Огонь

В пять утра меня разбудил телефонный звонок. Бодрый голос спросил:

– Вы из русской газеты?– Да.– А я из полиции. У вас там пожар!– Где? – не понял я.– В редакции газеты. Срочно приезжайте к месту происшествия.Этого еще не хватало!..Я натянул брюки и побежал к Эрику. Тот уже все знал. Он был в костюме и даже при галстуке. Мало того, успел побриться, старый щеголь…У лифта нам встретился Мокер. Ему уже тоже позвонили.Дроздов жил в соседнем крыле. Мы решили для быстроты пройти через крышу.Лева открыл нам сонный, в майке и трусах. Телефон он ночью выключает.– Куда вы его тащите? – зашумела Марина. – Бессовестные! Он и так работает круглые сутки. Вчера явился около трех часов ночи… Вернее – сегодня…Но мы уже спускались вниз. Дроздов застегивал на ходу брезентовую куртку.Решили ловить такси. До метро от нас больше километра.Машину удалось поймать только возле Квинс-бульвара. Подъехали к редакции минут через сорок. По дороге водителю нужно было заправиться.У подъезда стояли два красных фургона. Рядом курили пожарные в шлемах и болотных сапогах. Под ногами извивались черные блестящие шланги.

Возле двери стоял полицейский. К нему мы и обратились. Он сказал:

– Не волнуйтесь, ребята. Пожар ликвидирован. Вам повезло, что напротив бордель. Девицы работают круглые сутки. Заметили огонь и позвонили. Могли ведь и не позвонить. Работа у девчат тяжелая, однообразная. А пожар все-таки развлечение…Полицейский вызвал лифт. Держался он вполне миролюбиво. Не знаю, что тут преобладало, оптимизм или равнодушие…Помещение редакции было залито водой. В лужах плавали обгоревшие хлопья бумаги. На почерневших стенах висели обрывки проводов. Стоял отвратительный запах мокрой гари. Пластмассовый корпус наборной машины сгорел. Диван и кресла превратились в черные обуглившиеся рамы. Телефонные аппараты расплавились. Стекла были выбиты.В редакции находилось еще трое полицейских. Нас развели по углам и коротко допросили. Вернее, записали наши координаты. Помимо этого мне задали только два вопроса. Во-первых:– Занимаетесь ли вы антигосударственной деятельностью?Сначала я хотел ответить: «Неужели вы думаете, что если бы я и занимался, то…»Потом сказал:– Нет.Тогда полицейский спросил:– Как вы думаете, это поджог? Кого вы подозреваете? Кто мог это сделать? У вас есть конкуренты? Идейные противники?Я сказал:

У меня нет идейных противников. Хотя бы потому, что у меня нет идей.– Это все, – сказал полицейский, – можете идти. Мы займемся расследованием. Завтра вам надлежит явиться по такому адресу.Он протянул мне визитную карточку.Я еще раз оглядел помещение. Диван и кресла были сдвинуты. Вернее – их почерневшие останки. За диваном у окна валялся корпус рефлектора.Мои коллеги тоже освободились. Мы вышли на улицу. Пожарные сворачивали шланги.Мы решили где-то позавтракать и выпить кофе.На лбу у Баскина чернела сажа. Я хотел дать ему носовой платок. Эрик вытащил свой…Все мы были подавлены. И только Дроздов осторожно воскликнул:– Старики, а может, все это к лучшему? Давайте выйдем из пламени обновленными!..– Уймись, – сказал ему Мокер.Мы зашли в ближайшее кафе. Что-то заказали прямо у стойки.Мокер прикурил и говорит:– А что, если все это – дело рук Боголюбова? Разве трудно нанять ему за четыреста долларов любого уголовника?Баскин перебил его:– У меня другое подозрение. Что вы думаете насчет КГБ?– Гениальная идея! – воскликнул Дроздов. – Надо сообщить об этом полиции! Не исключено, что КГБ и Боголюбов действовали совместно. Я в этом почти уверен… На сто процентов…Тогда я повернулся к Дроздову и спрашиваю:

– Можешь раз в жизни быть приличным человеком? Можешь честно ответить на единственный вопрос? Ты ночевал в редакции с бабой?Дроздов как-то нелепо пригнулся. Глаза его испуганно забегали. Он произнес скороговоркой:– Что значит – ночевал? Я ушел, когда не было двух… Что тут особенного?– Значит, ты был в редакции ночью?Дроздов, потирая руки, захихикал:– При чем тут это, старик? Ну, был. Допустим, был… Все мы не ангелы… Это такая баба… Нечто фантастическое… У нее зад, как печь…– Печь? – задумчиво выговорил Баскин. – Печь?!Так значит – печь?!Его лицо выражало напряженную работу мысли. Глаза округлились. На щеках выступили багровые пятна. Наконец он воскликнул:– Ты оставил рефлектор, мерзавец! Ты кинул палку, сволочь, и удрал!Я добавил:– А над рефлектором болталась штора…– Тихо, – сказал Мокер, – официант поглядывает.– Клал я на официанта, – выкрикнул Баскин, – задушу гада!..Дроздов повторял:– Старички! Старички! Я был в невменяемом состоянии… Я, можно сказать, впервые полюбил… Я бешено увлекся…Баскин издал глухое рычание.Я спросил у Мокера:– Хоть компьютер-то был застрахован?

Как тебе сказать?.. В принципе… – начал Мокер и осекся.Рычание Баскина перешло в короткий дребезжащий смешок.Тогда я сказал:– Нужно выпить. Нужно выпить. Нужно выпить. А то будут жертвы. Необходимо выпить и мирно разойтись. Хотя бы на время. Иначе я задушу Мокера, а Эрик – Левку…– Сбегать? – коротко предложил Дроздов.– Я пойду с тобой, – вызвался Мокер.Кажется, впервые он решил совершить нечто будничное и заурядное. А может, боялся с нами оставаться. Не знаю…Мы собрали по доллару. Виля с Дроздовым ушли. Говорить было не о чем. Эрик решил позвонить жене. Через минуту он вернулся и сказал:– Я пойду.Затем подозвал официанта и уплатил. Мы даже не попрощались. Я посидел минуты две и тоже решил уйти. Пить мне не стоило. В час мы должны были увидеться с Линн Фарбер…