начало

"Я не знаю, будет ли кто-то читать это после моей смерти, но скорей всего я просто боюсь осознать, что я сошел с ума раньше, чем пришла подмога„ 

Я подкинул в горящую бочку полено, напичканное уже заржавевшими от дождя и времени гвоздями, и посильнее укутался в свою куртку с мохнатым воротником. 

"Около года назад начали пропадать люди. Массово, за неделю пропавшими объявили больше сотни по нашей местности, но ни единого тела найдено не было. Тогда все почему-то закрывали на это глаза, по телеку пускали новости с просьбами не ходить по темноте в одиночку, но на этом все. Я не понимаю, почему все так легко к этому относились? Словно маньяков ловить не надо. Хотя лучше бы это действительно был человек. 

Потом появилось оно. Два месяца назад где-то в Подмосковье появилась тварь, которая прямо посреди улицы загрызла несколько людей. Кто-то из окна снимал, видок так себе.. Вообще, еще за месяц до этого они начали попадать на камеру, но люд воспринял это как монтаж и прикол, вроде слендера. Хотя были и те, кто поверил, дураков везде хватает, но только сейчас эти самые дураки где-нибудь в убежище давно. 

В общем люди потихоньку пропадали, а потом, за короткий срок после появления снятого видео и новостей, твари как с катушек слетели — перегрызли половину населения нашего города, а про столицу я и думать боюсь. Станции не шибко работают, но электричество местами есть, даже связь проскакивает. Хотя это не надолго, работать за городом на аэс уже почти невозможно, это нечто просекло, где людей много, и сейчас попасть туда можно не всегда„

Я поставил нарочно жирную точку и посмотрел в темноту. Мне послышалось, что где-то в кустах закопошилось нечто, выискивающее меня по запаху. Секунда, пятнадцать, тридцать, спустя почти минуту дошло, что я даже дыхание задержал, от чего голова закружилась и сердце забилось на десять ударов в минуту быстрее. Из зарослей ничего так и не вышло, только пошуршало и потоптало место, где в позапрошлом году Вика сажала цветы. Она любила пионы, а я любил ее, копающуюся в этих грядках и в охапку с розовыми бутонами. Почему-то тогда это место даже ощущалось иначе. 

Я зашел в дом и запер дверь на два замка, строго на три оборота, и поднялся на второй этаж. На первом — зал и подобие кухни без плиты, только шкафчики и стол, а еще маленький холодильник под скрипящей лестницей. На ее месте раньше стояла стремянка, а потом получилось выстроить что-то покруче, поновее. На одной из двух кроватей на втором этаже было постельное белье и даже подушка, которую до этого не трогали по меньшей мере полгода, ведь на даче совсем никого не было. Спать в легкой одежде и, тем более, в чем мать родила было страшно — я не был уверен, что среди ночи не придется экстренно выбираться из окна на улицу и бежать к машине или соседнему дому. Мне ничего не осталось, кроме как лечь в фуфайке и уличной одежде, накрывшись одеялом. По ощущениям прошло не меньше часа, прежде чем я перестал улавливать малейший звук, свист или шорох, который только мог доноситься из леса. Именно сейчас скрипело все, начиная с деревьев и заканчивая прогнившей крышей этого сраного дома. 

”Я так давно не видел жутких снов, что спросонья даже не понял, где нахожусь и что вообще происходит. А проснулся я от того, что когти скреблись во входную дверь.„

Я поставил точку в интуитивном месте, в темноте выводя буквы по листочку. Если я умру, то пусть кто-то узнает, как именно это произошло. 

Сначала когти и правда царапали, пока я сидел на кровати и пытался в темноте найти фонарь и подсветить себе хоть что-то, потом оно начало ломиться. Когда-то слышал, как пьяный мужик в баре стучался головой со всей дури о стол, в этот раз звук был такой же, но в два раза сильнее. Это что-то не просто ломилось. Оно знало, что внутри кто-то есть, что этот кто-то спит и не слишком ждет гостей. В момент, когда снизу раздался трест нижнего замка я подумал: а затушил ли я костер? Сколько эта тварь там стоит? Одна ли она? Хотя с последним сомнений особо не было — одна. Эти существа слишком часто нападали друг на друга в борьбе за пищу, вот и ходили строго по одиночке. 

Я нащупал под подушкой телефон и включил экран, подсвечивая себе полки шкафов. В голове один за другим проскакивали все возможные варианты событий. Я чувствовал, как холодные кости вонзались в мое тело и разрывали его на куски, чувствовал, как его зубы перекусывали нервы и разрывали сухожилия, упиваясь кровью. Мне было страшно. До желание разрыдаться прямо тут, до трясущихся пальцев рук, истерично заталкивающих вещи в рюкзак. 

Нельзя выходить на улицу, пока это что-то стоит там, снаружи, ведь до машины или хотя бы выхода с участка дорога одна — мимо двери, у которой оно стоит. Второй щелчок и стук дали знать, что верхний замок все же отвалился и упал с грохотом на пол, а открывшаяся дверь ударилась о стену. 

Оно внутри. 

Судя по шагам снизу тварь ушла налево — в единственную комнатушку, напоминающую зал, а там чем-то загремела. Сумеет ли оно залезть по лестнице наверх? Оно передвигалось по первому этажу медленно, порой даже бесшумно, но когда скрипнула ступенька — я знал, что это третья снизу, ведь скрипела только она — я открыл окно, обулся и встал на крышу уличного навеса. Вряд ли это было тихо, но существо застыло совсем. Ни единого шороха изнутри. Так мы и простояли несколько долгих секунд, которые показались мне минутами, а потом от напряжения мои ноги поехали по косому профнастилу и я с грохотом упал на землю, сбив параллельно висящие горшки с цветами. Голова загудела. Даже если рюкзаку с вещами и удалось как-то смягчить падение, болезненное ощущение в районе поясницы и затылка никуда не уходило 

Я поднял голову и увидел черный силуэт морды в окне, смотревшей прямо в мою сторону. Почему-то оно не двигалось. Ждало каких-то действий, пока я побегу. У меня сердце билось где-то в глотке, а потом и не делало этого вовсе. Толи от страха, толи от чувства ожидания. 

Мне кажется, что я никогда так не бегал. Не знаю, преследовало ли оно меня, ведь звука оказалось не слышно, но мне было откровенно срать. Я пулей пересек забор и залетел в открытое на первом этаже соседского дома окно, едва не порвав о подоконник куртку и свой потрепанный рюкзак. Только лежа на полу понял, насколько тупую хрень вытворил. Если бы оно действительно висело на хвосте, то я, считай, был бы уже трупом, от которого можно только косточки и отыскать. Но мне повезло. На грохот с первого этажа сверху спустил дуло охотничьего ружья сосед Петр. Вообще мужиком он был хорошим, пил только, а как нажрется, то начинал нести всякий бред и читать нотации, но жену никогда не бил. Наоборот, лелеял и публично целовал, радостно распевая «Городские цветы, городские цветы, навсегда завладели вы сердцем моим!». София Петровна, сонно растирающая лицо за его спиной и поправляющая широкие штаны, тоже женщина не плохая, но терпела обращение старого по имени-отчеству и имела собственные, не очень понятные окружающему обществу, принципы. 

— Ты урод, чтоб ты обосрался! — Петр включил свет у лестницы и опустил ружье,— ты какого хуя тут забыл? 

С трясущимися ногами и потными от холода руками я сел на четвереньки и попытался раскрыть рот. 

— У меня гости,— только и выпалил, когда София Петровна подала мне бутылку с водкой и сунула в руку корку хлеба, стягивая с плеч рюкзак. Я хлебнул с горла и разом всунул кусок в рот, истерично дожевывая,— выбил дверь и снес замки. 

— Ну заходи в гости. Софьюшка, дай ему матрас. 

Женщина указала головой на лестницу, сверху которой мне протягивал руку Петр. Все дома на нашей улице были построены по одному принципу, но лестница именно в этом была неудобной, почти что полностью вертикальной и слишком крутой. На подгибающихся ногах я влез наверх. Сосед стянул с меня фуфайку и кинул ту в угол, где позже мне и постелили надувной матрас. Неудобный, маленький, жесткий, но это лучше, чем перевариваться в желудке у той твари, если он у них вообще есть. 

София Петровна чем-то шуршала снизу, по звуку вытряхивала полотенца или какие-то тряпки, а потом с кряхтением взбиралась наверх. Она была далеко не молодой, крупной женщиной, так что мне было ясно, почему ей дается это так тяжело, хоть я и не понимал, зачем она молчит и не говорит об этом мужу. Руки у него что надо, смастерил бы новую лестницу им в дом, да еще и украсил. Петр был силен и духом, и телом. Порой, когда я с друзьями зависал на собственной даче, сосед присоединялся к нам на шашлыки с банкой пива. Он часто носил наших приезжих девушек на руках только шутки ради, а несколько раз поднимал даже меня и сажал на плечи. Тогда я чувствовал себя настоящим ребенком, подвыпивший отец которого разошелся в играх. 

Самойловы легли на кровать, а я еще долго ворочался на полу на этом матрасе в попытках уснуть. Все мучали мысли о завтрашнем дне, о возможном исходе событий и о том, как мне нужно будет сесть в машину и вернуться в город. Почему-то плохое предчувствие не покидало меня долго, до самого момента, пока мозг от усталости не отключился совсем. 

Я не знаю сколько было время, когда я открыл глаза. Кажется, в окно только пробивался первый солнечный свет, но было еще слишком темно, чтобы передвигаться по дому без фонарика. Софии Петровны в комнате не было. Наверняка она снизу или где-то на территории, но спокойнее мне от этого совсем не становилось — каким бы строгим не был ее характер, она искренне любила мужа и даже меня, заботясь как о собственном сыне. Вряд ли бы такая женщина смогла дать отбой кому-то настолько сильному.

Но все было хорошо: я приоткрыл дверь и осмотрел в щель округу, сразу обратив внимание на странный запах гари, железа и мочи. На бочине Петровской машины была большая царапина, оставленная когтями, внешне она напоминала след от ножа или чего-то острого. Заднее левое окно моей же было выбито, а боковое стекло заднего вида с этой же стороны отломано.

Спокойно все было и на самой территории. Спокойно до тех пор, пока мои кроссовки не наступили на лужу. Я почувствовал это не сразу, потоптался и вышел на улицу, прикрыв дверь, только потом уже понял, что стою на чем-то мокром и липком: под дверью лежал вырванный из орбиты глаз с потемневшей синей роговицей, что на фоне запекшейся лужи, в которой я стоял, казался еще более глубоким. 

Меня вырвало вчерашним ужином и водкой с хлебом. Хотя, скорее, вырвало меня наверняка желчью и соком. 

За поворотом, прямо около стола под навесом, лежала София Петровна. Точнее то, что от нее осталось. Обглоданная рука, от которой остались кости, да и те до запястья только, нагое тело, с которого костюм сдирали зубами и девали прямо так, не брезгуя. У нее не было половины лица и волос, остатки штанов досыхающими болтались на раньше пухлых бедрах, что сейчас напоминали пазл из раздробленных костей. Сейчас я в полной мере почувствовал этот запах разлагающегося тела, на которого уже слетались мухи. Я еле смог устоять на ногах и не вырвать еще раз. Наверху спит Петр, который явно будет в полном шоке от того, как выглядит его жена: мертвая, изуродованная, разорванная в клочья голодным зверьем и монстрами. Как мне нужно его разбудить? Одно я знал точно — отсюда надо бежать. 

Я кинулся наверх, испугано скинув кроссовки, и затряс соседа за плечо. Он отмахнулся и перевернулся на другой бок. 

— Петр,— я попробовал его позвать,— вставай. 

Он раскрыл один глаз и посмотрел на меня. Недовольный и болезненный, он закатил их назад. Дрожащими руками я стащил его с кровати почти полностью. Тощий не сможет равняться с кем-то вроде Петра. 

— Там София Петровна на улице. 

Я едва сумел раскрыть рот, не выплескивая наружу остатки желудочного сока. 

Он подскочил и осмотрел комнату, сонно растирая глаза. Мне кажется, что прошло не больше трех секунд, когда ружье со стены исчезло, а входная дверь громко хлопнула. 

Сначала было тихо. На секунду показалось, что все как обычно: после праздников я опять уснул у них наверху. Но тут Петр взвыл. 

А потом последовал выстрел. 

Его тихий голос позвал меня по имени.