Нина

- Вот же болван, у меня сестры не было никогда.

- Точно-точно. Наверное, это была твоя мамаша.

- И снова промах, я тогда жил один. Так что… стоп, так вот почему мой кобель вилял хвостом при виде тебя…

Этот диалог заучен ими наизусть. Слово в слово. Даже паузы и вздохи, и те совпадают до секунды.

- Но точно могу сказать, - продолжит он, предварительно отхлебнув пива, - что мне тогда уже стукнуло за тридцать. С Катькой мы развелись, и она уехала с Денисом в Санкт-Петербург, где их, вернее ее – мой сын, скорее всего, был для них обузой – ждал с распростертыми объятиями докторишка. Денису еще и двух не было. Наверное, он даже не помнит меня. Мы ведь с тех пор не виделись. Катька не оставила ни адреса, ни куда звонить. Можно сказать, эта гадюка украла моего сына, мои деньги и восемь самых лучших лет моей жизни. Да, малец, восемь лет я делил кровать с этим суккубом, который прикрывался милым личиком. Внешность у нее, конечно, была сногсшибательная, а вот душа служила чем-то вроде пристанища для адских тварей.

Я дни напролет ишачил на вонючей свиноферме в Лесном, чтобы за счет второй смены баловать ее подарками, да и себе на отдых накопить. Что глаза выпучил? Это сейчас Лесное – вымирающая деревушка. А в те годы там жизнь бурлила, пока колхоз не прикрыли… Ладно – это уже другая история. На чем я остановился там?

- Что работал на свиноферме в две смены.

- Да нет же. Там я работал в одну смену, а потом вкалывал на кирпичном заводе, чтобы принести в дом лишнюю копеечку для суккуба. Она же этим временем водила в дом мужиков. Каждый раз, говоря об этом, я начинаю задумываться, а точно ли Денис был моим сыном?

Дед Костя в это время молчит, но его лицо перечеркивает ехидная ухмылка кота, который нагадил хозяину в тапок и теперь наблюдает, как нога того вот-вот вляпается в еще теплый сюрприз. Никто точно не знает, но не исключено, что раз-второй он все же проверял упомянутые выше пружины с женой Алфенова.

- Ты слушать слушай, но и за бокалом моим поглядывай, чтобы я не отвлекался и не напоминал тебе о пиве.

- Да, дедушка, конечно.

Тут приходится смириться с тем, что он специально рассказывал о жене, чтобы выпить лишний бокал. Конечно, иногда хочется хорошенько заехать ему ногой по печени, чтобы глаза его еще больше пожелтели, но потом понимаешь, лучше взять ему пива – так он будет дольше мучиться.

- Кх, по-моему, первое было вкуснее. Ну да ладно. Собственно вся эта история с Ниной берет свое начало ранней весной, когда она полезла за котенком на крышу. Мурзик так истошно звал хозяйку на помощь, что та в спешке не установила лестницу должным образом. Нина уже оказалась одной ногой на скользкой крыше, когда лестница сыграла с ней злую шутку: скользнула по грязи и упала. Было воскресенье. Выходной. Я вышел на крыльцо покурить, когда услышал крики. Помогите! На помощь! Падаю! Люди! Мне пришлось перепрыгнуть через забор, а он, между прочим, в высоту был, наверное, метра два, если не все три. Но тогда и ноги у меня были как у жеребца, да впрочем, и не только ноги…

- Рожа и смех, как ржание старой клячи, - вступает дед Костя, но Илья Сергеевич делает вид, что не слышит.

- Я ни сразу понял, откуда она кричала, а когда сообразил, было уже поздно. БУХ. Такой глухой удар, будто упал мешок с цементом. Нина лежала на спине и не шевелилась. Я бросился к ней. Она оказалась в сознании и, увидев меня, спросила, так удивленно, что мне навсегда запомнилась та ее интонация: «Илюш, а почему я ног не чувствую?». Бедная женщина. Она тогда находилась в таком шоковом состоянии, что не могла понять, что ноги – это лишь часть того, чего она больше никогда не почувствует. Вернее так через пару часов сказали ей врачи. И именно так все и должно было быть, но, к сожалению все вышло совсем по-другому.

Нина сломала пару позвонков в грудном отделе, а чуть выше копчика позвонок раздробился. Было еще что-то, но я уже не упомню что. Так или иначе, в доме сорок восемь на Первомайской улице стала жить парализованная женщина.

Увидел Нину я в середине лета. К ее дому подъехала «Волга», хотя могу и ошибаться. За рулем сидел Петр – ее сын, а на пассажирском сидении – она.

В остекленевших глазах не виделось жизнь. Ранее чарующие своей смолью волосы разбавились сединой, превратившись в нечто серое, убогое, а местами и вовсе отвратительное. Бледная кожа навевала мысль, будто в больничную палату за все эти месяцы не смог проникнуть ни один лучик той далекой звезды именуемой Солнцем.

Нина пережила десятки операций, но все, что находилось у нее ниже шеи, перестало ей принадлежать. Оно стало чужим. А сама она, причем это я узнал лично от нее, превратилась для всех в обузу. Петька не без усилий пересадил ее на инвалидную коляску. Он был зол, а по ее щекам катились слезы. Я наблюдал за ними из окна кухни, благо зрение тогда позволяло. А вот смелости видимо не хватило, чтобы выйти и помочь или хотя бы просто поздороваться.

Илья Сергеевич улыбается, посматривая, как для него наполняют новый – третий – бокал. Глядя на него, начинаешь задумываться, что такими темпами он выпьет 5, еще не дойдя до середины рассказа. А пиво не лучшим образом влияет на его память.

- Нинкин сынишка имел сеть ресторанов быстрого питания в Америке. Ты представляешь это? В те-то годы вырваться в Америку и открыть там бизнес? Он начал травить их еще раньше, чем они открыли у нас свой первый Макдональдс. Удивлен, что я знаю название этого бесплатного туалета? Ну, малец, я в Москве бывал не однократно, а там не везде есть кустик, за который можно сходить.

- Дед, ты не отвлекайся.

- Гляди-ка, числа он помнит, а что это произошло в восемьдесят первом – нет.

- Я обвернул подарок бумагой, обвязал пестрой ленточкой и не забыл завязать ее бантиком. Чистое небо не пятнало ни одно даже самое невинное полупрозрачное облачко. Солнце палило. Короче был обычный жаркий августовский день. Кх-кх. Я закурил и вышел на улицу. Мурзик валялся в пыли около дороги. Грелся, нежился, мурлыкал, попукивал, зевал, вылизывался, чесался – в общем, занимался рутинными кошачьими обязанностями. Глядя на него, я невольно улыбнулся. Впервые это существо показалось мне милым. Если быть более точным, то в первый и последний раз. Он извивался лежа на спине, открыв свой живот для солнца.

Хочешь – верь мне, а хочешь – не верь, но я видел, как ему на мордочку упала черная капля. Точно птичья какашка, только черная как смола. И точно на розовый кончик носа.

Мурзик заверещал, будто невидимая машина переехала ему хвост и задние лапы. А в следующую секунду, он начал лупить себя по морде. Хо-тел, видимо, стереть каплю. В соседних дворах залаяли собаки. Я хотел было подойти и помочь ему, но он вскочил со своего пыльного ложе и умчался домой.

Нина сказала, что Мурзик спрятался под кровать, и что пытаться его сейчас достать оттуда – себе дороже. Поцарапает, укусит. Потом она спросила, не видел ли я, чего именно так испугался ее любимец? Я пересказал ей увиденное мной. Правда тогда речь о черной капле не шла. Просто воробушек сбросил «бомбу» на потенциального убийцу, вот и все.

Я вручил ей картину, после чего мы сели пить чай с пирожными, не обращая внимания на шипение из-под кровати.

Что касается моего подарка – Нина была в восторге.

Вот собственно мы и подошли к печальным событиям того времени. – Он одним глотком вливает в себя остаток пива, после чего тянется за следующим бокалом. – Знаешь, почему я никогда не соглашусь с этим болваном и с его восемьдесят первым годом?

Тут даже отвечать не нужно. Просто мотаешь головой из стороны в сторону.