Он в атаку пошел...(История любви)

Хочу поделиться историей знакомства с одним стихотворением...

Услышал я его со сцены местного Дома Культуры, одного северного поселка, около 25-30 лет назад. Прочитал, а вернее пропел его, положив слова на свою музыку, мой не в меру креативный и старинный друг Серёга. Это был его подарок всем женщинам, находившимся в зале. В ДК в тот день был аншлаг, поскольку отмечали, как сейчас помню, женский день 8 марта. Я тогда ещё учился в школе и на мою психику эти строки произвели сначала отталкивающее впечатление. Я протестовал после каждой строчки. Как?... Кровь, кишки, война, проститутки?... И это на 8 марта?...Ужас думал я. В начале выступления...

Но позже...Гул в зале стих. Люди стали приподниматься на подлокотниках кресел, внимая каждому слову. И в финале, когда все в зале аплодировали, многие даже стоя, я наконец понял, о чем эти стихи...И насколько смел, и точен мой друг. Много лет прошло с тех пор, но я часто вспоминаю то выступление в старом ДК...

Позволю себе небольшое предисловие к стиху:

"...Неужели только великие люди не исчезают вовсе? Неужели только им суждено и посмертно оставаться среди живущих? А от обычных, от таких, как они все, что сидят сейчас в этом лесу, - до них здесь так же сидели на траве, - неужели от них от всех ничего не остается? Жил, зарыли, и как будто не было тебя, как будто не жил под солнцем, под этим вечным синим небом, где сейчас властно гудит самолет, взобравшись на недосягаемую высоту. Неужели и мысль невысказанная, и боль - все исчезает бесследно? Или все же что-то остается, витает незримо, и придет час - отзовется в чьей-то душе? И кто разделит великих и невеликих, когда они еще пожить не успели? Может быть, самые великие - Пушкин будущий, Толстой - остались в эти годы на полях войны безымянно и никогда ничего уже не скажут людям. Неужели и этой пустоты не ощутит жизнь?.."

Григорий Бакланов " Навеки девятнадцатилетние"

М. Шелехов

ИСТОРИЯ ЛЮБВИ

Он в атаку пошел, он не знал ничего,

а попал под обстрел, как на чай к сатане.

Персонально из пушки стреляли в него,

видно, очень понравился той стороне.

Как собрали его – по кускам, по частям –

и снесли в медсанбат, он на ладан дышал!

Но сестрицу увидел хорошую там

и, буквально в могиле, к ней клеиться стал.

– У меня организм, – он кричал, – пулемет!

Я тебя уведу, я тебя украду!

Мы с тобою закатим такой Новый год,

никаким проституткам не снилось в аду…

И сказала ему медсестра по культям,

что поскольку снарядом его разнесло,

надо резать и душу доверить врачам.

Если Бог не спасет, то спасет ремесло.

Он шептал неприличные байки сестре

и бессильной рукой за колено хватал.

И никак его смерть не брала на заре,

и никак хлороформ его душу не брал.

Как гвоздями Христа, так ремнями его

прикрутили, распяли на паре досок!

И, как смертнику, чтобы не знал ничего,

нацепили на голову грязный мешок.

И пока его резали – все, кто хотел, –

и бросали в ведро его бренную плоть,

он зубами прогрыз свой мешок и – глядел,

но сестру заслонял от солдата Господь.

– Отойди! – он хрипел и таращил белок.

И Господь отходил. И на место его

приходил сатана, чтобы парень не мог

медсестру соблазнить и не знал ничего.

Заорал он: – Снимите свой драный мешок!

Не хватало ослепнуть по вашей вине… –

Но хирург запихнул в него пару кишок

и поставил скобы на дырявой спине.

Поломали пилу, хлороформ извели,

кровь текла из него, как вода – в решето.

Медицинские братья на двор сволокли

две руки, две ноги и еще кое-что.

Он в мешке поседел, он на свет поглядел

и увидел сестру и ее красоту.

– Приходи ко мне вечером! – он прохрипел, –

я тебя уведу, я тебя украду.

И когда уходил навсегда поутру,

как младенец в пеленки, завернут в бинты,

он увел за собой полковую сестру

по причине великой ее красоты.

Спрашивал у Сереги, той записи не сохранилось. Но сохранились некоторые его песни той поры... Одна из них "Вальсок". Эту песню стоит прослушать даже из-за одной единственной фразы - "Где целуются траки с землёй..."

Возможно он и запишет ещё раз этот текст Шелехова. Если я уговорю его, когда-нибудь уговорю...