my

Уния личности и общественного настроения - это признак индустриального периода. В постиндустриальном мире можно многое, в том числе быть свободным от общества, где отношения по поводу власти сформированы по принципам мягкого авторитаризма. В России живут миллионы людей, которые спокойно развиваются в профессиональных и личных сферах, путешествуют и наслаждаются своими интересами, и для которых разговоры о судах, правоохранительных органах и политике - это максимум повод для беседы за lunch.

"Закабаленность" масс, как вы выразились - это просто следствие того, что в России 40 миллионов пенсионеров, чей ежемесячный доход в каком-то смысле зависит от государства, и число занятых в государственном секторе приближается к 10 миллионам. То есть треть населения в стране получает доход из бюджетов разных уровней и преимущественно государственного Пенсионного Фонда, и поэтому они готовы закрывать глаза на "мафиозность" режима, который их кормит.

Деградация экономики перестала интересовать режим еще в 2012. Вы часто пишете об экономике и темпах роста, и я надеюсь, вы помните, что в 2012 происходило с квартальными показателями темпов роста и как это расходилось с ожиданиями и прогнозами Минэкономразвития и Центробанка. По итогам первых двух лет третьего президентства Путина квартальные темпы роста отечественной экономики в годовом выражении составляли 4% (Q2 2012) 3% (Q3 2012), 2,8% (Q4 2012), 0,8% (Q1 2013), 1% (Q2 2013), 1,3% (Q3 2013), 2% (Q4 2012) и 0,9% (Q1 2014). На протяжении пятнадцати месяцев, предшествующих Крымской весне, средний темп роста экономики составлял 1,2%, и это никак не волновало режим.

Государство в 2012-2013 могло использовать репрессивный аппарат, чтобы привлекать крупный бизнес к решению отдельных государственных задач. Правительство отказалось от политики повышения доходов населения через канал бюджетников и пенсионеров, решив, что доходы граждан дальше должны расти более естественно.

Бизнес в 2012-2013 в лице частных предпринимателей и государственных компаний испытывал, с одной стороны, недостаток долгосрочных инвестиций из-за государственной политики (инвесторы не любят вкладывать в страну, где нет судебной системы), но, с другой стороны, у бизнесменов был доступ к зарубежным заемным средствам, а высокий уровень инфляции позволял решать проблему эффективности не оптимизацией издержек, а повышением цен.

Несмотря на падение темпов экономического роста, реальные располагаемые доходы населения в 2012-2013 не сокращались, а обменные курсы валют и свободная торговля позволяли кататься за границу и покупать импортные товары тем, кто на это зарабатывал.

Теперь все по-другому. Государству сложнее привлекать бизнес к решению государственных задач, а население из-за инфляционного шока декабря 2014 вновь заговорило о бедности и расслоении и требует повышения зарплат. Бизнесу сложнее занимать деньги за рубежом, а повышать цены в условиях, когда Центробанк кричит о рекордно низкой инфляции, непросто. Население живет в реальности нового обменного курса, а интернет-торговлю грозят обложить новым налогом. Бюджет был дефицитен в 2014-2017, а Резервный Фонд исчерпан.

Даже если бюджет станет профицитным в 2018, размер профицита не такой, чтобы властная бюрократия чувствовала себя в безопасности. Можно сколь угодно долго и поэтично рассуждать про "закабаленные массы", но нужно помнить, что "массы", голосующие за Путины на электоральных событиях, потом легко атакуют главу муниципального района на стихийных митингах.

Эта ситуация не надолго, потому что режим Путина никогда не существовал в условиях внутреннего структурного кризиса или стагнации, это против его природы, это враждебная для него среда. Весь, как вы его называете, "путинизм" оформился на длинном бычьем тренде цены на нефть в 2003-2008 и на долгом периоде сверхвысоких (>$75) нефтяных цен в 2010-2014.

За все историю своего правления, Путин никогда не возглавлял страну в ситуации, когда четыре года бюджетного дефицита совпадают с четырьмя годами невысокой, по меркам Кремля, цены на нефть (<$75). Его система управления падает в качестве, потому что она функционирует в конъюнктуре, к которой она не приспособлена, и ради безопасности властной бюрократии нужно будет либо начать полномасштабную войну, на которую можно будет списать падающий уровень жизни, либо осуществить трансформацию режима в сторону тяжелого авторитаризма в ближайшее время, либо, конечно, запустить программу развития в стране рыночной экономики и переложить на рынок часть государственных задач. И этот выбор лежит в обозримом политическом будущем.