Национальная катастрофа. Часть 1

Национальная катастрофа. Часть 1


Сто лет назад Россию называли «тюрьмой народов», но смогла ли революция и перестройка улучшить ситуацию? Нет, год за годом проблема только усугублялась, от классической практики колониализма Российской Империи к периоду советизации культур малых народов и до замалчивания всех национальных конфликтов в новейшей истории РФ. 

Главный врагом этнической (великоросс, украинец, татарин) и сверхэтнической (русский как носитель шпенглеровской цивилизации, русского дазайна) идентичности является массовая культура и гражданский национализм («россиянство», национал-демократия западного образца, советский патриотизм). Столпы массовой культуры, индивидуализм и эгалитаризм, вытеснили этническую (народную) культуру русских и великороссов, в частности, остатки которой остались только в сельских окраинах. Городская цивилизация вообще главная предтеча космополитизма и отрыва от родины и культурной идентичности, искусственные условия сверхкомфортного мегаполиса — идеальные условия для паразитических идей и идеологий. Не меньшей проблемой является и отчуждение жизни регионов от центра. 

«Московский шовинизм» столиц по отношению к регионам, чисто внешнее возрождение православия и ислама в русских и татарских городах, кризис прозападного и всеобщего образования, миграционный кризис и масса русских, оставшихся за рубежом — всё это можно отнести к проблемам современной национальной политики. Проблема регионов лежит в области национальной политики, но только не на том уровне, на котором принято рассматривать проблему. 

Чтобы не допускать подобных ошибок нам стоит ввести гумилёвскую систему этногенеза в наш дискурс, где этническую идентичность можно разделить на триаду субэтнос-этнос-сверхэтнос и рассмотреть национальную проблему в трёх плоскостях. 


Субэтническая плоскость 

Главных корень всех проблем национальной и культурной политики — это всеобщее образование и культурный диктат двух столичных городов. Образование сегодня — основной социальный лифт. Суть любых общеобразовательных учреждений состоит в том, чтобы «наверху» оказались только нужные люди с определёнными взглядами. 

Модернистское государство не будет давать знания и возможности своему возможному противнику, оно его подавит, объявит маргиналом и отправит в исправительное заведение. В России — это наследие советской системы, нашего Модерна. Но если у советской системы была четкая идеология и образ «нужного» человека, то в современный России — этот образ выглядит весьма уродливо и эклектично, каша в головах — беспорядок в стране. Задача наших школ и вузов: воспитать россиянина, не русского, не великоросса, а именно «россиянского» человека. Подобная идея — наследие программы по созданию советского человека, «будущего строителя коммунизма». 

Собственно, это и есть национализм, отличие оппозиционного и провластного национализма лежит в расовом вопросе, одни считают, что россиянин должен быть белым, а другие, что это не принципиальный вопрос. Но суть всё же одна: нужно из 80-100% (80% для расистов, 100% для имперцев) населения сделать одних и тех же людей. Придумать им новую аморфную лубочную российскую культуру и идентичность, вдолбить населению её через институты образования, а тем, кто выбивается из этой системы перекрыть все возможные социальные лифты. 

Права национальных республик позволяют сохранить и немного (не полностью, чтобы сильно не выбиваться от образа россиянина) адаптировать гос институты под себя, создать свои культурные центры, но у региональных русских таких прав нет. А всё почему? А потому что центр по созданию российской идентичности находится в Москве и в Питере, все учебные программы пишутся там, как и весь информационный контент от ТВ до СМИ и кино. Приравнивание российской и русской идентичности сильно бьёт по богатству культуры. Российская идентичность вытекает из принадлежности к государству и его программе по созданию идеального человека, она искусственна и непостоянна. Русская идентичность же вытекает самым естественным образом из традиций и верований русского этноса, НО в пределах этого этноса существует разнообразие менталитетов и культурных форм региональных русских. 

В гумилёвской системе этногенеза есть специальный термин для таких общностей вроде сибиряков, поволжцев, уральцев и т.д. — субэтнос. Суть субэтноса состоит в том, что его быт и мировоззрение хоть и отличается от доминирующего этноса, но тем не менее его носители не отрицают свою причастность к единой этнической общности. Иными словами, сибиряк отличается от поволжца и уральца, но все трое не отрицают свою русскую идентичность. И ещё раз, тот факт, что у субэтноса нет своего языка (хотя часто встречаются диалекты) не говорит ничего об отсутствие у него самостоятельной идентичности. Язык — не единственный фактор для формирования этничности являются экзистенциальное переживание культуры своего народа, в т.ч. и языка, и быта, и мировоззрения. На быт и мировоззрение носителей одного этноса в значительной мере влияет ландшафт, окружение и контакты с другими этносами, поэтому при расселении и расширении этнос начинает дробится на части, на субэтносы. Примером может быть субэтнос каратаев, которые относятся к этносу мордвы, но проживают они в Татарии и говорят на татарском. Когда мы переводим одну культуру на язык другой, тогда смысл этой культуры не меняется, поэтому и возможен феномен как мордвинская культура на татарском, а ниже мы рассмотрим ещё и элементы чужой культуры на русском. Но тут стоит отметить, что в такой ситуации народы теряют способность к созиданию своей культуры и её выражения по Фихте — это молчащие народы в лоне чужой культуры. На субэтническом уровне объявление превосходства одной идентичности над другой лишает вторую возможности созидать свои формы культуры, что на уровне этноса идёт только во вред. 

Когда мы спрашиваем у сибиряка и москвича: а как выглядит Россия, то у них в голове формируются разные картины, их воображение работает разными способами, здесь и протекает различие. Поведение русских субэтносов отличается один от другого, именно поэтому сибиряк чувствует свою отдалённость от москвича, также и с остальными. Так почему же каким должен быть русский, а точнее его искусственное подобие: россиянин, определяют жители Москвы и Петербурга? Зачем нужна эта повальная стандартизация и культурный шовинизм. Этот «московский (столичный) шовинизм», к тому же, губит весь интеллектуальный потенциал в регионах. Потому что у их жителей нет права голоса и какой-либо независимой культурной площадки, где можно говорить о сибирской субэтнической идентичности. Почему в образовательной программе новосибирца практически ничего не сказано об его малой родине? Но, при этом, его заставляют прямо зачитываться книгами о городах, которые находятся от него в тысячах километров. А история? В школьной программе о Сибири написано пару абзацев, и это нормально? Если для авторов учебников Россия — это, прежде всего, Москва и Центральная (от московского самомнения, видимо) Россия, то для сибиряка — это Сибирь, её дикая природа, тайга и голая степь западносибирской равнины. А ему рассказывают в учебных заведениях про Петербург и красоты «берёзок подмосковья». 

Конечно, тут стоит сразу оговориться, что субэтническая идентичность и уникальность сибиряков сконцентрирована в большей мере в сёлах. А региональные города, особенно построенные в советское время, несут именно массовую, «россиянскую» культуру, абсолютно вторичную и серую. Спроектированные в московских бюро бетонные коробки, зашоренные от зубрежки столичных методичек преподаватели и поставленные на свои должности из других регионов чиновники — апологет серой унитарной постсоветской «России счастливого будущего». 

Регионы не обладают культурной субъектностью, поэтому в них нет естественных субэтнических элит, которые бы могли бы стать голосом народа в своей области. Регионы страдают от своего безмолвия, отрешенности от столичной жизни, которую им пропагандирует, заливая гнетущую вокруг них тишину и пустоту в алкоголе и наркотиках.


Report Page