ОНО

ОНО

Стивен Кинг

давнишнего происшествия — полузабытого и представляющего мало
интереса. Когда Эдди приходилось проводить несколько часов за рулем в
дождливую погоду, рука начинала побаливать. Но пара таблеток аспирина
помогала забыть об этой боли. Не такой уж сильной она была.
Но теперь все по-другому: какой-то безумец наточил свою ржавую
пилу, скрежещет ею о кость, и Эдди вспомнил, что в больнице, в первые

три-четыре дня после перелома, особенно поздно ночью, у него было очень
похожее ощущение. Тогда он лежал в кровати, покрывшись потом от
летнего зноя, и ждал, когда же сиделка принесет ему таблетку, по его
щекам катились слезы, а в голове была всего одна мысль: Что за идиот
сидит внутри меня и точит свою пилу?
Если это Переулок Воспоминаний, —
подумал Эдди, —
я бы с
удовольствием променял его на клизму для мозга — такую, чтобы

прочистить кишечник моего сознания.
Неожиданно для самого себя Эдди сказал:
— Генри Бауэрc сломал мне руку. Вы помните?
— Это случилось перед самым исчезновением Патрика Хокстеттера.
Числа не помню, — кивнул Майк.
— А я помню, — вяло произнес Эдди. — Это было двадцатого июля.
Когда объявили о пропаже Хокстеттера? Двадцать третьего?
— Двадцать второго, — уточнила Беверли Роган, не говоря, впрочем,
почему она так уверена в дате. Дело в том, что Бев видела, как Оно

забрало Патрика.
— Двадцатого июля, — задумчиво произнес Эдди, перекатывая свой
ингалятор по столу из одной руки в другую и обратно. — Через три или
четыре дня после этой истории с дымом. Весь остаток лета я проходил в
гипсе, помните?
Ричи хлопнул себя по лбу. Этот типичный жест все помнят с того
старого времени, а Билл со смешанным чувством удивления и неловкости
подумал о том, что на какое-то мгновение Ричи сделался как две капли

воды похожим на Вивера Кливера.
— Ну конечно! Ведь ты был в гипсе, когда мы ходили в этот дом на
Нейболт-стрит, разве нет? Да и потом… в темноте… — но теперь Ричи
уже в недоумении покачал головой.
— Ччто сслучилось, Ричи? — спросил Билл.
— Эту часть я еще не могу вспомнить, — признал Ричи. — А ты?
Билл медленно покачал головой.
— В этот день Хокстеттер был с ними, — сказал Эдди. — Тогда я

последний раз видел его в живых. Может быть, он пошел вместо Питера
Гордона. По-моему, Бауэрc не хотел больше видеть Гордона с тех пор, как
тот сбежал во время драки.
— Все они погибли, правда? — тихо спросила Беверли. — После
Джимми Куллума погибли только друзья Бауэрса… или его бывшие друзья.
— Все, кроме самого Бауэрса, — согласился Майк, бросив взгляд на
воздушные
шарики,
привязанные
к
прибору
для
просмотра

микрофильмов. — Он теперь в Джанипер-Хилл. Это частная
психиатрическая клиника в Огасте.
— А кккогда оони ссломали ттебе рруку?
— Большой Билл, ты заикаешься все сильнее и сильнее, — провозгласил
Эдди и большим глотком допил то, что оставалось у него в бокале.
— Не обращай внимания, — сказал Билл. — Ррасскажи.
— Расскажи, — поддержала его Беверли и слегка коснулась рукой
Эдди.
— Ну хорошо, — он вновь наполнил бокал. — Через два дня после того,

как я вышел из больницы, вы заявились ко мне домой и показали мне эти
серебряные шарики. Помнишь, Билл?
Билл кивнул.
Э
дди бросил взгляд на Беверли.
— Билл спросил тебя, смогла бы ты выстрелить одним из них, если
бы дело дошло до этого… ведь ты стреляешь лучше всех. По-моему, ты
отказалась, сказала, что боишься… Ты сказала еще кое-что, но я не
помню, что именно. Вроде бы… — Эдди высунул язык и коснулся пальцем

самого кончика, словно хотел снять пылинку. Ричи и Бен улыбнулись. — Ты
говорила о Хокстеттере?
— Да, — ответила Беверли. — Я расскажу, когда ты закончишь.
Продолжай.
— Когда вы ушли, в мою комнату вошла мама, и у нас началось
настоящее сражение. Она хотела, чтобы я перестал водиться с вами. И
ей чуть было не удалось убедить меня это сделать — вы же знаете, она
умела убеждать, капать на мозги…
Билл снова кивнул. Он вспомнил миссис Каспбрак — огромную

женщину с лицом шизофренички. Выражение ее лица могло одновременно
быть надменным, яростным, жалким и испуганным.
— Да, она вполне могла бы меня убедить, — продолжил Эдди. — Но в
тот же день, когда Бауэрc сломал мне руку, произошло еще кое-что. И это
совершенно потрясло меня.
Эдди улыбнулся, думая:
Да, потрясло… И это все, что ты можешь
сказать? Что толку рассказывать, если все равно никогда не удается описать

словами свои чувства. Будь это в книжке или в фильме, то, что случилось
перед тем, как Бауэрc сломал мне руку, навсегда перевернуло бы мою
жизнь и все теперь было бы совсем по-другому. В книжке или фильме мне
не нужно было бы держать в своей комнате целый чемодан таблеток, я
никогда не женился бы на Мире, не таскал бы с собой этот трахнутый
ингалятор. Да, в книге или фильме…
Вдруг все увидели, что ингалятор Эдди сам по себе начал кататься по

столу. При этом он слегка погромыхивал, как маракасы, как кости… как
смех. Докатившись до дальнего края, посередине между Беном и Ричи, он
подпрыгнул в воздух и упал на пол. Ричи безуспешно попытался его
подхватить, но Билл пронзительно завопил:
— Нне прикасайся!
— Шарики! — воскликнул Бен, и все они обернулись.
Теперь на обоих шариках, привязанных к прибору, красовалась
надпись: «Лекарство от астмы вызывает рак!» Под этой надписью

нарисованы ухмыляющиеся черепа.
Шарики с треском лопнули.
Э
дди наблюдал за ними, ощущая, как во рту накапливается сухость,
как грудь, словно под прессом, сдавливают знакомые признаки удушья.
— И ччто же с ттобой ссслучилось? — спросил Билл. Эдди облизнул
губы, собираясь, но не осмеливаясь подняться и пойти за ингалятором.
Он вспомнил этот день, двадцатое, как тогда было жарко, как мать
дала ему полностью заполненный чек, в котором не была указана только

сумма, и доллар наличными — это его жалованье.
— Мистер Кин, — Эдди казалось, что его голос доносится откуда-то
издалека. — Это был мистер Кин.
— Не самый приятный человек в Дерри, — сказал Майк, но Эдди,
погруженный в собственные мысли, едва ли услышал его.
Тот день был жарким, но внутри помещения аптеки на центральной
царила прохлада. Под потолком, обитым тонкой жестью, вращались
деревянные лопасти вентиляторов, в воздухе ощущался приятный запах

порошков и патентованных лекарств. В этом месте продавали здоровье —
таково было твердое, хотя и невысказанное убеждение его матери.
Внутренние часы Эдди были установлены на половину двенадцатого, и он
нимало не сомневался в правоте своей матери в этом вопросе, как,
впрочем, и во всех остальных.
Да, мистер Кин действительно положил всему этому конец, —
подумал
он с каким-то приятным негодованием.
В тот день мистер Кин вместо того чтобы, как обычно, отдать ему

большой белый пакет с лекарствами и рецепт и посоветовать убрать его на
всякий случай в карман, задумчиво посмотрел на Эдди и сказал:
— Зайди-ка
2
на минутку ко мне. Я хочу с тобой поговорить.
Эдди не сдвинулся с места. Он просто слегка испуганно смотрел,
мигая, на мистера Кина. Внезапно ему показалось, что аптекарь решил, что
он что-то стащил с прилавка. Входя в аптеку, Эдди всегда читал
объявление, висевшее на двери и гласившее: «Воровство — это не забава,

не развлечение и не подвиг! Воровство это
преступление
, и Вас ждет
возмездие
».
Эдди никогда не лелеял преступных замыслов, но при виде этого
страшного объявления он всегда чувствовал себя виноватым — ему
начинало казаться, что мистер Кин знает о нем что-то такое, о чем он сам
даже не подозревает.
Затем аптекарь еще больше смутил его, сказав:
— Как насчет коктейля?
— Э-э…
— Дружок, за счет заведения. Я всегда выпиваю один коктейль в это

время. Это добавляет сил, если тебе, конечно, не нужно следить за своим
весом, а я бы сказал, что эта проблема не актуальна для нас обоих. Моя
жена говорит, что я выгляжу, как натянутая струна. Вот твоему приятелю
Хэнскому — ему нужно следить за своим весом. С чем ты будешь
коктейль?
— Вы знаете, мама велела мне идти домой сразу же после…
— Мне кажется, ты предпочитаешь с шоколадом. Шоколад годится? —

глаза мистера Кина сверкнули, как в пустыне сверкают на солнце осколки
слюды. Во всяком случае, это сравнение пришло в голову Эдди,
почитателю писательских талантов Макса Бранда и Арчи Джослена.
— Да, — сдался Эдди. Ему почему-то стало не по себе от того, как
аптекарь поправил свои очки с золотыми ободками, от того, как вел себя
аптекарь — он казался одновременно озабоченным и довольным. Эдди не

хотелось идти в контору с мистером Кином. Нет, не ради коктейля
пригласил его аптекарь. Дудки. И Эдди представил себе, что то, ради чего
его туда позвали, на самом деле окажется не очень приятным.
Может, он хочет сказать, что у меня рак или что-нибудь в этом
роде, —
отчаянно соображал Эдди. —
Может, это детский рак?
Лейкемия? О, Господи!
Не будь таким олухом, —
осадил он сам себя, стараясь подражать

Заике Биллу. Заика Билл стал новым кумиром Эдди после того, как он
разочаровался
в
Джоке
Мэхони

актере,
исполнявшем
роль
Конногвардейца в утренней субботней программе. Несмотря на дефект
речи, Большой Билл всегда оказывался на высоте положения. —
Этот
парень — не врач, а фармацевт, как-никак.
Но это не успокоило Эдди.
Мистер Кин поднял крышку прилавка и поманил его костлявым
пальцем. Эдди, сам того не желая, пошел за ним.

Руби — девушка, которая сидела за прилавком рядом с кассовым
аппаратом, читала номер «Серебряного экрана».
— Руби, не сделаешь нам два коктейля? — обратился к ней
аптекарь. — Один шоколадный, другой кофейный.
— Конечно, — Руби заложила страницу журнала краем суперобложки
и встала.
— Принесешь их в контору.
— Хорошо.
— Пойдем, сынок. Я не кусаюсь, — тут мистер Кин подмигнул, чем
совершенно смутил Эдди.

До этого ему ни разу не приходилось бывать за прилавком, и он с
интересом смотрел на все эти бутылочки и таблетки. Если бы он попал
сюда по собственному желанию, он мог бы часами рассматривать ступку с
пестиком, весы с гирьками и странные капсулы. Но мистер Кин утянул его
в контору и плотно закрыл дверь. Когда дверь захлопнулась, Эдди
почувствовал, что у него в груди все сжалось, и попытался перебороть это

ощущение. В пакете с покупками лежал новый ингалятор и, выйдя отсюда,
он мог бы насладиться его животворным содержимым.
На углу стола стояла банка с лакричным кремом. Мистер Кин
предложил ему попробовать крем.
— Нет, спасибо, — вежливо отказался Эдди.
Мистер Кин уселся на вращающийся стул и занялся кремом. Потом он
открыл один из ящиков стола и что-то достал. Он положил этот предмет
рядом с высокой банкой, и Эдди начал ощущать настоящую тревогу. Это

был ингалятор. Мистер Кин откинулся на спинку стула так, что его голова
почти коснулась календаря, висевшего на стене. На календаре были
изображены какие-то таблетки. Под ними была подпись: «Сквибб». И…
…и в течение одного кошмарного мгновения, как раз когда мистер Кин
открыл рот, собираясь что-то сказать, Эдди вдруг подумал о том

происшествии, которое случилось однажды в обувном магазине, когда он, еще совсем маленьким мальчиком, получил нагоняй от матери за то, что
засунул ногу в рентгеновский аппарат. В течение этого кошмарного
мгновения Эдди казалось, что сейчас мистер Кин скажет:
«Эдди, девять из десяти докторов считают, что лекарство от астмы
вызывает рак, как и рентгеновские аппараты в наших обувных магазинах.

Может быть, ты уже болен им. Я просто думал, что ты должен это знать».
Но то, что мистер Кин действительно собирался сказать и сказал,
прозвучало настолько необычно, что сначала Эдди даже не мог решить, что
же ответить, поэтому он продолжал молча сидеть на прямом деревянном
стуле по другую сторону стола мистера Кина.
— Это не может продолжаться вечно. Эдди открыл рот, потом снова
закрыл его.
— Сколько тебе лет, Эдди? Одиннадцать, не так ли?

— Да, сэр, — ответил Эдди слабым голосом. Его дыхание становилось
все более учащенным. Эдди еще не пыхтел, как кипящий чайник (Ричи
говорил в таких случаях: «Эй, снимите Эдди с огня! Он уже вскипел!»), но
уже готов был это сделать. Он с тоской посмотрел на ингалятор на столе и,
поскольку ему показалось, что от него ждут чего-то еще, добавил:
— В ноябре мне исполнится двенадцать.
Мистер Кин кивнул, наклонился вперед, как это делают фармацевты в

рекламных роликах по телевидению, и сложил руки. Стекла его очков ярко
блестели в свете мощных ламп дневного света. — Эдди, ты знаешь, что
такое плацебо?
Эдди напряг все свои умственные способности и предположил:
— Может быть, это такая штука у коров, где у них молоко, нет?
Мистер Кин засмеялся и снова откинулся на спинку стула.
— Нет, — сказал он, и Эдди покраснел до корней волос. Теперь он
отчетливо слышал свист своего дыхания.
— Плацебо…

Отрывистый стук в дверь прервал аптекаря. Не дожидаясь, пока ее
пригласят войти, в дверном проеме показалась Руби, держа в каждой руке
по бокалу для коктейля.
— Твой, наверное, с шоколадом, — сказала она Эдди и скорчила ему
рожу. Он постарался как можно достойнее отпарировать этот удар, но
никогда в жизни он не испытывал такого равнодушия к коктейлям и
мороженому. Его мучила какая-то неясная тревога — именно такое чувство

он испытывал, сидя в одних трусах за столом в кабинете доктора Хэндора в
ожидании самого доктора. Тогда он знал, что за стеной, в приемной, сидит
его мать, занимая почти целый диван, подняв к самым глазам, словно
молитвенник, какую-нибудь книжку (скорее всего, «Силу позитивного
мышления» Винсента Пила или «Народную медицину» доктора Джарвиса).
Голый и беззащитный, он чувствовал себя загнанным зверем между
матерью и доктором.

Когда Руби вышла, Эдди отпил из бокала, почти не ощущая вкуса.
Мистер Кин подождал, пока дверь закроется, и снова улыбнулся своей
слюдяной улыбкой.
— Расслабься, Эдди. Я тебя не укушу и не обижу. Эдди кивнул, потому
что мистер Кин был взрослый, а со взрослыми всегда нужно соглашаться
(так говорила мама), но на самом деле он думал: «
Не надо, я сто раз
слышал это вранье!»
Именно так успокаивал его доктор, открывая

стерилизатор, когда Эдди почувствовал острый запах спирта. Это был запах
уколов и запах лжи. И то, и другое сводилось к одному: если тебя
стараются убедить, что ты ничего даже не почувствуешь, только комариный
укус, нужно ждать сильной боли,
очень сильной.
Эдди еще раз поднес ко рту бокал с соломинкой. В этом было мало
приятного. Из-за горловых спазмов он с трудом мог дышать. Он взглянул
на ингалятор, уютно устроившийся посередине приходно-расходной книги

аптекаря, хотел попросить его, но не отважился. Эдди в голову пришла
странная мысль: может быть, мистер Кин
знает,
что Эдди хочет, но не
осмеливается попросить у него ингалятор, может быть, мистер Кин
(мучает его)
издевается над ним специально? Только эта мысль не могла быть
верной, не правда ли? Разве станет взрослый — тем более
здравоохранительный
взрослый — так издеваться над маленьким

мальчиком? Конечно же, нет. Эдди не мог даже допустить, что это так: в
таком случае его постигло бы страшное разочарование во всем мире, как он
его воспринимал.
Но вот он лежит, вон там, так близко и тем не менее так далеко. Как
будто бы человек, умирающий от жажды в пустыне, не может дотянуться
до воды. Вот он лежит на столе, рядом с улыбающимся лицом аптекаря.
И тут Эдди сделал одно из самых важных открытий своего детства:

Настоящие чудовища — это взрослые.
Это открытие не было встречено
фанфарами, оно не было результатом мгновенного озарения. Оно просто
пришло и ушло, уступив место другой, более настоятельной мысли:
Мне
нужен мой ингалятор, и я хочу выбраться отсюда.
— Расслабься, — повторил мистер Кин. — Твоя основная беда, Эдди,
в том, что ты все время напряжен и сжат, как пружина. Возьмем, к примеру,
твою астму. Вот смотри…

Мистер Кин выдвинул ящик стола, пошарил внутри и достал
воздушный шарик. Вдохнув изо всех сил полной грудью (при этом его
галстук поднялся вверх и стал похож на крошечный челнок на гребне
волны), он надул шарик. На нем была надпись: «Аптека на Центральной.
Рецепты, медицинские принадлежности и всякая всячина». Мистер Кин
завязал шарик и показал его мальчику.
— Представь на минуту, что это легкое, — сказал он. —
Твое
легкое.

На самом деле, конечно, нужно было бы надуть два шарика, но у меня
после рождественской распродажи остался всего один…
— Мистер Кин, можно я возьму свой ингалятор? — у Эдди в голове
начинало шуметь. Его дыхательное горло все плотнее сжималось. Сердце
колотилось все сильнее, на лбу выступили капли пота. Бокал с шоколадным
коктейлем стоял на углу стола мистера Кина, и вишенка, лежавшая на
поверхности взбитой пены, начинала медленно погружаться в нее.

— Подожди-ка минутку, — сказал мистер Кин. — Прислушайся к
моим словам, Эдди. Я хочу тебе помочь. Кто-то должен это сделать. Если
Расс Хэндор недостаточно мужественен для этого, придется сделать это
мне. Твое легкое — как этот шарик, только окружено мышцами, и эти
мышцы управляют им, как руки человека управляют кузнечными мехами,
понимаешь? У здорового человека эти мышцы сжимают и расширяют

легкое. Но если хозяин этого здорового легкого будет все время напряжен,
мышцы перестанут помогать ему и начнут мешать. Смотри!
Мистер Кин обхватил воздушный шарик своей костлявой рукой,
покрытой желтоватыми пятнышками, и сдавил его. Шарик вздулся под и
над его кулаком, и Эдди зажмурился в ожидании хлопка. Одновременно он
прекратил дышать, наклонился над столом и схватил ингалятор. Плечом
Эдди задел тяжелый бокал с коктейлем. Бокал упал на пол и разбился с

оглушительным грохотом.
Но Эдди в этот момент было не до бокала. Он стащил с ингалятора
колпачок и, засунув его наконечник себе в горло, нажал на кнопку. Мальчик
начал прерывисто дышать, и в его голове пронеслось паническим роем, как
это всегда случалось в момент удушья:
Ну, пожалуйста, мамочка, я
задыхаюсь, я не могу ДЫШАТЬ, о Господи, Господи, Боже мой, я не могу
ДЫШАТЬ, ну пожалуйста, я не хочу умирать, не хочу умирать, ну,
пожалуйста…

Распыленное лекарство из ингалятора осело на воспаленных стенках
глотки, и Эдди снова мог дышать.
— Извините, — сказал он, чуть не плача. — Я не хотел… Я сейчас все
уберу и заплачу за бокал… только не говорите ничего моей маме, ладно?
Извините, мистер Кин, я просто не мог
дышать…
Снова послышался отрывистый стук в дверь, и показалась голова
Руби.
— Что…
— Все в порядке, — резко оборвал ее мистер Кин. — Оставь нас
одних.

— Ну извините! — сказала Руби, закатив глаза, и захлопнула дверь.
Эдди снова начал хрипеть. Он еще раз приложился к ингалятору и
снова начал мямлить извинения. Мальчик перестал только после того, как
увидел, что мистер Кин опять улыбается своей слюдяной улыбкой. Руки
аптекаря были сложены на груди. На столе лежал воздушный шарик. Вдруг
у Эдди мелькнула догадка. Он попытался убедить себя в том, что она

совершенно несостоятельна, но не смог. У мистера Кина был такой вид, как
будто приступ астмы у мальчика доставил ему гораздо больше
удовольствия, чем кофейный коктейль.
— Не волнуйся, — убеждал Эдди мистер Кин. — Руби все потом
уберет, и, если хочешь знать правду, я даже рад, что ты разбил бокал.
Потому что я пообещаю ничего не говорить твоей маме о бокале, если ты
пообещаешь ничего не говорить о нашем разговоре.
— Конечно, я обещаю, — с нетерпением сказал Эдди.


Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь

Report Page