ОНО

ОНО

Стивен Кинг

тех, кто находился внутри. А огонь свирепел.
Трев Даусон помог спастись многим, если бы не он, то вместо
восьмидесяти погибших, были бы сотни, но за это он получил вместо
медали два года тюрьмы. Понимаешь, как раз в это время подъехал
большой грузовик, и кто бы вы думали сидел за рулем? Мой старый друг
сержант Вильсон, тот парень, который был владельцем всех ям на
территории базы.
Он вылез и стал отдавать приказы, бессмысленные, конечно, люди их

даже не слышали. Трев схватил меня за руку) и мы побежали к нему. К
тому времени я потерял все следы Дика Халлоранна и не видел его до
следующего дня.
«Сержант, я хочу воспользоваться вашим грузовиком!» — крикнул
Трев ему в лицо.
«Убирайся с дороги, черномазый», — сказал Вильсон и толкнул его. А
потом стал выкрикивать все свои дрянные оскорбления. Но никто не
обращал на него никакого внимания, и продолжалось это недолго, потому

что Тревор Даусон выскочил как пробка из бутылки и двинул его
хорошенько. У Трева был очень тяжелый удар, и любой другой человек, конечно же, не встал бы, но у этого подлеца была крепкая голова. Он встал,
кровь текла у него по подбородку, изо рта и из носа, и он сказал: «Я тебя
убью за это!»
Ну, Трев стукнул его еще разок, но уже в живот, а когда он согнулся
вдвое, я сложил руки и обоими кулаками стукнул его сзади по шее так

сильно, как только мог. Такие удары делают только трусы, но чрезвычайное
время требует чрезвычайных поступков. И я бы соврал, Мики, если бы
сказал, что этот удар не доставил мне удовольствия. Этот сукин сын упал
как подкошенный. А Трев побежал к грузовику, завел его и въехал немного
левее двери прямо в здание Черного Местечка. Он врезался на полном ходу,
и остановился. «Отойдите! — кричал он в толпу людей, стоящих вокруг. —
Отойдите от грузовика!» —

Они запрыгали, как белки, и что странно, Трев ни на кого не наехал. Он ударял по этой части здания опять и опять,
может быть, уже тридцатый раз. Он разбил себе нос о руль, и кровь лилась
из носа, когда он встряхивал головой. Он отъезжал ярдов на 50, разгонялся
и снова — «Бам!» Черное Местечко было не более, чем консервная банка
из рифленого железа, поэтому последний удар сделал свое дело. Вся эта
часть кочегарки рухнула, рычащее пламя вырвалось из здания. Каким

образом
кто-то
еще оставался там живым, я не знаю, но оставались. Люди
гораздо более живучи, чем мы думаем, Мики. А если не веришь, посмотри
на меня. Место это было, как смердящая топка, это был ад из пламени и
дыма, но люди посыпались оттуда стремительным потоком. Их было так
много, что Трев даже не осмеливался подать грузовик назад, чтобы не
задавить кого-либо. Он вылез и побежал ко мне, оставив грузовик. Мы

стояли и смотрели на конец всего этого. Это продолжалось минут пять, как
говорили, но нам казалось, что длилось вечность. Последние люди,
выбегающие оттуда, были все в огне. Их хватали и начинали катать по
земле, чтобы сбить огонь. Заглядывая внутрь, мы видели других людей, старающихся выбраться, но мы знали, что это бесполезно.
Трев взял меня за руку, и я взял его за руку, мы пожали друг ДРУГУ

руки из последних сил. И стояли, держась за руки, вот как мы с тобой
сейчас, Мики, и наблюдали за всеми этими людьми. Они выглядели
настоящими привидениями, те, которых мы видели той ночью, мерцающие
контуры мужчин и женщин, выбирающихся через пролом, сделанный
Тревором. Некоторые простирали к нам руки, как бы умоляя о спасении, другие просто шли, одежда их вся искрилась. Лица горели, они проходили
мимо, и мы больше не видели их никогда.

Последней была женщина. Одежда на ней уже сгорела, и вся она
горела, как свеча. Казалось, она смотрит прямо на меня, я видел ее горящие
веки. Она упала, и все было кончено. Все местечко было покрыто
сплошной шапкой огня. К тому времени, когда приехали пожарные
машины с базы, а потом еще две из города, все уже выгорело само по себе.
Вот какой был пожар в Черном Местечке, Мики».
Он выпил всю воду из стакана и отдал мне стакан, чтобы я налил и

фонтанчика в холле. «Я, наверное, обмочу всю постель сегодня ночью, так
я думаю, Мики».
Я поцеловал его в щеку, а потом пошел в холл набрать воды.
Когда вернулся, он уже лежал с закрытыми глазами. Я поставил стакан
на ночной столик, и он невнятно пробормотал спасибо. Я посмотрел на
часы на его столе и увидел, что уже почти восемь.
Время идти домой.
Я наклонился, чтобы поцеловать его на прощанье… а вместо этого

услышал самого себя, шепчущего: «Что ты видел?» Он с трудом повернул
голову ко мне. Наверное, он не знал, мой ли голос он слышит, или голос
своих дум. «Да…»
«Что ты видел?» — прошептал я. Мне не хотелось слышать этого, но я
должен был
услышать. Мне было и жарко, и холодно, уши горели, а руки
были ледяными. Но мне необходимо было услышать. Так, я думаю, жене
Лота нужно было повернуться и увидеть разрушение Содома. «Это была

птица, — сказал он. — Как раз над годовой последнего из бегущих людей.
Может быть, ястреб. Еще ее зовут пустельга. Но она была очень большая.
Никогда никому не рассказывай. Держи рот на замке. Она была футов
шесть от крыла до крыла. Но я… я видел ее глаза… и я думаю… она
видела… меня…» Его голова скользнула набок в сторону окна, откуда
надвигалась темнота. «Она опустилась и схватила этого последнего

человека как раз за простыню, так она сделала… и я услышал звук крыльев
этой птицы… Как будто треск огня… и она парила… а я подумал, Птицы
не могут так парить… а эта может… потому что… потому что…» Он
замолчал. «Почему, пап? — прошептал я. — Почему она могла так
парить?»
«Она не парила», — сказал он.
Я молча сидел, думая, что он уж точно уснул. Никогда мне еще не
было так страшно, как сейчас… потому что четыре года назад я уже видел

эту птицу. Каким-то невообразимым образом. Я уже почти забыл тот
кошмар. Отец вернул мне его.
«Она не парила, — сказал он. — Она плыла, плыла по небу. Плыла, потому что под каждым крылом у нее были привязаны воздушные
шарики». И отец уснул.
1 марта 1985 г.
И снова это пришло. Я знаю. Буду ждать, но в душе — знаю. Не
уверен, что смогу это вынести. Ребенком я мог с этим справляться, но у

детей в чем-то главном все по-другому. Я написал все это прошлой ночью в
каком-то безумии — не то, чтобы я не мог пойти домой, нет. Дерри
покрылся толстым слоем льда, и хотя солнце появилось сегодня утром все
оставалось неподвижным. Я писал часов до трех, все быстрее и быстрее, чтобы избавиться от всего этого. Я забыл, что видел птицу, гигантскую
птицу, когда мне было одиннадцать. Рассказ моего отца вернул меня

обратно… и теперь я никогда не забуду ее. И ничего из того, что он
рассказал мне. Я думаю, это был своего рода его последний подарок мне.
Жуткий подарок, скажете вы, но по-своему замечательный. Я уснул, как
сидел, за столом, голова на руках, тетрадь и ручка передо мной.
Утром я проснулся с ноющей спиной и больной головой, но чувствуя
себя освобожденным, выбросив из себя этот старый рассказ. А потом я

увидел, что у меня был компаньон этот ночью, пока я спал. Следы,
леденящие душу, вели от передней двери библиотеки (которые я всегда
закрывал; я всегда закрываю их) к столу, за которым я спал.
Но следов, ведущих обратно, не было.
Что бы это ни было, оно подошло ко мне ночью, оставило свой
талисман… а потом просто испарилось. Привязанный к моей настольной
лампе висел шарик. Он был наполнен гелием и потому плавал в утренних

лучах солнца, которые падали в одно из высоких окон. На нем была
картинка с изображением моего лица, глаз не было, кровь лилась из
окровавленных впадин, стон, искривляющий рот — вот что было на тонкой
резиновой коже шарика. Я посмотрел на это и закричал. Крик эхом
отозвался в библиотеке, вернулся обратно, вибрируя на спиральной
железной лестнице, ведущей к стеллажам. Шарик взорвался со звуком
«банг».
ЧАСТЬ III. ВЗРОСЛЫЕ

Падение, свершенное в отчаянии;
Падение, от непонимания;
Разбудит новые надежды и мечты,
Которые — всего лишь возвращение
Бессмысленности, горя, пустоты.
За тем, что мы не можем совершить,
За тем, что мы не смеем полюбить,
За тем, что потеряли в ожиданье,
Придет лишь новое паденье и страданье.
(Теперь уж без начала и конца).
Уильям Карлос Уильямс «Патерсон»
Кто заставит их вернуться домой?
Кто заставит их тосковать по дому?
Все Божьи дети устают от скитаний,

Не заставит ли это их вернуться домой?
Не заставит ли это их вернуться домой?
Джо Саус
Глава 10. ВОЗВРАЩЕНИЕ
1
Билл Денбро берет такси
Телефон звонил, вырывая его из сна, но потом он снова засыпал. Он
спал слишком крепко — без снов. Не открывая глаз, он схватил трубку, проснувшись лишь наполовину. Его пальцы скользнули по телефонному
диску, он смутно предполагал, что это звонит из Дерри Майк Хэнлон,

настаивая, чтобы он вспомнил свою клятву и вернулся. Билл с трудом
разлепил один глаз и потянулся за трубкой. Она упала на стол, и он схватил
ее, открывая другой глаз. В голове у него было совершенно пусто, белая
снежная пустыня. Наконец он смог установить телефон. Он поставил руку
на локоть и поднес трубку к уху.
— Алло?
— Билл? — это был голос Майка. Да это был он. Странно, что еще на
прошлой неделе он даже не вспоминал Майка, а сейчас ему было

достаточно услышать одно слово, и он узнал его. Довольно забавно, но как-
то зловеще забавно…
— Майк!
— Разбудил?
— Да, ничего. Все приехали?
— Все, за исключением Стэна Уриса, — сказал Майк. В его голосе
было нечто такое, чего Билл не мог понять.
— Бев приехала последней, вчера, поздно вечером.
— Почему ты говоришь, последней, Стэн, возможно, заявится сегодня.
— Билл, Стэн умер.
— Что? Как? Что-то с самолетом?
— Ничего подобного, — сказал Майк. — Если ты не против, давай

подождем с объяснениями, пока не соберемся все вместе. Будет лучше, если я всем скажу одновременно.
— Это как-то связано?..
— Думаю, да, — Майк тяжело задышал. — Уверен, что так. Билл
опять почувствовал необъяснимую тяжесть в сердце. Было ли это что-то, что постоянно носишь в своем сердце, не сознавая и не думая об этом? А
может, это было предвкушение того неизбежного, что называется
собственной смертью? Он достал сигарету, закурил ее и погасил спичку.

— Ты видел кого-нибудь из наших?
— Нет еще, только разговаривал по телефону.
— Ладно, — сказал Билл. — Где мы встречаемся?
— Ты помнишь, где находился старый чугунный завод?
— Да, на Пасчер-роуд.
— Ты отстал от жизни, сейчас это Молл-роуд. Там находится третий
по величине универмаг в нашем штате. 48 различных торговцев под одной
крышей для вашего удобства.
— Звучит очень пппо-американски.
— Билл… с тобой все в порядке?

— Да, — сказал он, но сердце стало биться в два раза быстрее
обычного, сигарета догорела до фильтра и жгла ему пальцы. Он стал
заикаться. Майк услышал это. Они замолчали, а потом Майк сказал:
— Тут же, за прогулочной площадкой магазина, есть ресторан под
названием «Восточный Нефрит». У них есть отдельные кабинеты для
вечеринок. Вчера я заказал один на целый день, если мы захотим.
— Ты думаешь, это займет так много времени?
— Не знаю.

— Таксист будет знать, как добраться туда?
— Я уверен.
— Отлично, — сказал Билл, записывая название ресторана на
блокноте рядом с телефоном. — Почему ты решил там?
— Потому что он новый, я думаю, — сказал Майк медленно. — Он
напоминает… Я не знаю…
— Нейтральная почва? — предположил Билл.
— Да, полагаю, что так.
— Хорошая кухня?
— Я не знаю, — сказал Майк. — Как у тебя аппетит? Билл выдохнул
дым, полусмеясь, полукашляя.
— Не очень, старина.
— Да, — сказал Майк, — я чувствую.

— До встречи в полдень?
— После часа, я думаю. Нужно дать Беверли поспать. Билл затянулся
сигаретой.
— Она замужем? Майк снова заколебался.
— Поговорим обо всем вместе.
— Как на том вечере встречи выпускников средней школы через
десять лет, да? Пришли посмотреть, кто стал толстым, кто лысым, у кого
дети? Ддда?
— Хорошо бы, если так, — сказал Майк.
— Да, хорошо бы, Мики, мне тоже этого хотелось бы.
Он повесил трубку, принял душ, постояв под ним довольно долго; и

заказал завтрак, до которого едва дотронулся. Аппетита у него не было
вовсе.
Билл набрал номер телефона Главного диспетчерского пункта
Компании такси и попросил заехать за ним без четверти час, рассчитывая,
что 15 минут вполне достаточно, чтобы добраться до Пасчер-роуд (он
обнаружил, даже увидя эту прогулочную площадку, что не может думать о
ней, как о Молл-роуд), но не учел при этом, что время будет обеденное —
час пик., и что Дерри сильно разросся.

В 1958 году это был уже немалый городишко — около 30 тысяч
жителей в черте города и тысяч около семи в пригородах.
Сейчас городок превратился в сити — небольшой сити по стандартам
Лондона или Нью-Йорка, но порядочный по стандартам штата Мэн, где
самым большим городом был Портленд, который мог похвастать своими
300 тысячами населения.
Такси медленно ехало по Мейн-стрит,
(сейчас мы проезжаем мимо
Канала, —
подумал Билл, —

его не видно, но он течет там, в темноте).
Затем они повернули к центру. Он предвидел, что здесь многое изменилось,
но мысли об этом сопровождались глубокой тревогой, которой он не
ожидал. Он помнил свое детство здесь, как страшное, нервозное время…
не только из-за лета 58-го года, когда они семеро встретились лицом к лицу
с этим ужасом, но и из-за смерти Джорджа, из-за той страшной глубокой

депрессии, в какую впали его родители, из-за постоянных насмешек над его
заиканием. Бауэрc, Хаггинс и Крисс постоянно подкалывали его после
драки в Барренсе.
(Бауэрc, и Хаггинс, и Крисс, о Боже! Бауэрc, и Хаггинс, и Крисс)
И еще он думал о том, что Дерри был холоден, что здесь было трудно,
Дерри не было никакого дела до того, живы они или нет, даже если бы они
победили Клоуна Пеннивайза. Люди Дерри жили с этим Пеннивайзом во

всех его обличьях, свыклись с ним, и пусть это было похоже на безумие, они научились даже понимать его, нуждаться в нем.
Любить
его? Может
быть, даже и так.
Тогда почему же эта тревога?
Быть может, потому, что изменения в городе вызвали у него уныние.
Или потому, что Дерри показался ему не таким значительным, как раньше,
он как бы потерял свое лицо для него.
Театр «Бижу» исчез, вместо него была стоянка. Магазин Обуви и Кафе

Бэллей Ланч, по соседству с театром, тоже исчезли. На этом месте
построили филиал Северного Национального Банка со световым табло
наверху, показывающим время и температуру по шкале Фаренгейта и
Цельсия. Центральной аптеки, прибежища мистера Кина, там, где Билл
когда-то покупал противоастматическое лекарство для Эдди, тоже не
существовало. Аллея Ричардса стала каким-то странным гибридом под

названием «минимол». Когда такси остановилось у светофора, Билл увидел
магазин пластинок, продуктовый магазин и магазин игрушек, в котором
продавалось «ВСЕ ДЛЯ ПОДЗЕМЕЛЬЯ И ДРАКОНОВ».
Такси с трудом продвигалось вперед.
— Сейчас приедем, — сказал шофер. — Хоть бы эти чертовы банки
поменяли свой обеденный перерыв. Извините, если я оскорбил ваши
религиозные чувства.
— Все в порядке, — сказал Билл.
Удручающая цепь банков и автомобильных стоянок проносилась мимо

них, когда они ехали вверх по Центральной улице. Миновав холм и проехав
Первый Национальный, они стали набирать скорость.
— Нет, не все изменилось, — заметил Билл. — «Аладдин» все еще
здесь.
— Едва ли останется. Эти молокососы хотят и его снести.
— Тоже для банка? — спросил Билл, какая-то часть его изумилась, а
другая часть была в ужасе от этой идеи. Он не мог представить, что кто-то
в здравом уме захотел бы снести этот шикарный купол со сверкающими

стеклянными канделябрами, со спирально поднимающимися справа и слева
лестницами
на
балкон,
с
гигантским
занавесом,
ниспадающим
волшебными волнами, когда представление заканчивалось.
Нет, только не
«Аладдин», —
прокричала та его часть, которая была в шоке от всего
этого. —
Как они могли только подумать снести «Аладдин», ради какого-
то банка?!
— Да, для банка, — сказал шофер. — Этот драный Первый Торговый
Окружной из Пенобскота положил на него глаз. Хотят снести «Аладдин», а

вместо него поставить целый комплекс, как они это называют
«комплексный банковский городок». Получили уже все бумаги из
Городского совета, и «Аладдин» приговорен. Потом группа людей из
старожилов организовала комитет, они написали петицию, маршировали и
загнали их в лужу, потому что собрался публичный Городской совет и
Хэнлон дал этим молокососам прикурить, он их вышвырнул. — В голосе
шофера послышалось удовлетворение.
— Хэнлон? — изумился Билл. —

Майк
Хэнлон?
— Да, — сказал шофер, — Библиотекарь, черный парень. Ты его
знаешь?
— Да, — сказал Билл, вспоминая, как он встретил Майка тогда, в июле
1958 года. Конечно, опять были Бауэрc, Хаггинс и Крисс…
— Мы вместе играли, когда были ребятишками. Пока я не уехал.
— И хорошо сделали, — сказал таксист. — Этот хреновый сволочной
городишко, извините мой…
— ...французский, если вы религиозный человек, — закончил вместо
него Билл.

— Вот, вот, — повторил таксист спокойно, и они молча ехали
некоторое время, а потом таксист сказал:
— Он сильно изменился, этот Дерри, но все-таки кое-что осталось.
Городская гостиница, откуда я вас забрал. Скульптура в Мемориальном
Парке. Помните это местечко, мистер? Когда мы были маленькими, мы
думали, что там есть призраки.
— Да, я помню, — сказал Билл.
— А вот больница, узнаете?
Они проезжали роддом Дерри по правую руку. Позади него протекал

Пенобскот, до того Места, где он встречался с Кендускеагом. Под
дождливым весенним небом река отливала свинцом. Больница, которую
вспомнил Билл, — белое деревянное трехэтажное здание с двумя
корпусами по обе стороны — все еще стояла там, но сейчас она была
окружена целым комплексом зданий, всего их было около двенадцати.
— А Канал, он все еще здесь? — пробормотал Билл, когда они

сворачивали с Центральной улицы на Пасчер-роуд, которая, как Майк и
говорил, сейчас называлась Молл-роуд, там была зеленая табличка с этим
названием. — Канал все еще здесь?
— Да, — сказал шофер. — Я думаю, он всегда был здесь. Сейчас
Молл-роуд была по правую руку от Билла, и, проезжая мимо, он опять
ощутил это двойственное чувство. Когда они были маленькими, это место
представляло собой длинное поле, заросшее травой с гигантскими

раскачивающимися подсолнухами, которые обрамляли северо-восточный
край Барренса. К западу чуть вдали от этого поля находился Старый Мыс
— там тянулись дома бедняков. Он помнил, как они разрабатывали это
поле, стараясь не попасть в погреба чугунолитейного завода Кичнера,
который был взорван на Пасху в 1906 году. Это поле было полно реликвий,
и они выкапывали их со священным интересом археологов, исследовавших

египетские пирамиды: кирпичи, черепки, куски железа с ржавыми болтами,
осколками стаканов и бутылок с остатками чего-то такого, что невозможно
передать словами, которые издавали запах, сбивающий с ног. Что-то
ужасное случилось неподалеку от этого места, около свалки, но он не мог
сейчас вспомнить, что именно. Он только помнил имя Патрик Хамболд,
что-то связанное с холодильниками. И что-то связанное с птицей, которая
преследовала Майка Хэнлона. Что же?..


Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь

Report Page