Обменник

Крутым хотелось быть. Чтобы как все – с самого детства разборки, драки, стрелки. У сверстников и младших в авторитете. Чтоб все совета твоего ждали, как прямого эфира с президентом. Одним словом, хотелось, но не моглось.

Был Сёмка самым хилым и пришибленным в классе. Постоянно его использовали как ишака: заставляли таскать рюкзаки, пинали, пугали, издевались. Сёмка терпел, учился на пятёрки и четвёрки. Радовал родителей тихим, молчаливым характером: пришёл из школы, супчика поел – и за уроки, на улицу ни ногой. Золотой ребёнок. На то, что он периодически ходил со ссадинами, внимания ни мать, ни отец не обращали. Дети, они вечно все в синяках, чего с них возьмёшь, лезут везде, где не надо, мир изучают.

Когда Сёмке исполнилось тринадцать, в его голове что-то щёлкнуло. Как старый советский рубильник – тяжело, с огромной натугой и диким, адски громким треском.

Приходил из школы, швырял рюкзак с учебниками в угол комнаты, обедал и отправлялся на улицу. Родители снова не могли нарадоваться – повзрослел, возмужал, авось, друзей нашёл. Вылупился птенец наконец, вышел в мир, и слава Богу. Однако чем он занимался там, на этой улице, им было неведомо.

А ничего особенного он и не делал. Друзьям у того, кто за себя постоять не может, взяться неоткуда. Бродил парень один. По заброшкам. Гонял бездомных котов, кидался в них осколками кирпича. Те с воплями разбегались в разные стороны. Ни одного Сёмкин кирпич так и не настиг.

Собак обходил стороной, ибо соперник слишком конкретный. Видел в них своих школьных обидчиков – такие же зубастые, свирепые, безжалостные. В общем, переходный возраст требовал выплеснуть накопившийся негатив, и Сёмка издевался над слабой животиной, как измывались над ним ребята. Если бы не новая привычка обижать братьев меньших, не оказался бы он там в тот снежный февральский вечер.

В эту пятницу пацан опять вышел на кошачью охоту. Только кирпичи все снегом завалило. Но Сёмка подглядел у Петьки Орехова конструкцию рогатки и смастерил себе подобную из того, что смог найти в отцовском хламе на балконе. Получилось очень даже хорошо. Камушки, используемые в качестве снарядов, если попадали в цель, отскакивали с грохотом или пролетали со звоном насквозь, смотря куда метил снайпер.

Кошаки куда-то все попрятались, то ли из-за надвигающейся пурги, то ли предвидя новое оружие в руках несостоявшегося авторитета.
Во дворах быстро стемнело. Зажглись фонари. В заброшке через три квартала от дома отчего-то не водилось бомжей, и поэтому Сёмка бывал там чаще всего. Освещение вокруг полуразрушенного здания практически отсутствовало, и мальчишка таскал с собой аккумуляторный фонарь, который не помещался в карман, а причинял неудобство, греясь в рукаве хозяина. Из кармана же нахально выглядывала рогатка.

Пострелять было не в кого, и потому подросток стал метить по редким, невесть каким чудом уцелевшим окнам здания. Попадал редко, зато с радостью голосил, когда во мраке раздавался звон разбитого стекла.

Выбирая камушки побольше, Сёмка представлял, что в руках его не хулиганская игрушка, а настоящий ковбойский револьвер с большим барабаном и длинным увесистым стволом. Он вертел его в руках, ощущал обжигающе холодную сталь, улыбался и был доволен своей собственностью.

Когда он собирался уже идти домой, в темноте подъезда некогда жилого дома, пустующего теперь, без дверей и практически без окон, что-то прошуршало.

Кошара, смекнул Семён, и глаза его заблестели, воздух, выдыхаемый изо рта, стал превращаться в более объёмные клубы зимнего пара, чем до этого.

– Кис-кис-кис, – шёпотом поманил мальчишка, подбирая добротный осколок битого кирпича.

Хулиган прицелился, прищурив правый глаз, и резинка рогатки хлёстко щёлкнула. В темноте послышался глухой удар, будто бы парень попал в мешок с песком.

– Ах, ты, гад! – послышался чей-то рёв из темноты, и Семён всем телом почувствовал – сейчас что-то будет, пора улепётывать, – но стоял как вкопанный.

Из подъезда раздалось залихватское «Ух», и Сёма едва успел пригнуться, когда над его головой пролетел здоровенный булыжник и влетел в лобовое стекло брошенного давным-давно автомобиля, стоявшего в нескольких десятках метров.

Из темноты выскочил какой-то парень в синем балахоне с капюшоном на голове и побежал на стрелявшего. Сёмка поднялся, чтобы бежать, но не успел – этот не по погоде одетый тип со всего разбега врезался в него и повалил в сугроб, больно приземлившись сверху.

– Попался, кишка хилая, – вопил неизвестный и уминал парня всё глубже в снег. – Что молчишь? Сопротивляться будешь, или только с кошками крутой? А?

Сёмке не хватало сил даже пошевелиться, не то что сопротивление оказывать. В какой-то момент он даже подумал, что вот-вот задохнётся. Именно тогда атаковавший слез с него, ухватил за воротник и рывком поставил на ноги. Постучал по спине, приводя в чувства, что и правда помогло мальчишке наконец вздохнуть полной грудью. Сёмка поднял глаза на обидчика, и тут же ноги его подкосились.

Вместо лица у того было какое-то подобие чёрного матового противогаза. Глаза горели красным. Из фильтрующих элементов валил густой синий дым. Семён попытался уползти на четвереньках, но не вышло. Противогаз схватил его жёсткими пальцами за шею сзади и принялся тыкать лицом в снег.

– Струсил? Крутой. А? Отвечай, а то натыкаю моськой, как кота шкодливого.

Голос его был грубым, басовитым, раскатистым.

Сёмка устал терпеть это, выхватил из рукава фонарь и с размаху двинул наугад. Попал как раз по красным окулярам. Нападавший отпрянул.

– Вот молодец! Я уж думал, не дождусь ответа. Всё-таки на что-то ты способен.
– Ты кто такой? – запыхавшись, спросил Сёма.
– Я Обменник.
– Чего? Кто?
– Обменник, говорю. Ты всю жизнь искал со мной встречи, и вот – я перед тобой.
– Ничего я не искал, – Сёма снова попятился назад.
– Если не искал, значит, не крутой. А с такими не разговаривают. Такими пользуются.

Противогаз отвернулся и пошлёпал к зданию. Сёмка свесил голову, плечи его понурились.
Из глаз посыпались искры, когда он хотел криком остановить неизвестного. По бокам обдало горячим. Слева, справа, снова слева. А потом прилетело в ухо.

– Чёртова размазня, – хрипел неожиданно вернувшийся противогаз. – Я на него время трачу, а он, тряпка драная, никак не одумается.

Тумаки сыпались в огромном количестве с чудовищной силой, без остановки, пока наконец Сёмка опять на автомате не заехал кулаком противогазу по красным очкам. Вот тут парень в маске рассмеялся. Заливисто, от души.

– Сопротивляется, хлюпик. Ха-ха. Ну, давай тогда обмениваться.
– Чем?
– Тугой же ты, пациент. Я – Обменник. Ты всю жизнь за крутостью гоняешься. Значит, ты мне какую-то свою некрутость, а я тебе взамен крутость равноценную. По рукам?
– Да ну, сказки какие-то, – Сёмка сделал губы коромыслом. – Если уж родился недотёпой, таким и будешь по жизни, как ни вертись.
– Зануда ты! Ван Дамм вон вообще очкариком был до того, как мы с ним повстречались. Теперь его знают во всём мире. Понял?
– Ха, сочиняешь, противогаз нацепил – и волшебник, что ли? Жан-Клод тебе в отцы годится.
– Ну, Фома ты, Фома. Давай, говорю, любую свою некрутость, пока я добренький, да и проверишь на деле. Это как в играх компьютерных: завершил миссию – получай новый уровень, становись круче.
– А расплачиваться чем? – попался на крючок мальчишка.
– Душой! – прошипел противогаз, и красные стёкла стали ещё ярче.
Семён молчал, озирался по сторонам, подыскивая пути отступления.
– Шучу я, куда собрался? – хихикнул волшебный противогаз. – Расплата проще некуда. Будешь периодически кормить меня своими некрутостями, становиться лучше, ну, и выполнять иногда мои особые поручения.

Чародей протянул руку в кожаной чёрной перчатке. Мальчишка пожал ладонь.

– У меня много всего такого, на что ты крутость вымениваешь, – начал хвалиться мальчишка.
– Ну, давай, выкладывай.
– Вот, кошек гоняю камнями, в учебниках рисую, в кроссах зимой хожу…
– Стоп, стоп, – перебил его противогаз. – Так всё не то. Это как раз зачатки крутости. Нужна обратная сторона. Ну, бабушек через дорогу, может, переводишь, нищим копейку подаёшь, в таком ключе, сообразил?
– А, промахнулся что-то, извини.
Сёмка задрал глаза к чёрному небу – задумался крепко.
– Ты только не смейся, – продолжил мальчишка, а щёки его принялись разгораться красным. – Девчонку одну люблю. Она, естественно, не по мне тащится, а по Кольке Ровному. Типа авторитет школьный. Во всех стрелках, сходках разруливает, кто кого победил, кто кому чего должен остался. Записки ей пишу, целую тетрадку исчеркал, но не отдаю, дома прячу. Наверное, это не круто.

Семён пожал плечами, а волшебника в противогазе аж скрючило от услышанной истории. Он держался за живот, урчал, будто его рвало.

Наконец он выпрямился:
– Вот ты отморозок реально. На всю башку. У меня такой зачётной некрутости ещё не было в коллекции. Готов меняться?
– Готов.

Противогаз подошёл вплотную, схватил мальчишку левой рукой за плечо, сжимая его пальцами, точно запирая в тиски. Когда уже не было сил терпеть эту адову боль, он начал, не расцепляя пальцев, тянуть подростка в сторону. Сёмка повернул голову вправо и закричал от увиденного.

В руке этого чародея трепыхался точно такой же Семён, только весь мутный, расплывчатый. Он не доставал ногами до земли, а семенил ими в воздухе, пытался что-то кричать, но за него отлично справлялся настоящий Сёма, который уже и думать забыл о нестерпимой боли в плече.

Из фильтра противогаза повалил вместо синего багровый дым, стёкла засверкали ярко-оранжевым. Чародей рычал и с силой засовывал сопротивляющегося двойника себе за пазуху.

Когда дело было сделано, а от копии Семёна не осталось и следа, волшебник согнулся пополам, закашлялся, из-под маски повалил чёрный и вязкий, как мазут, смог. Пару минут, и противогаз пришёл в себя, дым рассеялся.

– Это что за фигня была? – таращил круглые глазища на незнакомца мальчишка.
– Это, друг мой, первая половина обмена, – сиплым голосом прохихикал противогаз.
– Чего? То есть это ещё не всё?

Только пацан не получил ответа на свой вопрос. Чародей расставил ноги пошире, вдохнул глубоко и теперь вцепился так же крепко обеими руками себе в бока. Он опять пытался кого-то вытащить. Тянуть было тяжело. Этот кто-то не хотел выходить наружу. Со стороны выглядело так, что противогаз тянул себя за бока вперёд, а ноги скользили по рыхлому снегу – сам себя тащит.

– Невероятно, – раскрыв рот, прошептал Семён.

Однако волшебник пересилил новую копию мальчишки, которая была крупнее, сильнее и сопротивлялась, как крокодил, пытающийся оторвать ногу убитой им зебры. Двойник трепыхался и, казалось, вот-вот вырвется из цепких рук Обменника, свалится на снег и убежит.

Чародей подходил всё ближе. Семён почувствовал – от копии пахнет как от новой кожаной куртки. Что за байкера мне хотят втюхать, подумал он. В носу защипало, в груди зажгло, глаза затянуло серой пеленой. Противогаз утрамбовывал копию в оригинал.

Обмен завершился невидимым ударом в живот. Сёмка согнулся вдвое, но на ногах устоял. В ушах гудело, звенело и пищало одновременно. Кто-то хлопал по спине тяжёлой ладонью.

– Ну как, живой? – склонился над клиентом Обменник.
– Ага, – ответил парень огрубевшим голосом. – Чтоб я хоть ещё раз на такое пошёл, да ни за что.
– Через неделю прибежишь за добавкой, – хохотал противогаз. – Распрямись ты уже. Что чувствуешь? Как там твоя любовь?
– Какая любовь? Идиот, что ли? Чтоб нормальный пацан повёлся на эту розовую туфту – болты.
– Отлично, – Обменник похлопал парня по плечу. – Сработано чётко. Через недельку твоя фифа сама за тобой бегать станет хвостом. Это уж точно.
– Чем платить-то тебе?

Сёмка огляделся – вокруг никого. Он один посреди улицы, на нём непонятный потрёпанный синий балахон с капюшоном. В руке какой-то противогаз с красными стёклами, который непреодолимо хочется примерить. А что, прикольный такой, из матовой резины, тёплый, несмотря на февральский мороз.