Наши за границей
Пассажиров, выехавших из Женевы, было немного, да и те разместились главным образом в вагонах третьего класса, второй-же класс почти совсѣмъ пустовал, так что супруги ехали одни в купе.
Первое время Глафира Семеновна все еще продолжала дуться, сидела отвернувшись от мужа и совсем не отвечала на его слова, которыми тот так и сыпал, но когда он, раскрыв ладонь, стал собирать волосы, вырванные из головы комми-вояжера, сделал из них маленькую прядь и завернул в клочек бумаги, она не выдержала и улыбнулась.
- Трофеи... хочу спрятать, - отвечал Николай Иванович на её улыбку.
- Охота! Куда теб эту дрянь? - поморщилась Глафира Семеновна.
- В воспоминание о богоспасаемом граде Женеве. Приеду домой и буду показывать, как я расправился с нахалом. Победа... Жаль только, что француз попался, a не немец. Будь это немецкие волосы, так даже в брелок отдал-бы вделать и носил-бы его на часовой цепочке.
- Да это, кажется, был и не француз, a жид.
- То-то я думаю, что французский жид. Нахальство-то уж очень велико.
- Теперь и я скажу, что нахал. Вообрази, ведь он написал мне любовное письмо и просил свидания со мной.
- Да что ты! Ах, мерзавец! Вот видишь, видишь... Чувствовало мое сердце! Где-же это письмо?
- Разумеется, я его сейчас-же разорвала, a то-бы ты чёрт знает, что наделал из ревности.
- О! Да я-бы из него дров и лучин нащепал!
- И тебя-бы арестовали, и мы-бы из Женевы не выехали. Вот, во избежание скандала-то, я и разорвала. На раздушенной розовой бумажк письмо.
- Ах, подлец, подлец! Когда-же это письмо он успел тебе передать? -- допытывался Николай Иванович.
- Он не сам передал, а мне передала письмо девушка из нашей гостиницы.
- Это после истории с розой или раньше?
- После. Письмо мне передала девушка, когда мы вернулись из ресторана в гостиницу, но, должно быть, оно было оставлено девушке раньше. Ты вышел из номера, a девушка мне тайком и передала. Бумажка розовая, атласная, конвертик с розой и бабочкой.
- Да что ты меня словно дразнишь!-- опять вспылил Николай Иванович. -- Расхваливаешь бумажку, конвертик...
- Не поддразниваю, a просто рассказываю тебе.
- Тебе не обидно, тебе не противно, что он чёрт знает за какую путанную бабенку тебя принял?
- Да что-ж обижаться на дурака! - спокойно отвечала Глафира Семеновна.
- Нахал! Мерзавец! Подлец! Нет, уж я теперь его волосы непременно вставлю в брелок и буду носить в воспоминание победы.
Николай Иванович свернул бумажку с волосами комми-вояжера и спрятал ее в кошелек.
- A все ты своими улыбками ему повод подала, "Мусье, мусье... мерси, мерси"... Вот тебе и мерси. Ты особенно какие-то пронзительные улыбки перед ним делала, когда мы ехали из Парижа в Женеву,-- вот он и возмечтал. Два раза за руку его взяла; чёрт знает кто, a ты ему руку подаешь!
- Да ведь нужно было поблагодарить его за любезность. Ты, я думаю, видал, как он распинался перед нами в вагоне. Ужин нам схлопотал, конфектами нас угощал. A уж как он образцы кружев мне дешево продал, так это просто удивительно!
- Молчи, пожалуйста, не расхваливай мерзавца!
Произошла пауза. Николай Ивановичъ злился и усиленно затягивался папироской.
- Тебе-то больно от него попало! -- начала опять Глафира Семеновна.
- Ну, что за больно! Он только схватил меня за голову.
- Нет, за уши. Вон уши-то и по сей час y тебя красны.
- Да что ты словно радуешься! - возвысил голос Николай Иванович. - Конечно-же, ему вдесятеро больше от меня досталось, и доказательством вот этот клок волос, - хлопнул он себя по карману. - У меня трофей, a у него ничего.
- Ты знаешь, ведь он тебя на дуэль вызывал,-- продолжала Глафира Семеновна.
- Да что ты врешь! Когда?
- А когда подошел к окну вагона. Ты ведь по-французски не понимаешь, а я-то поняла. Из-за этого он тебе и карточку свою визитную совал.
- Скотина! Задал-бы я ему дуэль. Пополам-бы его перервал, ежели-бы не сидел в вагоне. Туда-же, дуэль, жидконогая кочерга эдакая!
- Да он и звал тебя выйти из вагона, а когда ты не вышел, то он схватил тебя за уши, намереваясь побить, что-ли.
- Да не хватал он меня за уши!
- Ну, не хватал, не хватал.
- Конечно-же, не хватал. Что я не чувствовал, что-ли! -- отпирался Николай Иванович.
Глафира Семеновна посмотрела на мужа и улыбнулась.
- Да что ты подсмеиваешься-то надо мной! - крикнул тот, раздражаясь.
- Просто мне забавно, что такое приключение с нами в дороге стряслось. Точь-в-точь, как во французском романе. Я даже читала что-то подобное,-- отвечала Глафира Семеновна. - Конечно только там драки не было и никто ни у кого не вырывал клока волос, а все обошлось по благородному,-- прибавила она -- Какой-то граф влюбился в замужнюю маркизу...
- Сочиняй, сочиняй! Эта маркиза-то ты, что-ли?
- Да вот в роде нас. Только это было не в вагон, а на станции железной дороги. Маркиз с маркизой сидели на станции и отправлялись в Ниццу. Вдруг входит граф и прямо подает карточку: "Рю Лафает, нумер такой-то"... Затем объяснение: "Двоим нам нет места на земном шаре... Или я, или вы... Присылайте секундантов"... И вот они едут в Италию, и там, среди лимонной рощи...
- Молчи, молчи! Вздор городишь!-- перебил жену Николай Иванович.
- Но там маркиза была влюблена в графа. Маркиз был старик...-- не унималась Глафира Семеновна.
- Довольно, тебе говорят!
- А ну тебя! Ни о чем путном говорить с тобой нельзя.
- Не люблю я слушать твоих романов. Ведь это все вздор, чепуха...
- Так о чем-же говорить-то?
- А вот хоть о том, что в этом ресторане в Женеве, в котором мы обедали, за водку меня просто ограбили. Знаешь, по скольку с меня взяли за рюмку русской очищенной водки? По два франка, то-есть по восьми гривен на наши деньги, ежели считать по курсу. Пять маленьких рюмок я выпил и заплатил десять франков, четыре рубля. Ах! грабители, грабители! За простую русскую водку! Глаша, слышишь?
- Да не желаю я об водке разговаривать! Ты об романах не желаешь, а я об водке - вот тебе и весь сказ.
Водворилась пауза. Николай Иванович прижался в угол дивана и стал похрапывать.
Поезд мчался по направлению к Берну среди живописных гор, усеянных по склонам виноградниками. Надвигались сумерки. Темнело.
Николай Лейкин издавал юмористический еженедельник «Осколки» в Санкт-Петербурге, а также являлся автором многих книг, в том числе известнейшей «Наши за границей» — сатирическое описание путешествия по Европе купеческой пары из Петербурга.
Царская цензура не позволяла переводить книгу «Наши за границей» на польский язык. Запрет мотивировали опасением, что произведение вызовет издевательское отношение поляков, утверждая их во мнении о темноте и варварстве русских.
В фильме 2012 года «Поклонница» роль Лейкина исполнил Олег Табаков, за которую был номинирован на премию «Ника» в категории «лучшая мужская роль второго плана».
чат канала