НОВОСТИ

Художник-постановщик «Довлатова»: «Наша профессия — про поэзию»

Елена Окопная

Прокат «Довлатова» Алексея Германа-младшего — биографической драмы о нескольких днях из жизни писателя — продлили до 11 марта. Картина участвовала в конкурсе Берлинале и получила «Серебряного медведя» за визуальное решение. Приз взяла художник-постановщик и жена режиссера Елена Окопная. КиноПоиск обсудил с ней внутреннюю кухню труда художника-постановщика в авторском кино и работу над фильмами «Под электрическими облаками» и «Довлатов».

— Какие сейчас ощущения от награды на Берлинале?

— В первую очередь я переживаю за прокатную судьбу фильма и очень надеюсь, что награда повлияет на его мировой прокат. Берлинале — очень серьезный фестиваль, и приз там должен быть важным фактором в нашу пользу, чтобы увеличить круг покупателей и зрителей. Что касается профессии, то по своему опыту я могу сказать, что художникам в кино и правда присваивают какую-то прикладную функцию, декораторскую, хотя наша профессия априори такой быть не должна. Кино — это сон, и он не может присниться двоим людям, поэтому художник-постановщик всегда следует за сном режиссера.

Елена Окопная на съемках фильма «Довлатов»

— Алексей Герман-младший в интервью сетовал, что Ленинград начала 1970-х сейчас уже не найти. Как вы воссоздавали это отсутствующее пространство?

— Из самого примитивного: в городе и квартирах целиком изменился свет, сейчас освещение дома и на улице вообще не такое. Постоянно приходится бороться с рудиментами недавнего благоустройства: город был лаконичным, а сейчас пестрит. В «Довлатове» очень важным был опыт Леши. Он уже сталкивался с такими же проблемами в «Гарпастуме» и «Бумажном солдате». Он очень тонко чувствует фактуры и, когда я невероятно долго с чем-то вожусь, понимает это и не очень меня торопит. Я очень неудобный и непростой художник, со мной до последнего никто не знает результата, а главное, я не знаю, не могу его сформулировать и нарисовать. Очень многое на съемках мы делали сами, и, слава богу, у нас была для этого возможность. Сами сколачивали вывески, делали мебель, обувь и многое другое. С точки зрения линий советское время было более наивным. Сейчас Петербург захвачен скандинавским влиянием, а в те времена, по моим ощущениям, это был город немного из детской книжки.

— Как ваши идеи становятся образами фильма?

— Мы очень много общались с Лешей и проводили время в архивах. Каждый доносил идею до своей группы: я до моих помощников, оператора, ассистентов, он — до актеров, оператора. Он больше изучал литературную канву того времени, я больше читала про художников, например открыла выдающегося фотографа Бориса Смелова. Осталось очень мало имен по-настоящему известных, эпоха очень подстерлась.

Большой кусок подготовки — это погружение. Это главное. У меня есть критическая масса, которая должна во мне появиться, прежде чем я по поводу картины готова что-то высказывать или придумывать. Накопление может быть любого свойства. Можно бродить по интернету или гулять по городам, смотреть старые фотографии или читать искусствоведческие книги. Совсем необязательно конкретные идеи приводят к конкретным решениям в фильмах.

«Под электрическими облаками» был построен немного на фантазии, эстетику надо было придумать. Конечно, я не могла представить космические корабли, речь же была о конкретном ближайшем будущем, но необходимо было представить эстетику совсем скорого времени. В моей работе мне очень помогают музеи. Живопись — ответ на большинство вопросов. Там часто есть уже все: сюжет, цвета, архитектура, композиция, драматургия, люди, текстуры. Огромные коллекции в Лондоне или Венеции меня очень вдохновляют. Например, живопись учит, что в сценах с массовкой люди не должны передвигаться «расческой по регламенту», у каждого должна быть своя история. Я помню венецианскую картину городского праздника, где у каждого была своя мотивация: мальчик воровал монетку, пара ругалась, друзья смеялись. Такие мелочи влияют, заряжают и укрепляют тебя во мнении, что кино — это не набор случайных совпадений.

«Под электрическими облаками»

— Что вам помогало в работе над фильмом?

— В случае с «Довлатовым», помимо личных архивов и вещей, мне очень помогли архивы городских музеев с предметной историей города. Очень часто ассоциации нелинейны, например любимый Акутагава, путешественники. Все это тоже работало на фильм. Источников много, главное, чтобы они были энергетически наполненными и про тебя. Любой интересный разговор с человеком другой профессии сразу же дает новый взгляд на то, что уже придумано. Если в герое есть харизма, это запоминается, неважно, герой он XIX века или наших дней, нарисованный или живой. Кто-то на старом портрете может интересно держать пальцы, или у него что-то необычное находится на столе. Ты складываешь все это в копилку, а потом оно вдруг начинает работать вместе. Синергия.

Работа художника над фильмом — это гигантский архив, виртуальный и физический. Вещественный мир у нас хранился на студии «Ленфильм» и в некоторых квартирах расселенного подъезда, где мы снимали. Дома я держала талмуды рабочих подборок. Целая группа людей каждый день занималась поиском изображений по разным темам. Например, была папка «Геометрия», в которой была геометрия того времени или мои личные находки, например сочетание линий на коробке конфет, которую я видела. Все это моя копилка, из которой я не беру буквальные идеи — просто все эти мелочи помогают мне что-то новое сделать.

На съемках фильма «Довлатов»

— Какую роль играет бюджет?

— Сроки накопления и моего непосредственного участия в производстве фильмов исходят в том числе от денег. Подготовка «Под электрическими облаками» была очень долгой, пока мы искали деньги было время поднабрать что-то внутренне. Если дают деньги на проект быстро, как это было с «Довлатовым», надо включаться очень активно — с середины августа до середины января, то есть пять месяцев подготовительного периода, а дальше уже начали подтверждать объекты и костюмы. Месяца три-четыре поездок туда-обратно закончились огромным количеством находок. Многие мои ассистенты ездили в разные точки и отправляли мне фото своих находок, вещей с барахолок, которые мы покупали сразу или обсуждали, на каких условиях брать и торговаться. Несмотря на бюджет, я относилась к «Довлатову» как к семейному делу. Мы старались не тратить лишнего, потому что при таком масштабе каждый рубль, покупки на всякий случай при сложении превращаются в огромную сумму. Мой департамент — это несколько десятков человек, реквизит, костюмы и стройка. И если брать вещи сильно впрок, то получаются большие выкинутые деньги, и я не разрешала тратиться понапрасну.

— По словам Германа-младшего, местные жители внесли весомый вклад — активно участвовали в съемках, приносили свои вещи...

— Петербуржцы давали много разных вещей — посуду, пуговицы, цветы, банки, фотопленки (в одном архиве каждая пленка была аккуратно завернута в бумажный конверт). Внимание к живому и рукотворному, к маленьким деталям, которые имели отношение к реальному человеку, — это самое главное. Очень частый вопрос от интервьюеров: как это вы — такая молодая девушка, а знаете, что такое Советский Союз? Когда я росла, девяностые и нулевые мы в Екатеринбурге проживали целиком с тем, что было придумано, построено и налажено в СССР — от архитектуры и транспорта до мебели и стиля в одежде. В небольших городах в России сейчас все еще больше СССР, чем современности.

Елена Окопная и Алексей Герман-младший

— У тех, кто не знает, каким был советский быт, например у иностранцев, отношение к фильму будет сильно иное?

— Для людей, хорошо помнящих прошлое, фильм часто связан с ностальгией. Для тех, кто смотрел «Довлатова», никогда не живя в то время и в том месте, это история о безвыходности, путешествие в советский быт, живопись и эстетика.

— Как вы выстраивали работу с другими участниками съемочной команды?

— Обсуждение, детальный анализ идеи — весь этот путь мы проходим вместе с Лешей. Мы вместе задумывали этот фильм. С моей точки зрения я задаю какие-то вещи, отбираю фотографии, назначаю ориентиры. Можно ли сказать, что у меня есть блат? Наверное, да. Но какие-то вещи могу донести и предусмотреть только я. С Лешей удобно, так как он работает по ощущению и очень восприимчив к обратной связи. Бывает, что технические параметры по правилам должны быть другие, но видит это только художник, а не технический специалист. Например, что черный недостаточно черный.

Вообще за время работы над последним фильмом мы расстались примерно с 70 людьми. Часто те, кто приходил работать с реквизитом, не знал истории вещей, не понимал целеполагания своих действий. Но и задания были интересные — не просто искать в архивах, но и делать руками, выращивать цветы, ходить в гости к людям и разбирать архивы умерших. Команда была совершенно удивительная, но подбиралась долго. Мы часто не сходились по эстетике или по ритму. Многие не понимали, что такое настоящая работа в авторском кино, особенно если приходили из коммерческого сектора или сериалов. Там другой тип мышления, другие деньги и другие требования к аутентичности. Поэтому это люди определенного свойства, лиц и отношения, и часто это другая риторика.

«Довлатов»

— Вы вместе с мужем и дома, и на работе. Это не утомляет?

— Мы как-то начали говорить с первой нашей встречи, и нам все еще интересно. Уже почти 9 лет. Леша — мой самый любимый и интересный собеседник, очень многие вещи мы придумываем на двоих и доверяем друг другу. А мне необходимо доверие и свобода для работы. Конечно, мы, бывает, ругаемся на площадке и не всегда сдерживаем эмоции. При этом часто придумываем что-то похожее с разницей в пять минут.

— Из чего состоит образование и самообразование художника-постановщика? Чему невозможно научить? Для чего необходимы институты?

— Взгляд либо есть, либо его нет. Штука в том, что наша профессия — про поэзию. Из того, что я видела: потенциальных художников-постановщиков часто портят обучением, потому что от него появляется единый стандартный почерк. Живопись, театр, кино — это, безусловно, важные знания, но очень важно еще и быть собой. Часто профессия начинается с «надо», а мой путь начинался с «интересно». Например, моим большим интересом в работе были архитектурные рисунки и закономерности, классические города. Для кино, конечно, важен объем и умение распоряжаться зданиями, светом и архитектурными линиями. Современное кино часто грешит не просто стерильностью — ни пылинки, ни складочки, ни родинки, — но еще и безупречной геометрией. Пластика изображения в кино должна быть сложнее, иначе получается театр. Я люблю расставлять неуместные и как бы случайные предметы, посыпать поверхности песком и гравием, если мы снимаем на улице. Где-нибудь, например, уронить бутылку молока. Так я формирую тональные вещи, избегаю ровно покрашенных поверхностей. Вопрос искусственности и натуральности — это не только цвет, но и органика. Но такие вещи мне никто не рассказывал, я искала их интуитивно.

«Довлатов»

— А есть способы приобрести эти знания более комплексно, а не на ощупь?

— Мне кажется, все идет от личной предрасположенности. Например, я начала увлекаться междисциплинарностью задолго до того, как это слово вообще начало широко употребляться. Сформулировав для себя базовые принципы того, как работает одна система, ты можешь применить ее ко всему. Очень часто так называемые люди искусства не знают базовых вещей в современной культуре, не слышали про Заху Хадид или Ромео Кастеллуччи. Я часто вспоминаю свою невероятную экспериментальную школу, в которой мы творили потрясающие вещи. Я училась в специализированном научном центре, которые в России есть в разных городах, с каким-то гигантским конкурсом на поступление. Учась в филологическом классе, мы по химии писали сочинение, почему рыба умирает в кипяченой воде. Такие задания заставляют иначе формулировать мысль, соединяя в одно невероятное пространство все и сразу — поэзию, биологию, химию, эпос. А на физике мы могли разбирать стихотворение Есенина о том, почему птица не умерла, упав в снег. Чтобы сдать зачет по Серебряному веку, нам нужно было не просто выучить стихи поэтов, но и позаимствовать их идентичность, на время перевоплотиться в них и жить как бы их жизнью, а не своей.

«Довлатов»

— Как началась ваша карьера в кино?

— Во время моего обучения на продюсерском факультете во ВГИКе я пережила очень сильное погружение в мир молодого студенческого кино. По сути, я была ответственна за производство фильмов начинающих режиссеров и студентов, которые, за редким исключением, не понимали, как браться за реализацию идеи. Процесс был завязан на материальной базе, огромном количестве контактов и необходимости ежедневно договариваться с самыми разными людьми разных поколений и установок — властями военного городка или каким-нибудь ведомством. Плюс это всегда были очень дружественные и близкие истории, и я очень глубоко вникала.

Вообще работать с друзьями и единомышленниками — лучшее дополнение к любопытству. Помню, как молодая девушка-режиссер пришла ко мне с запросом организовать ей съемку в Большом театре, который отказывал другим директорам уже год. Продюсерская работа была связана с постоянными вызовами и движением вслепую, но чем больше отдавалось вовне, тем больше получала взамен. Когда я уже разобралась, встал выбор между коммерческими проектами и телевидением, и заниматься таким продуктом было уже совсем неинтересно. Встреча с Лешей, стремительная и резкая, после короткого перерыва вернула меня в кино.

Алексей Герман-младший на съемках фильма «Довлатов»

— У вас бывает выгорание?

— Вообще «Довлатов» сделал свое дело. У меня был момент, когда на площадке я видела, как прохожу мимо себя сама. Это вопрос перегруженности и очень насыщенного ритма, после которого я почти полгода лежала. После «Облаков» я была уставшая, но внедрялась на всех этапах и на сто процентов, не отпускала ничего. На «Довлатове» отдавалась сверх. Я очень боялась браться за «Довлатова» в самом начале — меня уговорили. А потом поняла, что смогу воссоздать эпоху на уровне микроэлементов и поверила в проект.

В моих архивах, сложенных до потолка, я всегда разбиралась идеально и знала, где что находится. Частично каталоги подготовки к «Довлатову» мы отдали «Ленфильму», частично вывезли. Из того, что мы собрали перед съемками фильма, логично было бы сделать выставку в Третьяковке и Берлинском киномузее, в МУАРе, и нам это даже предлагали. От этой идеи пришлось отказаться, она показалась мне непосильной на тот момент. Первые полгода, когда я начинала говорить про фильм, я не могла продолжать беседу из-за эмоций. Съемки были очень глубоким проникновением. За два часа можно было сделать огромный объем как в полусне, и ты даже не помнил, сколько всего успевал сделать.

— Какие фильмы повлияли на «Довлатова»?

— Невероятно люблю раннюю Киру Муратову, «Долгие проводы». Провела много времени с ней и с Ильей Авербахом. Ленинградская хроника начала 1970-х была очень полезна и дала необходимый объем практических знаний о том, как двигались, общались и вели себя друг с другом люди. Ощущение от кино того времен (особенно советского, его было много в подготовке) — что среднее качество было лучше. Даже у тех фильмов, которые не шедевры. Особенно у тех фильмов, которые не шедевры. Проходящая картина сделана крепче, значительно сильнее, операторы и художники работали гораздо интереснее, были харизматиками и одержимыми в своем поле людьми, не относились к своей профессии как к текучке. И актеры, конечно, работали иначе. Еще у меня настоящий роман с Феллини. Я часто пересматриваю «8 с половиной». Сложносочиненное многослойное кино 1960-х и 1970-х — стопроцентно мой мир. А современное кино мне часто тяжело смотреть, еще чаще — неинтересно.

«Довлатов»

— Что же с ним не так?

— Очень важна проблема крупности кадра. Я не понимаю: это момент школы или момент чувствования. Со мной очень часто бывает так, что, когда я смотрю современное кино, мне хочется либо приблизить, либо сильно отдалить картинку. Из-за этого ощущения общей стандартной недоделанности кино очень сильно теряет. Думаю, что все волнующие меня вопросы — вторичные категории в индустрии, и это не может не огорчать. Поэтому кино много, но сильных индивидуальных голосов все равно единицы. Потрясающее ощущение от вечного кино — ты попадаешь в этот мир, и тебе в нем настолько хорошо и уютно, что анализировать ты можешь его только через много просмотров. Ты в нем — как его анализировать? Со многими живыми людьми мне не так уютно, как с некоторыми фильмами.