Наши за границей

 Пассажировъ.выѣхавшихъ изъ Женевы, было немного, да и тѣ размѣстились главнымъ образомъ въ вагонахъ третьяго класса, второй-же классъ почти совсѣмъ пустовалъ, такъ что супруги ѣхали одни въ купэ. Первое время Глафира Семеновна все еще продолжала дуться, сидѣла отвернувшись отъ мужа и совсѣмъ не отвѣчала на его слова, которыми тотъ такъ и сыпалъ, но когда онъ, раскрывъ ладонь, сталъ собирать волосы, вырванные изъ головы комми-вояжера, сдѣалъ изъ нихъ маленькую прядь и завернулъ въ клочекъ бумаги, она не выдержала и улыбнулась.

  -- Трофеи... хочу спрятать,-- отвѣчалъ Николай Ивановичъ на ея улыбку.

  -- Охота! Куда тебѣ эту дрянь?-- поморщилась Глафира Семеновна.

  -- Въ воспоминаніе о богоспасаемомъ градѣ Женевѣ. Пріѣду домой и буду показывать, какъ я расправился съ нахаломъ. Побѣда... Жаль только, что французъ попался, a не нѣмецъ. Будь это нѣмецкіе волосы, такъ даже въ брелокъ отдалъ-бы вдѣлать и носилъ-бы его на часовой цѣпочкѣ.

  -- Да это, кажется, былъ и не французъ, a жидъ.

  -- То-то я думаю, что французскій жидъ. Нахальство-то ужъ очень велико.

  -- Теперь и я скажу, что нахалъ. Вообрази, вѣдь онъ написалъ мнѣ любовное письмо и просилъ свиданія со мной.

  -- Да что ты! Ахъ, мерзавецъ! Вотъ видишь, видишь... Чувствовало мое сердце! Гдѣ-же это письмо?

  -- Разумѣется, я его сейчасъ-же разорвала, a то-бы ты чортъ знаетъ, что надѣлалъ изъ ревности.

  -- О! Да я-бы изъ него дровъ и лучинъ нащепалъ!

  -- И тебя-бы арестовали, и мы-бы изъ Женевы не выѣхали. Вотъ, во избѣжаніе скандала-то, я и разорвала. На раздушенной розовой бумажкѣ письмо.

  -- Ахъ, подлецъ, подлецъ! Когда-же это письмо онъ успѣлъ тебѣ передать? -- допытывался Николай Ивановичъ.

  -- Онъ не самъ передалъ, а мнѣ передала письмо дѣвушка изъ нашей гостинницы.

  -- Это послѣ исторіи съ розой или раньше?

  -- Послѣ. Письмо мнѣ передала дѣвушка, когда мы вернулись изъ ресторана въ гостинницу, но, должно быть, оно было оставлено дѣвушкѣ раньше. Ты вышелъ изъ номера, a дѣвушка мнѣ тайкомъ и передала. Бумажка розовая, атласная, конвертикъ съ розой и бабочкой.

  -- Да что ты меня словно дразнишь!-- опять вспылилъ Николай Ивановичъ. -- Расхваливаешь бумажку, конвертикъ...

  -- Не поддразниваю, a просто разсказываю тебѣ.

  -- Тебѣ не обидно, тебѣ не противно, что онъ чортъ знаетъ за какую путанную бабенку тебя принялъ?

  -- Да что-жъ обижаться на дурака!-- спокойно отвѣчала Глафира Семеновна.

  -- Нахалъ! Мерзавецъ! Подлецъ! Нѣтъ, ужъ я теперь его волосы непремѣнно вставлю въ брелокъ и буду носить въ воспоминаніе побѣды.

  Николай Ивановичъ свернулъ бумажку съ волосами комми-вояжера и спряталъ ее въ кошелекъ.

  -- A все ты своими улыбками ему поводъ подала, "Мусье, мусье... мерси, мерси"... Вотъ тебѣ и мерси. Ты особенно какія-то пронзительныя улыбки передъ нимъ дѣлала, когда мы ѣхали изъ Парижа въ Женеву,-- вотъ онъ и возмечталъ. Два раза за руку его взяла; чортъ знаетъ кто, a ты ему руку подаешь!

  -- Да вѣдь нужно было поблагодарить его за любезность. Ты, я думаю, видалъ, какъ онъ распинался передъ нами въ вагонѣ. Ужинъ намъ схлопоталъ, конфектами насъ угощалъ. A ужъ какъ онъ образцы кружевъ мнѣ дешево продалъ, такъ это просто удивительно!

  -- Молчи, пожалуйста, не расхваливай мерзавца!

  Произошла пауза. Николай Ивановичъ злился и усиленно затягивался папироской.

  -- Тебѣ-то больно отъ него попало!-- начала опять Глафира Семеновна.

  -- Ну, что за больно! Онъ только схватилъ меня за голову.

  -- Нѣтъ, за уши. Вонъ уши-то и посейчасъ y тебя красны.

  -- Да что ты словно радуешься!-- возвысилъ голосъ Николай Ивановичъ.-- Конечно-же, ему вдесятеро больше отъ меня досталось, и доказательствомъ вотъ этотъ клокъ волосъ,-- хлопнулъ онъ себя по карману. -- У меня трофей, a у него ничего.

  -- Ты знаешь, вѣдь онъ тебя на дуэль вызывалъ,-- продолжала Глафира Семеновна.

  -- Да что ты врешь! Когда?

  -- А когда подошелъ къ окну вагона. Ты вѣдь по-французски не понимаешь, а я-то поняла Изъ-за этого онъ тебѣ и карточку свою визитную совалъ.

  -- Скотина! Задалъ-бы я ему дуэль. Пополамъ-бы его перервалъ, ежели-бы не сидѣлъ въ вагонѣ. Туда-же, дуэль, жидконогая кочерга эдакая!

  -- Да онъ и звалъ тебя выйти изъ вагона, а когда ты не вышелъ, то онъ схватилъ тебя за уши, намѣреваясь побить, что-ли.

  -- Да не хваталъ онъ меня за уши!

  -- Ну, не хваталъ, не хваталъ.

  -- Конечно-же, не хваталъ. Что я не чувствовалъ, что-ли! -- отпирался Николай Ивановичъ.

  Глафира Семеновна посмотрѣла на мужа и улыбнулась.

  -- Да что ты подсмѣиваешься-то надо мной! -- крикнулъ тотъ, раздражаясь.

  -- Просто мнѣ забавно, что такое приключеніе съ нами въ дорогѣ стряслось. Точь-въ-точь, какъ во французскомъ романѣ. Я даже читала что-то подобное,-- отвѣчала Глафира Семеновна. -- Конечно только тамъ драки не было и никто ни у кого не вырывалъ клока волосъ, а все обошлось по благородному,-- прибавила она -- Какой-то графъ влюбился въ замужнюю маркизу...

  -- Сочиняй, сочиняй! Эта маркиза-то ты, что-ли?

  -- Да вотъ въ родѣ насъ. Только это было не въ вагонѣ, а на станціи желѣзной дороги. Маркизъ съ маркизой сидѣли на станціи и отправлялись въ Ниццу. Вдругъ входитъ графъ и прямо подаетъ карточку: "Рю Лафаетъ, нумеръ такой-то"... Затѣмъ объясненіе: "Двоимъ намъ нѣтъ мѣста на земномъ шарѣ... Или я, или вы... Присылайте секундантовъ"... И вотъ они ѣдутъ въ Италію, и тамъ, среди лимонной рощи...

  -- Молчи, молчи! Вздоръ городишь!-- перебилъ жену Николай Ивановичъ.

  -- Но тамъ маркиза была влюблена въ графа. Маркизъ былъ старикъ...-- не унималась Глафира Семеновна.

  -- Довольно, тебѣ говорятъ!

  -- А ну тебя! Ни о чемъ путномъ говорить съ тобой нельзя.

  -- Не люблю я слушать твоихъ романовъ. Вѣдь это все вздоръ, чепуха...

  -- Такъ о чемъ-же говорить-то?

  -- А вотъ хоть о томъ, что въ этомъ ресторанѣ въ Женевѣ, въ которомъ мы обѣдали, за водку меня просто ограбили. Знаешь, по скольку съ меня взяли за рюмку русской очищенной водки? По два франка, то-есть по восьми гривенъ на наши деньги, ежели считать по курсу. Пять маленькихъ рюмокъ я выпилъ и заплатилъ десять франковъ, четыре рубля. Ахъ! грабители, грабители! За простую русскую водкѵ! Глаша, слышишь?

  -- Да не желаю я объ водкѣ разговаривать! Ты объ романахъ не желаешь, а я объ водкѣ -- вотъ тебѣ и весь сказъ.

  Водворилась пауза. Николай Ивановичъ прижался въ уголъ дивана и сталъ похрапывать.

  Поѣздъ мчался по направленію къ Берну среди живописныхъ горъ, усѣянныхъ по склонамъ виноградниками. Надвигались сумерки. Темнѣло.

Николай Лейкин