Мягкое введение в Unqualified Reservations, часть вторая II

Мягкое введение в Unqualified Reservations, часть вторая II


И, да, «Истоки и прогресс» целиком настолько же хороши, от начала и до конца. Прочитайте их полностью. Считайте это своей маленькой местью своему учителю истории из десятого класса. И похихикайте вместе с Питером Оливером, когда он пишет:

Я завершил свои портреты, сэр! Если они вам понравились, и вам кажется, что они послужат хорошим украшением вашей гостиной, можете смело их там повесить, ибо истинно говорю вам: большинство из них повешения вполне заслуживает.

Чёрный юмор — дешёвый чёрный юмор — из восемнадцатого столетия. И Оливер ценен не только своими портретами. Если вам хочется экшена, начните с Акта о гербовом сборе (часть III, стр. 76):

В этом 1765 году в Бостоне начались жестокие беспорядки, и теперь в дело вступили злопамятные излияния из сердца мистера Отиса. Я уже говорил, что контрабандисты и их партнёры стали его клиентами. Перед ними появилась возможность продемонстрировать правительству своё влияние: конфискацию их товара в соответствии с актом парламента они пошли оспаривать в верховном суде, председателем которого был мистер Хатчинсон. Весь суд согласился с тем, что эта конфискация была законной.
Это вызвало негодование по отношению к судьям. Мистер Хатчинсон был единственным судьёй, который жил в Бостоне, и он оказался единственным судьёй-жертвой этих людей, потому что вскоре толпа, состоящая из Отиса и его клиентов, разграбила дом мистера Хатчинсона, уничтожила его бумаги, снесла крышу дома и собиралась лишить жизни его и его детей, которые спаслись бегством. Один из бунтовщиков на следующее утро сказал, что в первую очередь они искали кровати, чтобы умертвить детей. Это всё порадовало мистера Отиса и некоторых влиятельных торговцев контрабандой, которые лично участвовали в этой дьявольской сцене. Впрочем, когда пожилой джентльмен утром осматривал руины, он мрачно заметил, что она была более чем дьявольской: «если бы вчера вечером сюда заглянул бы Дьявол, он удалился бы в свои владения, устыдившись того, что он оказался превзойдённым, и никогда более не ступал бы на Землю». Впрочем, мне не слишком жаль, что он не вышел во время этой невесёлой ситуации на вечернюю прогулку, потому что с тех пор он не раз имел возможность наблюдать, как люди с лёгкостью занимались куда более дьявольскими делами, чем те, что осуществлял он сам.

Теперь вы понимаете, почему я говорил про победу сил зла. Кроме того, возможно, вы смутно припоминаете, как ваш учитель истории в десятом классе промывал вам мозги пропагандой, которая прославляла подобные спонтанные народные выступления. Вам интересно, как приличные люди могут поддерживать зло? Поищите зеркало.

Впрочем, довольно Питера Оливера. Возможно, его стиль вам не по душе, и вы — всё ещё Патриот. В таком случае вам некуда деваться: вам придётся прочесть «Историю истоков, прогресса и окончания американской войны» Чарльза Стедмана (часть 1, часть 2), наш третий первоисточник.

К сожалению, я вынужден вам сообщить, что нейтральных первоисточников не существует. Впрочем, вам стоит называть Чарльза Стедмана полковником Стедманом. И если вы назовёте его Чаком, то лучше начинать бежать со всех ног. Он не только был полковником британской армии; он ещё и родился в Филадельфии и руководил корпусом лоялистов в войне. Более того, по образованию он юрист, и он явно читал Фукидида, которого тон и содержание его книги нам явно напоминают.

История в изложении полковника Стедмана точна, понятна и совсем не суха. Как и губернатор Хатчинсон, он позволяет себе лишь несколько сдержанных смешков. Нижеизложенное — хороший пример:

Когда ассамблея этой провинции [провинции Массачусеттс, разумеется] собралась в январе [1773 года], губернатор [Хатчинсон], по-видимому, собирался дать ей возможность исправить дурной образ, который был сформирован невнятными резолюциями городского собрания в Бостоне, и упомянул в своей речи важность наличия верховной законодательной власти у короля и парламента.
Впрочем, если он собирался принести пользу государству организацией этой дискуссии, то он остался полностью разочарован. Вместо того, чтобы постараться уточнить формулировки городского собрания и сделать их более умеренными, ассамблея ухватилась за возможность повторить их, придав им ещё больше радикальности. Они в открытую отрицали не только власть парламента облагать их налогами, но и в принципе издавать какие-либо касающиеся их законы, добавив, что «если в последнее время кто-либо и подчинялся законам парламента, то причиной тому были скорее предусмотрительность и нежелание спорить с метрополией, нежели убеждённость в верховной законодательной власти парламента».
В своём обращении они перечислили также немало новых жалоб, о которых раньше никто не слышал. Это всё выглядело настолько неподобающим образом — даже в глазах самой ассамблеи — что по здравому размышлению через шесть месяцев, в письме графу Дартмута, госсекретарю по вопросам Америки, они сочли нужным извиниться за это, обвинив в своих несдержанных выражениях губернатора, который без необходимости упомянул перед ассамблеей тему парламентской власти.
В этом письме они говорят, что «их ответы на речь губернатора были необходимостью, и эта необходимость принесла много печали обоим палатам», и затем, в стиле, столь отчётливо показывающем пуританскую двуличность, они восклицают: «Ведь, мой господин, народ этой провинции — настоящие и верные подданные Его Величества, и они счастливы наличию своей связи с Великобританией».

Поверьте: если вы прочтёте все три упомянутых работы, у вас больше не будет никаких иллюзий по вопросу того, какой стиль отчётливо показывает пуританскую двуличность, а какой — нет.

Если вы ещё не прочитали, то, пожалуйста, сделайте это сейчас. Вы можете спокойно прекратить читать полковника Стедмана, как только вы почувствуете, что готовы сменить сторону, а можете добраться до начала войны и понять, что всё ещё не готовы. В таком случае нам придётся работать со вторичными источниками: «Американской революцией» В.Э.Х. Лекки (Британия, 1898 год), «Настоящая история Американской революции» Сидни Фишера (1902 год, США). И если вы всё ещё останетесь Патриотом после этого, то нам придётся обращаться к троичным источникам (я опасаюсь, что любая созданная после 1950 года книга заслуживает предупреждения «троичный источник»). Прочтите «Идеологические истоки Американской революции» Бернарда Бэйлина (1967 год).

Если вы действительно прочли всё это и остаётесь проклятым Вигом — мои поздравления, Сэр! У вас необычайно толстый череп — почти как у вашего предка, питекантропа. И действительно, Сэмюэл Джонсон выразился точнее всего: Дьявол был первым Вигом. И к нему вам и дорога, сэр! Наше лекарство не сработало.

В противном случае, мои поздравления с завершением первого шага процедуры. Не беспокойтесь — худшее ещё впереди. Кроме того, нам надо постараться быстро установить новую историю — историю тори.

Результатом знакомства с нашим маленьким списком литературы должно являться следующее: если хотя бы десятая часть того, что говорят Хатчинсон, Оливер и Стедман, — истина, то ваше желание оставаться Вигом должно находиться где-то между желанием вступить в Crips и желанием записаться добровольцем в Ваффен-СС. Если раньше вы считали, что ценностями Американской революции являются свобода, истина и справедливость, то теперь вы видите, что её следы — это грабёж, предательство и, в первую очередь, лицемерие.

Таким образом, поскольку вы больше не Виг, у вас нет иных вариантов, кроме как стать Тори. В конце концов, этот конфликт был войной. Нейтралов там не было. Третьей стороны не существует.

Впрочем, поскольку мы стали Тори, то нам нужно знать: что случилось? Какой истиной мы заменим только что вычищенную полость в мозгу?

Случилось следующее: сила исполнительной власти Великобритании сильно ослабла со времён золотой эпохи Питта. Большую часть восемнадцатого столетия влияния тори на британскую политику не существовало. Страна была однопартийным государством (партией были виги). Как выражается полковник Стедман, «той партийной границы между вигами и тори со времён Королевы Анны более-менее не существовало». Вас может удивить (а может и не удивить) то, что это считалось чем-то плохим.

Событием, которое вызвало Восстание, была попытка отдельных элементов британской власти — не отличавшихся в то время особыми талантами — восстановить в американских колониях законную власть. Особенно в Новой Англии, на берегах которой контрабанда была повсеместной, и ответ на вопрос «насколько местные жители готовы подчиняться королю?» был совсем неочевиден.

Более того, конкретно Массачусеттс кишел непримиримыми пуританами, которые так и не подверглись необходимым дисциплинарным мерам после поражения предыдущей республиканской революции. В отличие от метрополии, которая успела насладиться двадцати восемью годами реставрированной власти Стюартов, попытка реставрации в Новой Англии — период Эндроса — продилась только три года перед тем, как завершиться в результате предательского виговского переворота 1688 года.

Британская политика в 1760 году выходила из однопартийной фазы и начала становиться несколько идеологически разнообразной: слева были виговские радикалы, справа были прото-тори, «друзья Короля». Естественно, первые зачастую были низкоцерковниками и диссентерами (раскольниками)/нонконформистами, а вторые — высокоцерковниками и англиканами. Георг III никогда не претендовал на власть, хотя бы близко напоминающую власть Стюартов, но он предпринял последнюю попытку сделать монархию значимой частью британской политики.

Таким образом, у всех были причины делать то, что они делали. У Короля и его друзей были причины пытаться восстановить власть в колониях. У колоний были причины пытаться добиться независимости. Однако обратите внимание: закон был полностью на стороне первых. Из-за этого восставшим приходилось так много лгать и заниматься уголовщиной — причина, по которой мы и являемся тори. Бунтовщики могли либо бунтовать либо думать, говорить и писать честные вещи, но не и то и другое вместе.

Жители колоний были обычными людьми, поэтому не слишком удивительно, что весьма немалая их часть выбрала первый путь. К счастью, в это число вошло много личностей с сильным характером и хорошими способностями, таких как Джордж Вашингтон и Джон Адамс, которые были обмануты идеологией, но не соблазнены алчностью. Восстание легко могло привести к тому же, к чему оно привело во Франции, и основной причиной, по которой этого не случилось, являлись Высокие Федералисты, которые, увидев, как на практике выглядит республиканство, начали относиться к власти толпы почти так же, как к ней относились Хатчинсон и Оливер за двадцать лет до того, как термидорианская реакция создала Конституцию. Большая часть истории состоит из бегающих по кругу людей, которые так ничему и не могут научиться.

Как сказал полковник Стедман, бунтовщиков можно и нужно было легко сокрушить. В честной схватке их шансы против британской армии были близки к нулю. Как позже выяснил Союз, подавление партизанской войны даже в глуши Северной Америки не является чем-то сложным при должном усердии. Британия потерпела неудачу из-за того, что ей не хватало важнейшего ингредиента в любой войне: воли к победе.

Во время Революции Британия была политически раздроблена. Большинство мейнстримных политиков — в т.ч. и самые известные, Питт и Бёрк — симпатизировали американцам. Более того, несмотря на то, что чайное безобразие всё-таки номинально склонило общественный консенсус к военным действиям и сделало неприличным открытое стремление к капитуляции, вскоре появилось новое лобби, которое желало примирения, примирения и ещё раз примирения.

Иными словами, мы видим уже знакомую нам ситуацию с двумя противоречащими друг другу предписаниями о том, как поддерживать целостность государства. Предписание вигов: умиротворите агрессивных, смягчите их обиды — вне зависимости от того, насколько эти обиды имеют отношение к реальности, ослабляйте вожжи при каждой жалобе. Предписание тори: исполняйте закон, и не отклоняйтесь от него ни на дюйм в ответ на насилие или любое другое внеправовое давление. Оливер:

Робость в подавлении восстания только отложит его подавление.

С помощью нашего скорректированного зрения тори мы всё видим чётко. Все уступки, осуществлённые с целью развеивания теорий заговоров, заверения американцев в принципиальной благожелательности Британии и вообще успокоения припадка высчитанного безумия, очевидно, демонстрировали робость и поощряли дальнейшие требования. Сначала налоги объявляются нарушением прав американцев, затем налоги и пошлины, затем любые принятые парламентом законы. Единственный явно различимый здесь принцип — это принцип беспрестанной хуцпы и лицемерия.

Отношения между Британией и Массачусетсом напоминали, в частности, отношения между родителем и подростком. Независимость или лояльность? Они могли измениться в любую сторону. Представьте: подросток начинает прогуливать школу, и вы забираете его ключи от машины. Он выбрасывает ваш широкоэкранный телевизор из окна — и вы отдаёте ему ключи обратно. К чему это приведёт в итоге: к лояльности или к независимости?

Но виги, в общем-то, предписывали именно подобную политику для решения проблем в Америке. И с отмены Акта о гербовом сборе — спасибо Бёрку, который, впрочем, хотя бы в будущем понял, что такое революция, и рокингемским вигам — это была политика, которую они реализовывали. И даже когда левые виги не находились конкретно на месте водителя, они всё ещё находились на пассажирских местах и давили на водителя. Вряд ли у любой другой политики получилось бы способствовать поощрению американского восстания и его успехам так же хорошо, как у политики Бёрка, которая подавалась публике как политика примирения Британии и Америки.

Например, про генерала Хау, как и про других личностей из британской армии, известно, что он сильно симпатизировал вигам. Его роль в Америке так же была двойной: он должен был либо сокрушить повстанцев, либо заключить мир с ними. Естественно, последний вариант бы сильно помог его политической карьере. Вряд ли мы когда-либо сможем узнать, являлись ли его военные провалы результатом этого конфликта интересов или простой некомпетентности. Но первый вариант, конечно, является вполне логичным предположением.

Полковник Стедман в своём посвящении подытоживает это одновременно хорошо и с демонстрацией личной позиции:

«Боль описания этого духа интриг, нерешительности, безразличия, излишеств и коррупции, которые запятнали наше правительство во время Американской войны…»

Что с историографической точки зрения особенно раздражает, так это то, что общепринятым объяснением событий — даже в Британии — большую часть девятнадцатого века было виговское. Восставшие добились успеха не из-за того, что Британия действовала недостаточно быстро и решительно, но из-за того, что американцев недостаточно умиротворяли (как вариант, они добились успеха из-за своей военной непобедимости — ещё одна частая виговская фразочка).

Таков секрет пуританской двуличности: не проявлять стыда ни при каких условиях. Каждому шарлатану, который надеется продержаться дольше остальных, нужно выучить этот трюк. Если вы пустили пациенту кровь, и он умирает, то, естественно, он умирает из-за того, что вы выпустили слишком мало крови. Никогда не признавайте своих ошибок. Отвечайте на любую критику валом ещё более надуманных заявлений. Вы можете заметить, почему у людей типа Хатчинсона и Оливера не было никаких шансов против чёрного полка.

Зло обычно сильнее добра. Злые люди с упоением используют методы, от которых добрые с презрением отказываются. Победа в конфликтах — политических или военных — это не байесианский довод в пользу морального превосходства. Совсем наоборот. Именно поэтому то, что победители пишут учебники истории, является проблемой.

Итак, мы завершили операцию — по крайней мере, в вопросе Американского восстания. Мы чётко отделили паразита — демократию — от вашего понимания восемнадцатого столетия, и заменили заражённую виговством ткань маленькой пригоршней здоровой истории тори. Скорее всего, антидемократическая природа последней уже заметна, если не полностью очевидна.

В ретроспективе можно заметить, что ваша поддержка вигов была классическим примером заражения общепринятой идеей, которая появилась у вас без всяких размышлений. Иными словами, вас не убеждали в ней. Вы оказались достаточно честным мыслителем для того, чтобы позволить себе оказаться разубеждённым в ней. Если мы представим, что Патриоты против Лоялистов — это такой судебный иск, а вы — судья, то можно заметить, что вы не только никогда не слышали и слова от подзащитных, но и не видели внятного объяснения претензий обвинения. В них не было необходимости. Аннелид просто поднял вашу руку и произнёс вашими связками «Виновны!». Megaloponera foetens, взгляни на себя в зеркало.

Обратите внимание (можно даже попробовать взглянуть на это с почти военной точки зрения) на то, насколько слабы были ваши убеждения в этом вопросе. Что сделало «Революцию» лёгкой мишенью, так это то, что у вас не было особенной эмоциональной привязанности к ней — по крайней мере, если сравнивать с другими войнами, которые мы могли упомянуть. Ваша приверженность делу Патриотов казалась твёрдой, словно камень. Однако она испарилась при контакте с врагом. От неё было много шума, но никаких реальных действий.

Впрочем, нашу красную таблетку явно нельзя назвать устройством информационной войны — по крайней мере, в условиях демократии. Это просто устройство личного просвещения: мы легко можем заметить это по его первой мишени. Если бы Unqualified Reservations был политической партией, стало бы первым пунктом нашей платформы отречение от Американской революции? Это привлекло бы примерно штук двадцать сторонников, все из которых являются бездомными шизофрениками. И, конечно, оттолкнуло бы куда больше.

Разумеется, это лишь помогает вам проглотить красную таблетку. У паразита есть неплохая защита на большинстве подобных направлений атаки — все из которых, конечно, имеют отношение к демократии. Эта позиция важна с интеллектуальной точки зрения, но она осталась незащищённой из-за своей малой политической ценности. Превращение вас в Лоялиста совсем не решает всю проблему, но оно является плацдармом, с которого мы можем дотянуться до других копролитов червя в более чувствительных местах вашего мозга.

Нашей победы в этом вопросе недостаточно для того, чтобы поменять всю вашу картину американской истории. Более того, вполне возможно, что если вы прямо сейчас прекратите читать Unqualified Reservations, рано или поздно у вас случится рецидив, и вы снова станете патриотом (кто-то может предпочесть именно этот вариант).

Однако чего мы добились, так это создания второго нарратива. Теперь у вас в голове две реальности. В одной реальности произошла Американская революция, триумф свободы, истины и справедливости. Возможно, вы больше не верите в эту реальность, но забыть её вы не сможете. И у вас есть реальность, в которой произошло Американское восстание, триумф грабежа, предательства и лицемерия.

Поэтому, например, мы теперь можем задать вопрос: что, с точки зрения второго нарратива, того, в котором Американское восстание было катастрофой, происходит в 2009 году? Каким бы ни был ответ, я сильно сомневаюсь, что он будет похож на ответ на тот же вопрос в первом нарративе.

Впрочем, мы и так достаточно потрудились на этой неделе. Боюсь, нашей серии понадобится ещё одна.

Report Page