О российской языковой политике и угрозе осетинскому языку
СКИФОВАТА
Российская языковая политика не нова хотя бы потому, что характер её, несмотря на частности и колебания информационного шума в зависимости от невлияющих на саму доктрину событий, тем не менее, остаётся неизменным. Любая империя, в какое бы время ни существовала, стремилась к максимальной гомогенизации масс и культивированию лояльности Метрополии у населения периферий.
Малое государство может смириться с наличием в рядах своего населения автохтонных культурно обособленных нацменьшинств, но, зачастую, в территориально крупных государствах сам факт этно-культурного разнообразия исторически исконного населения, особенно на перифериях, становится причиной объективного или мнимого беспокойства о постоянстве территориальной целостности.
Как показал исторический опыт, все империи стремились к достижению максимальной культурной унификации населения, но, в силу того, что все эти примеры имели место ещё до наступления постиндустриальной эпохи с её эффективными информационными технологиями, такие государства непременно распадались, ведь окончательно унифицировать население не удавалось из-за центробежных тенденций, возникающих на перифериях в ответ на политику ассимиляции и имевших больший потенциал к консолидации меньшинств вокруг сепаратистских идей.
Агрессивная политика русификации имела место при царизме, в том же по сути виде, но с другими лозунгами, проводилась она и в СССР, и, наконец, будучи невнятно и непублично сформулированной, продолжилась она и в новой России. По мере фактической ликвидации в стране основ федеративного устройства, Центр всё более явно стал предпринимать шаги к планомерному созданию условий, фактически не оставляющим шансов малым языкам на их будущее.
Это всё не оттого, что Центр осознал мощь своих ресурсов, а потому что сами реалии стремительно глобализирующегося мира таковы, что теперь политический авторитет власти (которого часто может и не быть) необязательно должен мешать языкам, ведь в нынешних реалиях достаточно всего лишь отказаться от государственной поддержки малых языков (которой, впрочем, в РФ никогда и не планировалось) и пустить языковую политику на самотёк. А, между тем, национальные регионы в массе своей являются дотационными, и в условиях, когда этносы пожинают плоды царской политики русификации и советского эксперимента по созданию единой русскоязычной социалистической общности, живя одновременно в эпоху всеобщей информатизации и глобализации, шанс на будущее они имеют только при обеспечении государственной поддержки Центра.
Стало быть, Кремлю объективно не должно быть боязно остановить, наконец, процесс сворачивания федерализма (от которого уже мало что осталось), поскольку через пару поколений языки народов России вымрут сами.
Но господам-чиновникам отчего-то неймётся... Что, впрочем, можно объяснить, например, их лучшим пониманием дальнейших тенденций в экономике страны и вытекающим из этого объективным пессимизмом. Те, кто будет позже называться в исторических учебниках российскими идеологами, спешат уже сегодня потыкать щупом в болото национального вопроса, чтобы, остановившись на мгновение в самый интересный момент, дающий возможность планирования более решительных действий на этом поприще на годы вперёд, дождаться очередного карт-бланша Путину на государственный а̶б̶с̶у̶р̶д̶ эксперимент ещё в течение n-ного количества лет и взяться за „решение” языкового вопроса с намерением сделать это окончательно.
Лично нам это напоминает „контрольное” добивание из чувства страха уже опухшего покойника при виде роста волос на оном.
Что бы мы ни определили для себя, как этноса, первостепенным — это будет восприниматься засевшими в кремлёвских кабинетах параноиками как нечто из ряда вон ужасное и в высшей степени угражающее территориальной целостности страны.
Провозгласи мы главным приоритетом в своём развитии язык, в верхах это будет не названо, так понято, как социальный запрос на национализм („Ребят, ну вы чего? Мы ж столько носимся с этими мантрами о духовных скрепах, Русском мире™, особом цивилизационном пути, с колен вон, смотрите, встаём, а вы опять за свои цацки с бубнами и перья на голову? Ну, кончайте, хорош!”).
Если же этноцентристски мыслящей интеллигенцией будет открыто педалироваться тема национализма в отрыве от языковой повестки, то контрпропаганда в лице осетинских недорусских смешает всё это с не менее хлипким навозом ещё на стадии простой попытки осмыслить свой путь. Тыкать пальцем будут во всё: в ̶о̶с̶е̶л̶е̶д̶ц̶ы̶ ̶с̶ ̶в̶ы̶ш̶и̶в̶а̶н̶к̶а̶м̶и̶ ниматхуды с хадонами, в „порталовское” переосмысление статичной этнокультуры и поиски путей её популяризации, и даже в естественные признаки предсмертной агонии языка, которые проступают уже всё отчётливее.
Но надо анализировать опыт тех, кто начал задолго до нас и у кого из этого получилось что-то внятное.
Это чешские националисты, сделавшие всё для того, чтобы из городов Богемии их родной немецкий язык был вытеснен языком деревни, каталонцы и баски, создавшие передовую школу на своих языках, когда никакого потенциала для этого у самих этих языков, казалось бы, не было. Или, например, ирландцы, которые, видя, что тот ирландский, на котором пока ещё говорит меньшая их часть, и на котором давно как почти уж никем ничего не писалось, взяли и с помощью школы привили следующему поколению позднесредневековую форму языка, имевшую более богатую литературную традицию. Это турки, которые в постимперскую эпоху воссоздали турецкий язык из остатков, бытовавших в провинциях, чтобы он за пару поколений вытеснил ныне уже непонятный их большинству османский язык. Или, наконец, воскрешённый из мёртвых древнееврейский язык, который за пару десятилетий сделал из разноязыких евреев нынешних израильтян.
Итак, мы сами не заметили, как пришли к мысли о том, что „здоровый национализм” на самом деле болен без языковой повестки и являет собой показушную этногафическую праздность на потеху заезжим любителям экзотики с фотоаппаратами наперевес.
Однажды в какой-то степени аполитичная южноосетинская общественность впервые подала надежды на этническое пробуждение после того, как горстка неформалов громко, насколько смогла, опротестовала указ тбилисских властей о переводе делопроизводства и образования в ЮОАО на грузинский язык. Дальше имела место идеологическая подпитка гражданских активистов небрежно состряпанными мифологемами, что, тем не менее, сыграло в определённой степени позитивную роль на первых порах роста степени национальной осознанности. Дальше, когда процесс создания государственности уже худо-бедно пошёл, то, что послужило отправной точкой для самого начала процесса, фактически было сведено к абсурду: восстали-то мы против грузинского во имя торжества языка русского. Позже объявленного государственным. Говорят по-осетински на бирже, ну и довольно. Ĉhrebajy fag u.
Резюмируем: язык всего важнее. Всё остальное проистекает от осознания этой важности.
Про тёток из ФБ совсем уж не хочется. Весьма печальны эти праздные скачки по чьим-то постам с непременной установкой под ними н̶а̶г̶а̶д̶и̶т̶ь̶ откомментировать. Трудно ответить даже, чьё желание лайков более печально для отрешённого наблюдателя — их дочек, с мыслями о top'ах принимающих физиологически противоестественные позы, дабы „пихнуть” себя как товар поскорее и выгоднее, или их мам, получивших пару раз лайки за эмоциональные комменты (caps, восклицательные знаки, все дела...) и теперь носящихся со своими пятью копейками и смакующих потайные грёзы о набитых и скандирующих стадионах.
Бумага стерпит всё, но Интернет — не всех.
===========
Связь с нами (пишите письма, присылайте истории):
1. Редакторский аккаунт в Telegram - @skifovatanews
2. Аккаунт "Скифоваты" на ресурсе "Спрашивай" - http://sprashivai.ru/skifovata