когда наступила очередная пауза, Эдди услышал щелчок и увидел в
руке у Билла что-то блестящее. На мгновение ему представилось, что это

нож, но когда Стэн включил верхний свет, он увидел, что это всего лишь
шариковая ручка. В свете лампы все они снова приобрели свой обычный,
реальный вид.
— Мы хотим расписаться у тебя на гипсе, — Билл неловко встретился
глазами с Эдди.
«Но дело же не в этом, — подумал Эдди с внезапной волнующей
ясностью. — Это же контракт, контракт или что-то очень похожее».
Сначала ему стало страшно… потом стыдно за свой страх. Кто бы захотел

расписаться у него на гипсе, сломай он руку прошлым летом? Кто, кроме
его мамы и, может быть, доктора Хэндора? И его тетушки из Хэвена?
Это были его друзья, и его мама ошибалась: они не были плохими
друзьями. Может быть, подумалось ему, таких вещей, как плохие или
хорошие друзья, просто не существует, а друзья всегда просто друзья — те
люди, которые стоят рядом плечом к плечу с тобой в трудную минуту и

готовы помочь тебе. Наверное, они всегда стоят того, чтобы за них
беспокоились и жили ради них, может быть, даже умирали за них, если в
этом есть необходимость. Не хорошие друзья.
И не плохие друзья. Просто те люди, кого тебе хочется видеть, кто
занимает место в твоем сердце.
— Хорошо, — сказал Эдци, проглотив комок в горле. — Хорошо, ты
правда здорово придумал. Большой Билл.
И Билл торжественно склонился над ним и написал свою фамилию на

неровной поверхности гипса большими неровными буквами. Ричи
расписался росчерком. Почерк Бена был настолько же узким, насколько сам
он был толстым, а его буквы падали назад. Левше Майку Хэнлону было
неудобно писать, поэтому его буквы тоже были большими и неуклюжими.
Он расписался рядом с локтем Эдди и обвел свое имя кружком. Когда над
Эдди наклонилась Беверли, он почувствовал слабый цветочный аромат
духов. Роспись Стэна была сделана маленькими буквами, тесно

прижавшимися друг к другу, рядом с запястьем Эдди.
Потом все они отступили назад, словно осознав, что только что
совершили. Снаружи снова глухо загрохотал гром. Молния озарила палату
неровным ярким светом.
— Так? — спросил Эдди. Билл кивнул.
— Пприходи к ммоему ддому ппослезавтра ппосле ужина, если
ссможешь, лладно?
Эдди кивнул, и тема была закрыта.
Глава 17. ЕЩЕ ОДНО ИСЧЕЗНОВЕНИЕ, ИЛИ
СМЕРТЬ ПАТРИКА ХОКСТЕТТЕРА
1

Эдди умолк и налил себе еще. Рука его заметно дрожала. Он
посмотрел на Беверли и спросил:
— Ты ведь видела Оно, Бев? Ты видела, как Оно забрало Патрика
Хокстеттера через день после того, как вы расписались на моем гипсе?
Все невольно подались вперед.
Беверли отбросила со лба копну рыжеватых волос. На их фоне ее лицо
кажется неестественно бледным. Она вытащила из пачки последнюю
сигарету, щелкнула зажигалкой, глубоко затянулась и выпустила облако

голубоватого дыма.
— Да, — сказала она. — Я видела, как это случилось. Ее передернуло.
— Он был сссумасшедший, — сказал Билл, — разве то, что Генри стал
якшаться с придурком вроде Патрика Хокстеттера, не говорит о
многом?
— Да, ты прав, — спокойно сказала Беверли. — Патрик
действительно был ненормальный. В школе ни одна девчонка не
соглашалась сидеть впереди него. Сидишь вот так, пишешь сочинение или

решаешь задачу и постоянно чувствуешь прикосновение его руки… горячей
и потной. Фу, гадость, — она сглотнула. — И эта рука легонько
прикасается к твоему боку или груди. Тогда у девчонок и груди-то еще не
было почти, но Хокстеттера это, видно, не смущало.
Почувствуешь это, отодвинешься, повернешься, а он только
ухмыляется своим большим ртом. Ухмылка у него была, как резиновая. А
еще этот пенал…
— С дохлыми мухами, — вставил Ричи. — Ага. Он бил их на уроке

своей зеленой линейкой, а потом складывал в пенал. Я даже помню, как
этот пенал выглядел — ярко-красный с белой рифленой крышкой.
Эдди кивнул.
— Отодвинешься, — продолжила Беверли, — а он откроет пенал и
поставит его так, чтобы тебе были видны эти дохлые мухи. Самое
ужасное было то, что он ухмылялся вот так, но никогда ни слова не
говорил. Миссис Дуглас знала это. Грета Бови жаловалась ей на него, и

Салли Мюллер, я думаю, тоже, но… Миссис Дуглас сама его боялась.
Бен качнулся на стуле, закинув руки за голову. Беверли до сих пор не
может понять, как можно быть таким тощим.
— Уверен, так оно и было, — сказал Бен.
— Ттак ччто же случилось с нним, Беверли? — спросил Билл.
— Ричи, помнишь рогатку? Рогатку вспомнили все.
— Билл дал ее мне, я сначала не хотела, но он… — она вымученно
улыбнулась Биллу, — одним словом, вы же сами знаете, как трудно

сказать «нет» Большому Биллу. В общем, у меня была эта рогатка, и в
тот день я решила попрактиковаться. До сих пор не могу понять, как это
у меня хватило духу воспользоваться ею. Правда, выхода у меня не было. Я
убила одну из этих тварей. Господи, это было ужасно. Даже сейчас мне
страшно вспоминать. Я убила одну, но другая схватила меня. Вот
смотрите.
Она подняла руку и развернула ее так, чтобы всем был виден круглый

бугристый шрам на предплечье. Словно к коже прижали горящую сигару.
От одного его вида Майка Хэнлона передернуло. Он никогда не слышал эту
историю, но догадывался о ней.
— Ты был прав насчет рогатки, Ричи, — сказала Беверли. — Это
действительно смертельное оружие. Сначала я побаивалась ее, но теперь
она мне даже нравится.
Ричи засмеялся и хлопнул ее по плечу.
— Ха, я знал это еще тогда, глупая ты баба!
— Правда?
— Да. Это было видно по твоим глазам, Бевви.

— Я имею в виду, что она была похожа на игрушку, но оказалась
настоящей. Она пробивала дырки в чем угодно.
— И в тот день ты в чем-то пробила дырку? — задумчиво спросил
Бен. Она кивнула.
— Не в Патрике, случайно?
— О Господи, конечно же, нет! — говорит Беверли. — Не в нем…
подожди-ка…
Она потушила сигарету, отпила из бокала и снова взяла себя в руки. У
нее возникло ощущение, что память вот-вот вернется полностью.

— Знаете, я каталась на роликах, упала и здорово ушибла ногу. Потом
решила спуститься в Барренс и пострелять. Сначала заглянула в штаб —
думала, вы там. Вас не было, только пахло дымом. Там еще очень долго
стоял этот запах, помните?
— Нам ведь так и не удалось его до конца проветрить. — подтвердил
Бен.
— Я пошла к свалке. Там было во что пострелять. — Она замолчала.
На ее лбу выступил мелкий бисер пота. Наконец, она продолжила:

— Я хотела пострелять во что-то живое. Не в чаек — этого бы я
никогда не сделала, а в крыс. Хотела попробовать, смогу ли… Хорошо, что
я пошла со стороны Канзас, а не со стороны Олд-Кейп, потому что со
стороны Олд-Кейп, возле железнодорожной насыпи, совершенно
открытое место. Они сразу бы меня увидели, и тогда я не знаю, что бы
случилось.
— Ккто бы ттебя уувидел?
— Они — Генри Бауэрc, Виктор Крисс, Белч Хаггинс и Патрик

Хокстеттер. Они были на свалке и…
Вдруг она начала безудержно хихикать, ее щеки стали пунцовыми, на
глазах выступили слезы.
— Что за черт, Бев? — спросил Ричи. — Мы тоже хотим
посмеяться.
— О, это была шутка, — ответила она. — Это была шутка, но они,
наверное, убили бы меня, если бы знали, что я подсматриваю.
— Я вспомнил! — воскликнул Бен и тоже начал смеяться. — Я помню,
ты рассказывала.
Давясь от смеха, Беверли сказала:

— Они сидели со спущенными штанами, пукали и поджигали свои
газы.
На мгновение воцарилось гробовое молчание, потом все разразились
хохотом.
Она затянулась, обвела их взглядом и начала рассказ:
— Если идти к свалке со стороны Канзас-стрит, это было немного
похоже
2
на то, как будто ты входишь в какой-то пояс астероидов. Пояс
свалкоидов. Сначала вокруг нет ничего, кроме кустов и мягкой земли, а

потом появляется первый свалкоид — ржавая жестянка из-под соуса
«Принц Спагетти» или бутылка, по которой ползали жучки, привлеченные
сладкими остатками лимонада или сиропа. Где-то блестит на солнце
застрявший в ветвях дерева кусок фольги. Потом видишь или, если
зазевался, наступаешь на пружину от матраса или на кость, которую
притащила туда какая-нибудь собака.
Сама свалка была не таким уж плохим и даже интересным местом. Что

было неприятно, так это то, как она разрасталась. Этот пояс свалкоидов.
Она подходила все ближе. Деревья становились выше, в основном это
были ели, кусты редели. Пронзительно кричали чайки, воздух был
наполнен запахом гари.
Вдруг поблизости послышался чей-то крик, и она подпрыгнула от
неожиданности. Потом кто-то засмеялся. Беверли усмехнулась. Значит, они
все-таки здесь. Они ушли из штаба, потому что там воняло, и перебрались

сюда. Наверное, бьют камнями бутылки или просто роются на свалке.
Она пошла чуть быстрее, забыв о своей ужасной ссадине, так ей
хотелось увидеть их… увидеть его, с его рыжими волосами, совсем как у
нее, увидеть, как он улыбнется ей своей чуть кривой улыбкой, которую она
так любила. Беверли была еще слишком юной, чтобы полюбить серьезно,
слишком юной, чтобы чувствовать что-то, кроме простой влюбленности, но

Билла она любила. Она шла теперь быстрее, роликовые коньки оттягивали
ей плечо, висевшая на ремне рогатка при каждом шаге больно била ее
пониже спины.
Беверли оказалась уже совсем недалеко от них, прежде чем поняла, что
это не ее компания, а парни Бауэрса.
Она уже вышла из-за прикрывающих ее кустов. Ярдах в семидесяти
впереди виднелась высоченная стена свалки, солнечные блики играли на
осколках бутылок возле кучи гравия. По левую сторону, вдалеке, стоял

бульдозер Мэнди Фазио. Впереди, гораздо ближе к Беверли, был целый
лабиринт старых автомобилей. В конце каждого месяца их ломали и везли
в Портленд под пресс, но сейчас там было их штук десять или больше —
некоторые лежали на боку, а некоторые вверх тормашками, как дохлые
собаки. Они были свалены в два ряда, и Беверли шла между ними, словно

среди декораций для фантастического фильма. Она шла и лениво думала, можно ли разбить ветровое стекло вот этой, например, машины из рогатки.
Один карман ее голубых шортов был доверху наполнен шариками от
подшипников — ее персональная амуниция.
Голоса и смех слышались из-за разбитых машин, слева от нее, ближе к
началу настоящей свалки, Беверли обошла последнюю машину —
«студебеккер» без переднего капота. Приветствие замерло у нее на губах.

Рука, которой она собиралась помахать им, медленно опустилась вниз.
Краска бросилась ей в лицо:
Боже мой, почему они все голые?
Это было первое, что пришло ей в голову. В тот же момент она с
ужасом поняла, кто это был. Беверли словно вросла в землю возле своей
половины «студебеккера». Если бы в этот момент кто-то из них поднял
голову и взглянул вверх, он не мог бы ее не заметить — невысокого роста

девчонку, пара роликовых коньков через плечо, ссадина на колене все еще
сочится кровью, рот полуоткрыт, щеки пылают.
Еще до того, как метнуться за спасительный «студебеккер», она успела
заметить, что они все-таки не совсем голые. Рубашки оставались на них, а
брюки и трусы они просто спустили до земли.
Как будто они хотят по-
большому, —
подумала она, даже в уме заменяя это слово эвфемизмом, —
только когда же это так бывает, чтобы захотелось всем четверым
сразу?

Очутившись вне поля зрения мальчишек, Беверли решила немедленно
сматываться. И как можно скорее. Ее сердце учащенно билось, а мускулы
словно накачали адреналином. Бев осмотрелась и пожалела, что не приняла
никаких мер предосторожности, не сомневаясь в том, что здесь ее друзья.
Слева ряд автомобилей был не очень плотным, потому что их составляли в
один ряд, дверь к двери только перед приездом специальной машины,

превращавшей автомобили в груду поблескивающего металла. Пока
Беверли шла к свалке, она несколько раз оказывалась в поле зрения парней,
и если бы она стала бежать, они могли бы ее увидеть.
К тому же ей не давало покоя постыдное любопытство: что же такое
они делают?
Она быстро выглянула из-за «студебеккера».
Генри и Виктор были более или менее развернуты к ней лицом, Патрик
сидел слева от Генри, Белч был спиной к ней. Она обратила внимание на

то, что у Белча исключительно
волосатая
задница, и в горле у нее
зашевелился полуистерический смешок, похожий на пузыри в имбирном
пиве. Ей пришлось зажать рот обеими руками и спрятаться за
«студебеккер», чтобы сдержать смех.
Тебе нужно убегать, Беверли. Если они тебя поймают…
Она выглянула в проход между машинами, все еще зажимая рот рукой.
Проход был в ширину около десяти футов и весь усыпан жестянками и

мелкими кусочками стекла, поросшими сорняками. Стоит ей издать хоть
один звук, и они тут же услышат ее… особенно если их поглощенность
своим занятием уменьшится. Подумав о своей неосторожности, Беверли
ощутила холод во всем теле. Да и…
Что же такое они делают?
На этот раз она увидела больше деталей. Поблизости валялись
школьные книжки и тетрадки. Значит, они идут с занятий в летней школе

— Школе для Дураков. Поскольку Генри и Виктор сидели лицом к ней, она
видела у них эти штуки. Вообще она видела эти штуки своими глазами
впервые в жизни, если не считать потрепанной книжонки, которую
однажды приносила в школу Бренда Эрроусмит и в которой все равно
ничего нельзя было разглядеть. Эти штуки были похожи на свисающие
между ног маленькие трубочки. У Генри его штука была маленькой и

безволосой, а у Виктора — довольно большой, и над ней росли густые
черные волосы.
У Билла тоже есть такая, —
подумала она, и по всему ее телу
пробежала горячая дрожь, от которой у нее перехватило дух и закружилась
голова. (Похоже чувствовал себя Бен Хэнском в последний день занятий, глядя на ножной браслет Беверли, сверкающий на солнце, правда, он не
испытывал при этом ужаса.) Она снова посмотрела назад. Теперь дорожка

между автомобилями к спасительному Барренсу показалась ей такой
длинной! Она боялась пошевелиться. Если они узнают, что она видела у
них эти штуки, они ее поколотят. И не чуть-чуть, а очень сильно.
Вдруг Белч вскрикнул, да так, что она подскочила на месте, а Генри
заорал:
— Три фута! Не вру, Белч! Три фута! Правда, Вик?
Вик подтвердил это, и все четверо залились громоподобным смехом.
Хокстеттер встал и повернул свой зад прямо к лицу Генри. Тот держал

в руке серебристый блестящий предмет. Зажигалку, поняла Бев.
— Ты, по-моему, говорил, что у тебя на подходе очередной? — сказал
Генри.
— Да, — ответил Патрик. — Я скажу, когда именно… Приготовиться!
Приготовься, сейчас… Давай, пошел!
Генри щелкнул зажигалкой. Одновременно Беверли услышала звук,
который ни с чем не могла бы спутать, потому что часто слышала его у себя
дома после того, как мать готовила бобы или горох. Ее отец обожал бобы.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь