НАСКВОЗЬ

НАСКВОЗЬ

Лиза Готфрик

1.Неопределенность

Лето шло крайне неопределенное. Порой резные облака сгоняло в тучи, устанавливались  душные дни без примет и отличий. Воздух моментами становился почти жидким от влаги — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Дни тянулись как замедленной съемке, а иногда, казалось, просто замирали в массивной и монументальной неподвижности. Только колючки тревоги перекатывалась внутри всё пытаясь собраться в один большой и плотный ком страха. Начинало не хватать воздуха, острые шипы цепляли на себя неспокойные мысли. Возникало чувство непреодолимой неизбежности.

Под вечер духота часто доходила до предела и разряжалась густым ливнем. Разветвленные линии молний делили небо на множество фрагментов, бетонные башни района освещал холодный потусторонний свет. Россыпь ярких линий проявляли город за окном. Только после грозы становилось немного легче.

Наизусть знакомая  летняя патока безделья тяготила Дзыгу.

- Чувствую себя как насекомое в сиропе, только беспомощно лапками шевелю, сладкая обреченность. — затягиваясь душистым косым говорила Дзыга в мобильный.

Раньше лето приносило Дзыге радость и свободу - каникулы, поездки, рейвы. Но это лето не таило в себе ничего, кроме досады и разочарования. 2 года назад получилось закончить художественную академию. Дипломная картина пылится занимая половину комнаты. Сама комната: бетонные стены, полуремонт, жалюзи, картины вдоль стен, засохшие краски и полумертвые цветы в вазонах, разбросанные по полу вещи.

- Быт это не моё. - сообщала смущенно Дзыга когда кто оказывался у неё в гостях.

В гостях обычно оказывались какие-то случайные мускулистые тела из сети. "Господи, зачем я перед хуем оправдываюсь?" - всплывало в такие неудобные моменты в голове.

Дзыге недавно исполнилось 27. Высокая, с длинными, причудливо заплетенными косами и чертиком во взгляде. Секси. «Моя красота это секс и пропорции» - говорила Дзыга о себе. Свою уверенную художественную внешность Дзыге припрятывала, несла слегка сутулясь и пряча голову в плечи. Но именно эта легкая неуклюжесть делала ее очарование. Без татуировок по телу и прочего хипстерства. В паспорте - Полина Коган, но ее так не называла даже мама. По еврейской линии, от отца художника Дзыге достался резко вырисованный нос и полная пригоршня безумия на всю голову. 10 лет назад ее мать вышла замуж в Италии, квартира на Подоле была неудачно продана, картины отца разобрали по коллекциям, Дзыга осталась с однушкой в новостройке.

Учеба в художественной академии растянулась на 8 лет - 2 академ отпуска. Дзыга не любила про это вспоминать. “Настроение было не очень” - отвечала натянуто когда спрашивали о том, что случилось. Настроение не очень оборачивалось госпитализациями. В четвертом отделении Павловской больницы Дзыгу хорошо знали, впервые она оказалась там после попытки суицида в 22 года. Не из за любви или потери, ей самой было тяжело объяснить, что наевшись таблеток она пыталась себя спасти.

Хотя, настроение моментами настроение бывало и очень - подъем, вдохновение, море сил. В такие всплески Дзыга предпочитала не показываться врачам на глаза, она начинала работы многие из которых так никогда и не будут закончены.

- Дебют аффективный, но Все равно выйдет в развернутый психоз рано или поздно, вы осторожней. - глядя на историю болезни откомментировал заведующий ее крайнюю госпитализацию, когда Дзыгу после двух недель без сна и с сорванным голосом привёз в отделение заботливый возрастной любовник.

Дзыга встала и подошла к окну. Верхний этаж высотки, за окнами яблочный закат и район. Заказов по работе давно не приходило, бабки таяли, но от этого хотелось как можно дольше оттягивать момент, когда надо было что-то решать.

За год до этого лета был нереальный урожай яблок. Все вдруг началось так и не могло уняться: сначала белесые завалы белого налива, а дальше — больше. С каждой неделей яблоки заполняли всё, это было похоже на яблочное наводнение. По району возникали разноцветные горы —зеленые, золотые, первые с красными бочками, а потом артериально алые и венозно багровые. Торговки зазывали к своим пестрым валам и были готовы отдавать их чуть ли не за так — возьмите, жиночка, прошу, хочь варення зробыте…

- Как перед войной. - мелькало в мыслях у Дзыги во время прогулок по району.

Но тогда казалось - какая ещё война, что за бред. Все было спокойно. Донецкие плотно и пышно засели в столице. Кабаки были полны шумного веселья. Деньги шли легко. А война это где-то далеко, где есть непримиримые противоречия, а какие противоречия могут быть в Украине — ешь себе, наслаждайся, хочешь вот лови сочное яблоко и успокойся.

В ту спелую яблочную осень, перед самым Майданом Дзыга неплохо заработала. Через знакомых она получила заказ на дизайн корпоративного стиля донецкой финансовой корпорации. Золотые гербы, вензеля и прочая стилистическая классика для простых и понятных ребят плативших не торгуясь.

В ноябре начались события на Майдане один из рулящих в фирме донецких менеджеров корпорации взял Дзыгу своим уверенным напором. От революционных событий Дзыгу закрыло хуем. Игорь - высокий, с узким лицом и светлыми, вроде насквозь простреленные в черепе глазами.

- Самое красивое в мужчине это ноги. - говорила Дзыга ему разглядывая его после секса. - Можешь полежать так, я набросок сделаю.

Сам Игорь был из Донецка, он сбегал к Дзыге в воображаемые командировки.  В его чемодане были заботливо сложенные рубашки, но они так и оставались не тронутыми, днями они ходили по квартире голые и довольные. На холстах у Дзыги распускались огромные ядовитые цветы.

Оргазмы часто бывали с яркими визуалами — вот над Дзыгой пролетает эскадрилья самолётов, солнце отражалось в блестящих крыльях. Причудливые кристаллы росли в тайных нишах. Порою её до самых берегов заполняло бескрайнее и спокойное море, Дзыга растворялась в медленном океаническом экстазе. События Майдана казались далеки, вроде через десятиметровый слой воды. Все пожары, и расстрелы, неразбериха в городе, всего это Дзыга не замечала за ритмичтыми движениями и стонами “ещё”.

Секс был безупречным, Игорь крутил Дзыгу так, что она иногда теряла сознание. Перед расстрелом митинга у Дзыги случился сильный жар и лихорадка. Секс был особо лютым.

- Я кончала такими яркозелеными большими кристаллами. И ещё настоящей битвой, битвой без победивших и проигравших. -  Делилась она с Игорем впечатлениями после прихода в себя.

- Малая, долби поменьше, уже мозг себе высушила. - дал тот совет с тоном отеческой заботы в голосе и развернул Дзыгу ее в положение раком.

Из такого мелкого недопонимания по практически идеальному секс роману пошла сеть трещин.

- Дзыга, ты ещё со мной намучаешься. - сообщил ей Игорь лежа у Дзыги в кухне на диване. - Может сготовишь чего? Так вареников охота.

Готовить, а тем более мучаться в планы Дзыги не входило, но она про это не сказала, только ухмыльнулась. В начале весны, уже после крови на Майдане, Дзыге вдруг позвонила женщина с скрипящим истеричным голосом. Звонившая представилась женой Игоря. Сначала она визгливо угрожала, потом плакала, потом хвасталась "эксклюзивом от донецкого ювелира подаренным за ошибку". Дзыга внимательно выслушала и потом сказала:

- Слышишь, пизда, будешь ещё звонить, на смерть сделаю.

Всё, кроме секса с Игорем наводило на Дзыгу такую тоску, что на очередное пацанское требование начавшееся с «ты должна» она в упор посмотрела на него и сказала:

- Игорь, знаешь что?

- Что? - удивился он.

- На хуй иди!

Дзыга уловила движение предшествовавшее удару и добавила:

- Только тронешь меня никогда больше не встанет, ты меня знаешь.

В магию Дзыга никогда не верила, но периодически пользовалась тем, что простые парни часто видели в ней однозначную ведьму. После того, как Игорь ушел Дзыга поставила игнор на все его номера.

Буквально на следующий день после сцены разрыва с Игорем у Украины окончательно цапнули Крым. Дзыга в кафе попала на телевизор и внимательно посмотрела целиком новости, там рассказывали о референдуме и войсках. Накатила тошнота, вдруг стало абсолютно очевидно, что дело к войне. Проплакав несколько ночей Дзыга немного успокоилась и решила не терять зря времени: клубы, вечеринки, из гостей в гости.

Так незаметно зима рассеялась и растворилась. Потеплело и пошло непрерывное цветение. В бело-розовых облаках стояли, замечтавшись, плодовые заросли. Японские вишни у парадного захлебывались в розовым. Полетели вихри лепестков. Затем среди цветов становилось больше света, пошли пёстрые пятна, клонило к лету. Рассыпало разные желтые и букеты ландышей запахли ядом. Дальше везде у бабок у метро засинели вязанки кротких васильков. Распускалось лето. Но предчувствия оказались обманчивыми. Лето где-то замялось, сонно замешкалось и всё не могло решиться на то, чтобы полноправно начаться. Установились безвременье и лень.

Работать не хотелось. От скуки Дзыга пробовала найти любовника в инете, но это заканчивались тотальными фейлами. Ни качество тела, ни даже совпадение вкусов и предпочтений решенное в чатике перед встречей ничего не гарантировало. Дзыгу привлекал такой безликий типаж с четкими дельтами, грудными, крепкими ногами и прессом, все как из академического учебника анатомии. Но безликие тела постоянно хотели общения, а то и хуже — отношений. Это выводило Дзыгу из себя.

- Почему они просто не растворяются после? - с досадой думала она.

Так высокий мускулистый красавчик с которым она познакомились в чате оказался фетишистом, его больше интересовали её трусики, чем сам секс. Трусики он нюхал, тёр ими свой длинный, но безнадёжно тонкий. Дзыгу это совершенно не заводило, она смотрела на эти движения взглядом зоолога — странное поведение среди особей. Кроме того мускулистый фетишист постоянно стремился кончить в какую-то посуду и предлагал Дзыге потом это употребить.

- Ты что, порнухи пересмотрел? — недоумевала Дзыга на все эти попытки.

- Ну давай хоть разик попробуем.

Сперма на тарелке была похожа на соплю. Дзыга посмотрела на белесую массу, потом на все вырисованные мускулы фетишиста и поняла, что лучше никогда больше не видеться.

- Возможно я слишком циклюсь на теме, надо бы отвлечься. — подумала Дзыга.

Сонная духота неопределенных дней к вечеру доходила до предела и разряжалась ливнем. Россыпь ярких линий освещала город. Разветвленные линии молний делили небо на множество фрагментов, бетонные башни района освещал холодный и потусторонний свет. Да, после грозы становилось легче, Дзыга оживала и выбиралась из своего убежища. Она шла в сторону ближних дач в гости к своей подруге красавице которая перебиралась не лето в дом к воде. Современный амбициозный дом странно смотрелся среди ветхих построек Ближних садов.

С Золотце Дзыга познакомилась на тусовке, её очаровала обреченная и застывшая красота, такая необъяснимая и магнетическая. Немного сбитые пропорции, оленьи вытянутые ноги, золото волос и вечно заплаканная верхняя губа. Немного детские зубы Золотце показывала редко. Меланхоличная и неулыбчивая  при знакомстве сразу согласилась вдохнуть немного кокаина в туалете клуба, так началась их с Дзыгой полудружба. Полудружбы потому, что Золотце была так прекрасна, что ей ни до кого дела не было. Но это в ней тоже нравилось Дзыге, такое холодное очарование и задумчивость. Золотце было всего 23, но она успела поработать моделью во Франции, затем пробовала себя как фотограф и пробовала начать карьеру певицы.

Офицерская дочь, только вынырнувшая из подростка в головокружительную юность. Красивая, но такой красотой, которой хочется не миловаться, а крушить — страшное что-то было в её красоте и роковое, вроде красота была дана ей для только того, чтобы уничтожать. От Золотца исходила опасность настоящей жертвы. Видно было что ей только дай себя положить на алтарь. Ей хотелось сделать больно. Рассматривая её Дзыга порой ловила себя на мысли что Золотце хочется внезапно ударить, причем так сильно и до крови. Дзыга то представляла себе струйки крови на ее рыжей, в частых родинках коже, нож возле её прекрасной длинной шее.

- Надо картину такую сделать. - думала Дзыга в такие моменты.

Муж Золотца Парфен был продюсером вырвавшийся из серой нищеты маленького шахтерского городка. Их свадьба прошла с недельным угаром - тусовка, звезды, первый. Парфен любил пышность и восхищение, Золотце для него была крупной добычей. Золотце надеялась, что после свадьбы Парфен поможет ей с музыкальным проектом, но в планы Парфена это не входило. Золотце оказалась в захлопнувшейся золотой клетке без права выхода.

Золотце часто оставалась одна в их большом доме на Ближних дачах. С первых дней совместной жизни они часто ссорились с Парфеном, в гневе Золотце не жалела оскорблений, а Парфен увесистых ударов.

Когда Парфен собирал чемодан и уходил, у Дзыги и Золотца начинались вольные деньки. Дзыга почти переезжала к Золотце. Днем девушки курили, валялись на лужайке, Дзыга глядя Золотце делала наброски углем.

Днем, после гремевшей всю ночь грозы Золотце позвонила Дзыге и позвала к себе, Парфен очередной раз не выдержал ее слов и поднял руку, после чего отправился жить в офис. Так как делать было нечего Дзыга взяла рюкзак с компом, выбрала малиновые кроссовки и в темпе отправилась пешком по району, а там, через дома, за новостройки. Дачи были всё ближе, вот уже четкая линия разделения между бетонными башнями и садами. В садах ждал другой мир — неспешный, наливающийся пьяным соком. Дачная жизнь без новостей, без известий и печалей. Лабиринты пространств со своими грядками, калитками и верандами. Надо просто подойти к краю района, а там быстро спуститься вниз по импровизированной лестнице из шин вот ты уже в садах где просто рукой подать до ближайших пикников и пиров.

Из занятий - бессмысленное болтание по тайным тропинкам пока не начало клонить к вечеру. Дзыга смотрела за Золотце и любовалась. Падающее предвечернее солнце освещало рыжие волосы и золотистый пух усыпавший тело, Золотце вся как светилась от этого.

В сумерках, в шорохе вечерних теней девушки разводили огонь на гриле и готовили ужин.

- Еда хороша тем, что всегда к тебе хорошо относится. - философствовала Золотце подкладывая на гриль очередную порцию овощей и рыбки. Лаковая оболочка красных перцев над огнем расходилась вроде ранами.

- Смотри, как сердце. Как сердце от несчастной любви. - смеялась Дзыга раскладывая куски мясной мякоти перцев в соус из белого вина, мёда и соевого соуса.  

За цветением пошли первые плоды. От лакомых сочных ягод ломились импровизированные прилавки у метро. Зачернела шелковица, тутовые ягоды посыпались на землю оставляя слившиеся одна с другой графические кляксы. Малина и голубика вдруг поспели раньше времени. Плоды в садах вызревали и осыпались, под ногами на тропинках - фруктовый липкий джем. Воздух как пьяный - не выбраться, не очнуться. Цикады вечерами захлёбывались стрекочущими симфониями.

Спелые дни в гостях у Золотце были совершенно герметичны, вроде за пределами Садов нет ничего. Но всё ближе и ближе подбирался тот самый роковой август готовившийся собрать жатву жертв. Дзыга старалась не вслушиваться в новости, казалось, что любые известия истекают кровью. Она раз за разом щёлкала зажигалкой, вытягивала дым из водного и всё опять становилось далеко. Только издали звучало — котлы, котлы, котлы. События запоминались поэтичными названиями - Счастье, Саур могила. Хотелось закрыть уши и глаза и никогда больше не слышать о том, что происходит на востоке. Ужас подступал всё ближе, пытался схватить своей холодной лапой за горло, вытащить в реальность, показать что там, за пределами Садов. Но Дзыга достойно держалась в этой схватке с реальностью.

Она бросала в прохладное белое пригоршни ягод и старалась пропускать новости мимо ушей. Но даже в полностью герметичный мир ближних дач то и дело происходили покушения. Новости которых Дзыга так тщательно избегала всё равно просачивались во все затерянные беседки, прорывались через плотное внутреннее окружение, брали штурмом все преграды. Там окружили, там ранили, там стреляли, там взяли в плен, убиты, убиты, убиты…Нет нет да и с новостями прорывался такой тошнотворный липкий страх, хотелось спрятаться еще дальше, запутаться в лабиринтах Садов и никогда не появляться больше во внешнем мире.

Вдруг весь летний душный мир с чеховским вареньем и вечерним грилем оказался под угрозой, на цыпочках, по ветвистым дачным тропинкам тихо кралась ранняя осень. Утром от озера у дома Золотце стелился прохладный туман, лягушачьи песни умолкли. Калина у забора возбужденно зарумянилась. Листья подернула первая ночная прохлада.Дачи предчувствовали сонное опустошение, семьи шумно собирались возвращаться обратно в город. Пляжи у озер и Днепра отдыхали от отдыхающих с из пивом и едой. Вода в озерах замирала и из зеленоватой становилась темно сизой, отражая такое же задумчивое темнеющее небо. Запахло сыростью и появилось предчувствие того, что вот вот повеет горящими кострами из первой опавшей листвы.

Но днем бывало жарко. Завитки светились вокруг совсем нездоровой головы у Золотце и она опять сдалась. Так, кроме жертв и котлов, август принес очередное возвращение Парфена домой. Примерение закончилось яркой ссадиной на красивом лице Золотце. Она сидела у Дзыги в гостях и смущённо прятала синяки под одеждой.

- Я бы никогда не позволила чтобы меня так метелили. — поучала её Дзыга. - Никогда, никогда нельзя такое терпеть.

- Не смей про него говорить плохо. Я сама виновата во всем. А ты мне просто завидуешь. - вдруг отрезала Золотце.

- Не хочу больше видеть тебя. - разозлилась Дзыга.

С возвращением Парфена Дзыга перестала бывать у Золотце в доме, а те, помирившись, переехали в их большую квартиру в царском доме на Рейтерской. Время вдруг ожило и стремилось отыграться за все свои летние остановки.

Тут Дзыга опять озадачилась тем, что неплохо бы найти любовника. Она вспомнила про парня, который уже несколько месяцев присылал ей в месенджер свои снимки рельефного торса. Дзыга не могла точно вспомнить, откуда они знакомы - то ли на тусовке пересекались, то ли по работе. Рассмотрев его дельты и массивные грудные она поняла, что пришло время ему ответить. Тот представился Максимом и предложил дунуть.

Было 11 сентября, на него попал Новый Год. Дзыга помнила, как в последние годы жизни отец много рассказывал о иудейских праздниках.

Максим приехал через час. Невысокий, но широкоплечий, с накачанными грудными которые подчеркивала черная водолазка. Дзыга рассматривала его лицо - хитрый зеленый взгляд, скулы, кончик носа немного вниз при улыбке. Они покурили, потом покурили ещё,

Разговор шел на отвлеченные темы, но при этом взгляды скользили по друг другу хищно и ласково. Тут сидевшая уже пару недель без секса Дзыга не выдержала и сказала:

- Пошли в комнату, к окошку.

На лежанке он сразу положил руку туда, всё налилось, стало скользким. Дзыга удивилась такой быстрой реакции, но вдруг все мысли быстро испарились, он грубо, резко, навалившись прижал, вошёл, заполнил там всё. Хотелось чтобы всё не заканчивалось так хорошо стало. Он брал грубо и зло, но при этом чертовски милым. Гладкое теплое тело и уверенные движения не оставляли Дзыге возможности выскользнуть, все продолжалось долго. Он делал больно, не спрашивая, без всякой нежности, а по порнушному выверенно.

- Определенно он же же с первого раза переебал всех моих любовников которые были до. - думала Дзыга после того, как он уехал под утро.

Она вышла покурить на балкон. Светало, район стоял в светлосерой прохладной дымке. Так и не начавшееся толком лето окончательно и бесповоротно закончилось.