Находка.

Порой, жуткие вещи случаются. Никуда нам от них не деться, как не старайся. Вот и мне не удалось.

Произошло это в 2012 году, как сейчас помню. Мы с женой тогда отдыхали на своей даче в одном небольшом поселке близ Самары.

Между двумя дачами, нашей и соседа, стоял, да и сейчас стоит, старенький колодец из кирпича. В тот год этот колодец был забит гравием и единственное, на что годился - выполнять роль подставки для разных ведер, тазиков да шлангов.

Как-то мы с Виктором Петровичем, нашим соседом, стоя у того злосчастного колодца бурно обсуждали дальнейшую судьбу этого кирпичного недоразумения. Зарыть его совсем дабы глаза не мозолил, да вид не портил, либо же очистить, чтобы воду набирать. Уговорил меня тогда Петрович на второй вариант.

Помню, дело уже было к вечеру, когда мы стали поднимать из него гравий. На дне очередного ведра я обнаружил маленькую фотокерамику, такие еще обычно на памятники устанавливают. На ней была изображена женщина лет тридцати с тёмными длинными волосами и очень красивым лицом. Я тогда подумал: "Как вообще она могла попасть в колодец?" Но не найдя в своей голове ответа я просто выбросил ее к остальному мусору. Виктор Петрович моих действий не оценил и поднял фотокерамику из мусора. Негоже, мол, так обращаться с находкой, пояснил он мне и убрал ее в карман.

На следующее утро мы узнали, что у Петровича отказали ноги. "Перетрудился старый" подумал я.

С женой вызвали скорую, чтобы те увезли его в больницу. Месяц спустя я лично приезжал на выписку, забирал его домой. Как выяснилось, не то, то забрать, так и ухаживать за инвалидом некому. Сам Петрович вдовец, потомства не оставил, как он мне сам говорил. Мы с женой тогда решили помогать, как можем Виктору Петровичу. Готовили еду, приглядывали за домом, за хозяйством.

Как-то раз Даша, жена моя, зашла к нему в дом проведать старика, а вернулась обратно вся бледная и скорее за чайник схватилась дрожащими руками.

Рассказала она мне в тот день, что готовя обед на кухне - услышала голос из комнаты пенсионера. Подойдя ближе, увидела, что старик разговаривает с какой-то фотографией. В разговоре он делал долгие паузы, кивая головой, будто слушая ответ.

Спустя некоторое время, когда настала моя очередь посещать Виктора Петровича, это заметил и я. В руках он держал не какую-нибудь фотографию, а ту самую фотокерамику, что мы с ним достали из колодца.

Мне стало не по себе, но я все же тихонько постучал в приоткрытую дверь его комнаты и с дружелюбной улыбкой поинтересовался с кем это он там целыми днями общается. Скривившись в презрительной гримасе старик посмотрел на меня исподлобья и пробурчал : "Нос не суй, куда не следует".

"Совсем рехнулся", подумал я, но помогать ему от этого не перестали.

Время шло, а разговоры соседа с керамической фотографией не прекращались. За столом, когда мы с Дашкой оставались с Петровичем на обед, он как-то обмолвился нам о свадьбе с некой Екатериной. Что вернётся она откуда-то издалека и тогда заживут они, а нам, мол, не придется больше с ним стол делить. На мои расспросы о таинственной Екатерине он отвечал односложно либо и вовсе игнорировал. Петрович итак человек нелюдимый, а тут совсем в себя уходить стал, глядишь и замкнется совсем.

Однажды я зашёл к нему под вечер, хотел уже было постучать, как отчётливо услышал громкий женский смех за дверью. "Во дела!", подумал я и постучал. Минуты через две мне открыл довольный, улыбающийся сосед и говорит: “А вы что, с Катей разминулись? Ах, жаль, хотел бы вас познакомить!”.

Тут важно отметить, что своего отдельного выхода на дорогу у Виктора Петровича нет, чтобы выйти, нужно преодолеть наш участок, где у забора сидит наш сторожевой пес Гриша.

В тот вечер, как домой вернулся, помню что все уснуть не мог никак, да еще погода разладилась, будто о чем-то предупредить хотела. На улице гремел гром, но дождь так и не пошел, помню, как завывал сильный ветер.

Утром, проспав часов 5 от силы, натянув брюки — вышел я на крыльцо покурить и заметил, что собаки нигде не видно. Я несколько раз позвал его, но не получив никакой реакции пошел посмотреть, не случилось ли чего. У меня чуть было ноги не подкосились, когда в будке я увидел своего пса. Тело его было вывернуто в неестественной позе, а из пасти торчал клок черных волос. Вот тут я испугался не на шутку. Выбросив окурок прямо в огород -- побежал не к Дашке, а к соседу, предчувствие у меня было очень уж дурное.

Постучал. Молчок. Стучал ещё минут пять, мало ли спит? Однако ничего не изменилось. Направился к бане, там Петрович запасные ключи хранил на всякий случай. Порыскав за поленьями, я нашел связку ключей и облегченно выдохнул.

Открыв дверь и пройдя в комнату, я увидел соседа, сидящего в старом кресле, одетого в парадный выходной костюм. В ту секунду, мне показалось, что мое сердце остановилось. Даже сейчас, набирая этот текст, кровь в моих жилах стынет.

Эта картина и сейчас передо мной возникает, когда я закрываю глаза особенно неспокойными ночами. Старик в кресле с открытыми, совсем пустыми глазами, на столе опрокинутая бутылка вина и два фужера.

Дрожащей рукой я пощупал пульс, чтобы просто убедился в том, что и так знал. Петрович был мертв.

Днем, прибывшие врачи постановили смерть от удушья (механическая асфиксия). Стоит ли удивляться, что убираясь в его доме, мы с женой нигде не нашли той самой фотокерамики с темноволосой женщиной?