Не родись красивой

Было жутко стремно и неудобно, но мысль о том, что он ебет эту богиню, где захочет и когда захочет, так сносила башку, что Володя впрыскивал в нашлепанную Глашину пизду горячие фонтаны, наверно, минуты две, и фонтаны все никак не кончались, пока у него не поплыло перед глазами, и он не вцепился в свою богиню, чтобы не рухнуть на асфальт... Глаша сама возбудилась до плача и пробовала мастурбировать, раскорячив ноги, но у нее ничего не получалось. Тогда Володя окончательно снял с нее колготки с трусами, а заодно и туфли, и Глаша, голая и липкая снизу, пошла с ним домой.

Было полно народу, и она замирала на каждом шагу, как вороватая кошка. Туника спускалась чуть ниже бедер, и Володя все время задирал ее, оголяя срамоту. Не дойдя до дома, он прижал Глашу к стене, шлепнулся на колени и приник ртом к раковинке, изрыгавшей липкие потоки. Глаша не имела сил протестовать и стонала, раскачиваясь, как пьяная. Володин язык жег ее сладким огнем до костей, и через какую-нибудь минуту Глаша бесновалась, сползая по стене.

— Круто. Охуеть, как ты ее, — раздалось за спиной. Володя дернулся: рядом стоял какой-то мужик. — Меня пусти, я тоже хочу.

— Ща как пущу тебя, — двинул на него Володя, прибавив стоэтажное непечатное.

— Но-но-но-но! Я ж пошутил, — сразу отошел мужик.

— Оооооу! — кончала Глаша под стеной, терзая свои многострадальные гениталии. Сейчас ей было все равно.

— Ладно, — сказал Володя. — Я сегодня добрый. Так и быть, можешь подрочить на нее.

Он рывками стащил с обалдевшей Глаши тунику, а потом и маечку, и лифчик, оголив ее полностью. Мужик вывалил хозяйство и через считанные секунды взревел, как медведь. Володя смотрел, как тот плюется кончей в его Глашу, голую, одуревшую от похоти, и задыхался в жестокой эйфории...

Натянув кое-как тунику, Глаша молча дошла с ним домой и, войдя в квартиру, вдруг врезала ему в челюсть.

Это был удар настоящего мужика — Володя не получал таких со времен бурного девятого класса. Он отлетел к стене, а Глаша дала вдобавок ему в нос, расквасив его к чертям.

Каким-то запредельным усилием Володя сдержал желание схватить ее и трясти, как тряпку, чтобы вытрясти из нее всю дурь. Изрыгая матюки, он уполз в ванную, а Глаша, не проронив ни слова, ушла в комнату. Кое-как остановив кровотечение, он вышел и подкрался к комнате, прислушиваясь к приглушенным стонам за дверью. «Плачет» — покаянно думал он. — «Сукин ты кот!... Проси прощения...»

Раскрыв дверь, он вначале застыл, а потом прыгнул, как леопард, в постель и прямо-таки впился в голую Глашу, которая вовсе не плакала, а мазохистски терзала срамное место, выпятив его до потолка. В следующую секунду Глаша уже орала, выламывая Володин каменный стояк. Так грубо, по-звериному они еще никогда не еблись, и никогда так не плакали после секса, виновато облизывая друг друга...

— А у тебя удар будь здоров, — уважительно говорил Володя, щупая нос. После Глашиных поцелуев тот каким-то чудом не болел. — Слона на скаку остановит и хобот ему оторвет...

И завтра, и послезавтра, и все прочие дни выходила одна и та же история: вокруг Глаши мельтешили альфа-самцы, с каждым днем все сильней наезжая на Володю. Нужно было отдать должное Глаше: у всех на виду она обнимала его и картинно целовала взасос, показывая, чья она женщина.

Володя, обычно остроумный, нервничал и хамил, и потом на обратном пути выпускал пар, трахая Глашу в подворотнях и на скамейках. Это был жестокий секс с битьем, царапаньем и вываливанием в грязи, совсем не похожий на то, что у них было в первые дни. Однажды их окружили гопники, и они едва унесли ноги. В другой раз парень, подкарауливший их, попросил разрешения «хотя бы потрогать» Глашу. Володя уже приготовился его послать, но Глаша вдруг разрешила, и тот сосал ей соски и лапал между ног, пока Володя не отпихнул его ...

и не выебал Глашу у него на глазах так жестко, как никогда еще не ебал...

***

Однажды утром они с ней шли, как обычно, на пары.

— Там все очень просто, — объяснял ей Володя тему, которую сам не понимал, но в процессе объяснения надеялся понять. — Берешь теорему этого, как его... Ты что?

Он перехватил застывший, как в стоп-кадре, взгляд Глаши. Она смотрела на какую-то женщину, которая тоже смотрела на нее.

Внутри шевельнулись давно забытые мурашки. Женщина выглядела странно. Что именно в ней было странного, Володя не успел понять.

— В чем дело? Кто это? Ты ее знаешь? — допытывался он.

— А?... Что? Нет, не знаю. Она... похожа на одну мою знакомую. Из Читы. Просто обозналась, и все, — сказала Глаша, рассеянно глядя перед собой.

У Володи не было никакого резона не верить ей.

— Ясно. Значит, так: эта самая теорема...

После пар Глаша сказала, что ей нужно сходить по одному делу.

— Я с тобой! — сразу вызвался Володя.

— Нет, мне нужно одной. Прости, пожалуйста...

— Почему одной? Что за дело?!..

— Ну... Поверь, в этом нет ничего такого. Это никак не связано ни с каким парнем, или там... Ты же доверяешь мне?

Этот вопрос имел только один ответ. Чмокнув Володю, Глаша ушла, оставив его в самом отвратительном настроении, которое только можно придумать. «Та женщина» — не сомневался Володя; но почему нужно было скрывать от него?

Он хотел было идти следом, но стало противно, и он повернул домой.

— Приветствую, молодой человек.

Навстречу вышла компания альфа-самцов из его группы: двое «мажоров» и двое сочувствующих, среди них Пулюй.

Володя задрожал от злости. Только их сейчас не хватало.

— Че надо?

— Вот зачем ты так сразу, а? Зайдем в кафе, перетрем кое-что...

Они уже подкатывали к нему — предлагали деньги, чтобы Володя бросил Глашу.

— Пошли нахуй, уроды.

— Володь, ты че сразу в атаку, а? — заголосил Пулюй. — Слышь, Макс, как он? Вот он всегда так!

Со всех сторон на Володю поперли возмущенные голоса:

— Эти косоглазые вечно какие-то бешеные. Обиженные на всех. Ты че сюда приехал, если ты такой обиженный?

— С обиженными знаешь что делают?

— Такая девушка не для тебя, непонятно чтоль?

— Не твоего статуса экземпляр...

— Найди себе какую-нибудь там Гузаль, или Айгуль...

— Нет, ему надо наших русских девочек. Полная Москва вас, черножопых, что тебе, мало, что ли? Понаехали тут, как к себе домой...

Володя почувствовал, как у него темнеет в голове. Выставив кулак, как таран, он рванул вперед и въехал им в ближайшую морду.

Дальше он плохо помнил, что и как. Из комка сплошного мелькания и воплей вдруг соткалась скверная картина: сверху, над ним были подошвы, много подошв, и они скакали прямо по нему — по лицу, по животу и везде. То, что не было больно, было самым скверным.

И тут Володя услышал какой-то писк, как у чайника, когда тот вскипает. Он вдруг понял, что этот писк — Глашин голос (хотя он у нее совсем не был писклявым).

— Беги отсюда! — попытался он крикнуть, но не услышал себя.

Дальше было совсем странно. Сквозь мелькание подошв он увидел Глашу, которая стояла с полузакрытыми глазами, как обкуренная, и что-то шептала. Подошвы вдруг прекратили мелькать, и вокруг Володи с воплями стали падать тела, одно за другим. Чьи-то ноги попытались было драпать, но и их хозяин издал сдавленный крик и шлепнулся головой в грязь.

Глаша была уже над Володей. Она не плакала, не причитала, и лицо у нее было не слезливое, а страшное, как на древних иконах. Она положила руки на Володю, продолжая что-то шептать.

Тот не знал, что ему думать и чувствовать.

Все мысли и эмоции отмерли, и вместо них остались только мурашки, которые спали где-то под ребрами, а сейчас проснулись и затопили его холодом. Это было, как сон, из которого проснулся, а оказалось, что ты в другом сне, и все взаправду...

— Вставай, — говорила ему Глаша. — Вставай! — и какая-то сила подбросила Володю вверх. Тот инстинктивно повернулся туда-сюда, пошевелил руками-ногами — все было в норме, ничего не болело. — Уходим! Быстро! — Глаша схватила его за руку и потащила прочь.

— Что это? Что это было?... — вопрошал Володя, волочась за ней.

— Не спрашивай меня ни о чем, Володенька, умоляю! Пожалуйста! Я не могу... Ни о чем не спрашивай, просто идем скорей домой.

Володя замолк. Дома Глаша уложила его, раздела и стала ласкать, как маленького. Все начинку Володиных нервов будто смыли мягкой мыльной губкой, и он провалился в сон...

Там его ждала такая неописуемая чернота, что Володя долго-долго, целую вечность собирал по крупице силы, чтобы прорвать ее и проснуться.

Когда ему это удалось, уже было утро. Глаши не было дома.

Схватившись за мобилку, Володя прижал ее к уху так, что чуть не раздавил.

— Володенька, ты как? Все хорошо? Иди в универ, я приду на третью пару. Не хотела тебя будить, вышла купить кое-чего...

«Ага. Знаем, чего ты вышла купить» — мрачно думал Володя, хоть на самом деле ничего не знал и не мог знать.