Музей моих тайн

Музей моих тайн

Кейт Аткинсон

Глава третья
1953
Коронация

Королева в огромном белом платье — как воздушный шар, который вот-вот взлетит под потолок Вестминстерского аббатства и будет там болтаться среди позолоченных арок и рельефных розеток. Чтобы этого не случилось, ей все время добавляют плащей, мантий, скипетров и держав, пока она не тяжелеет настолько, что таскать ее с места на место приходится епископам. Мне королева напоминает заводную китайскую куклу, которую дядя Тед привез Патриции из Гонконга, — обе скользят по паркету, не показывая ног, и хранят на лице многозначительное бесстрастие. Разница только в том, что у куклы ног нет; вместо них — маленькие колесики. Новоиспеченная же королева, надо полагать, перемещается по толстому пунцовому ворсу ковра все же с помощью ног. О цвете ковра на коронации можно, конечно, только гадать, так как коронацию мы видим в уменьшенном варианте, в различных оттенках серого цвета на маленьком экране телевизора марки «Фергюсон», водруженном в углу гостиной Над Лавкой.

Телевизор — подарок Джорджа жене, компенсация за то, что ей приходится растить детей Над Лавкой, а не в нормальном доме. Мы не можем похвастаться, что завели телевизор первыми на нашей улице, — нас опередила мисс Портелло, хозяйка магазина детской одежды «Хэпленд». Но мы вторые, и, что гораздо важнее, мы — первые из всей родни, так как ни со стороны Джорджа, ни со стороны Банти еще никто не владеет столь вожделенным предметом.

Банти разрывается на части. Она, естественно, гордится телевизором и хочет им похвастаться, а коронация для этого как нельзя более удачный случай. Но в то же время ей невыносимо, что в ее дом набилось столько народу. Бесчисленное количество сэндвичей! Бесчисленные чайники с чаем! Да будет ли этому конец? Она стоит на кухне и мажет маслом сконы — они уже навалены на блюде грудой, как булыжники. Банти несколько недель сберегала сливочное масло для выпечки на коронацию, складывала его в холодильник вместе с тем, что ей удалось выпросить у матери, Нелл, и у золовки, тети Глэдис. Банти напекла роскошных и разнообразных лакомств, ибо «хорошая повариха знает — ничто не дает такой возможности себя проявить, как красивая выпечка, изящно украшенные пирожные или золотистое печенье, только что вынутое из духовки» — так написано в книге «Идеальная кулинария» издательства Компании газовых плит Паркинсона, а эта книга для Банти все равно что Библия.

Кроме сконов, Банти приготовила несколько блюд сэндвичей с ветчиной (ветчину любезно предоставил Уолтер, мясник-ловелас), кокосовые мадленки, «ламингтоны», «розанчики с карамелью» («весьма изысканно!»), не говоря уже о блюде под названием «пикканинни» (австралийском!) и «лепешках-смуглянках» — последние два, очевидно, в честь наших младших братьев из Содружества наций. Вся выпечка едва заметно отдает прогорклым маслом, слишком долго пролежавшим в новеньком холодильнике Банти «Фриджидейр» («Все, что меньше, — недостаточно велико!»), еще одном утешительном подарке Джорджа. Кроме того, Банти приготовила булочки с колбасным фаршем, тетя Глэдис принесла огромный пирог со свининой, а тетя Бэбс — два флана, один с красиво уложенными консервированными персиками и вишнями в сиропе, другой с консервированными грушами и виноградом. Пироги тети Бэбс вызывают у собравшихся восторг и зависть. Банти думает, что сестре просто делать нечего, раз у нее есть время на выпечку таких идеальных, безупречных кругов. «Неизвестно, как она крутилась бы, будь у нее столько же детей, сколько у меня», — думает Банти, добавляя в кучу последний скон. Банти как та старушка из стишка, что жила в башмаке «с оравою детей — что ж делать с ними ей?».

— Народу набилось, как в калькуттской «черной дыре»,
[11]
— говорит она Джорджу, который заходит в кухню в поисках запасов бурого эля. — И детей слишком много, — добавляет она, подумав; как будто существуют нормативы, ограничивающие число детей на семейных сборищах.

Нас действительно много. Одна из этих детей — я. Я лавирую под ногами у взрослых, как гончая на собачьих соревнованиях. Я здесь и там, я повсюду. Не знаю, как я умудряюсь передвигаться с такой быстротой: вот я стою у телевизора, а секунду спустя уже несусь по коридору в кухню. Если моргнуть, то, пожалуй, покажется, что меня две. Может быть, у меня, как у той китайской куклы, колесики вместо ног. Но вообще я очень развита для своих лет. Люди вечно смотрят на меня с подозрением и спрашивают Банти: «Она очень развита для своих лет, верно?» — «Эта-то? Да, она точно умная слишком», — подтверждает Банти.

Наш список гостей, пришедших на коронацию, не такой длинный, как у королевы. Во-первых, нам некого пригласить из стран Содружества, хотя, по слухам, тетя Элиза дружит с супружеской парой с Ямайки — эта тема занесена Джорджем в список строжайших табу (тетя Элиза — его невестка, жена его брата Билла). Среди прочего нам запрещено говорить об операции тети Мейбл, о руке дяди Тома и о хилости Адриана. Дядя Том нам не дядя, он приходится дядей Банти и тете Бэбс, а сегодня его пригласили, потому что ему некуда деваться — тетя Мейбл в больнице, где ей делают неназываемую операцию. (Рука у дяди Тома деревянная — копия той, которую ему оторвало давным-давно.) Адриан — наш двоюродный брат, единственный сын дяди Клиффорда и тети Глэдис, и мы не знаем, хилый ли он, так как у нас нет других знакомых десятилетних мальчиков для сравнения. Адриан притащил своего пса-боксера Денди, и я думаю, что размер тугих тестикул пса, торчащих меж задних лап, — еще одна запретная тема для разговора. Денди с его ростом как раз удобно сбивать меня с ног, что он и проделывает регулярно к большому веселью Джиллиан и Люси-Вайды.

Люси-Вайда — наша двоюродная сестра, дочь тети Элизы и дяди Билла (Банти с большим удовольствием не приглашала бы никого из родни со стороны Джорджа). Тетя Бэбс тоже привела мужа, дядю Сиднея — кроткого и бодрого человека, которого мы очень редко видим. Зрители, смотрящие репортаж с коронации, постоянно делятся на фракции и партии то одним, то другим манером. Самое популярное разделение — самое древнее, на мужчин и женщин. Все собравшиеся приходятся какой-нибудь родней друг другу, кроме Денди и миссис Хейвис, соседки Нелл, совсем одинокой (у нее никого нет, подумать только!).

Джиллиан в своей стихии: люди в гостиной для нее зрительская аудитория, готовая ей внимать. Единственный ее соперник — телевизор, так что она изо всех сил старается его загородить, танцуя перед ним и демонстрируя панталончики под платьицем с оборчатым корсажем и пышными нижними юбками, которые раздуваются вихрем, — все новенькое, только что из витрины «Хэпленда». Кузина Люси-Вайда, обладательница непревзойденных длинных прямых волос и длинных тонких ног, балует Джиллиан, как любимую кошечку, и говорит с густым донкастерским акцентом что-нибудь вроде «Поди сюда, малышка», когда та уж чересчур надоедает взрослым. Джиллиан боготворит Люси-Вайду за то, что она берет уроки танцев. У Люси-Вайды волшебные ноги, которые постоянно бьют чечетку, — она не может остановиться, так что всегда сигналит о своем присутствии, как маленькая слепая.

Зрители, собравшиеся в гостиной, недовольно вздыхают (все, кроме дяди Теда, который обожает маленьких девочек, особенно если они показывают панталончики), когда Джиллиан разражается песней «На самолете „Леденец“».
[12]

Трудно поверить, но это правда: слово «умилительный» в приложении к Джиллиан обретает новую силу. Джиллиан единственная из моего поколения унаследовала ангельский ген — у нее, как у покойных Ады и Альберта, густые пружинистые светлые кудряшки. Она еще не знает, что за эту неземную красоту обычно приходится платить безвременной смертью. Бедная Джиллиан!

Люси-Вайда получает конфету за то, что увела Джиллиан в прихожую и принялась учить пяти основным балетным позициям. В телевизоре в это время юную королеву «препоясывают мечом», и Патриция услужливо дополняет комментарий Ричарда Димблби отрывками из «Подарочной книги на коронацию для мальчиков и девочек» издания «Дейли график». Мы узнаем, что это «означает акт прекрасного символизма, власть государства, направляемую на служение Богу». Писклявый голосок Патриции запинается на слове «символизм», — в конце концов, ей только семь лет, хотя по чтению она лучшая в классе и обычно считается чрезвычайно способной ученицей. Патриция берет себя в руки и рассказывает нам, что «меч, украшенный драгоценными камнями» был изготовлен для коронации Георга IV, и тем провоцирует среди части взрослых спор о месте Георга IV в хронологической последовательности королей. Понятно, что он шел после Георгов I, II и III, но был ли кто-нибудь еще непосредственно перед ним? Кто-то предлагает королеву Анну в качестве амортизирующей прокладки между третьим и четвертым Георгами, но тут разражается новый спор о том, кто такой вообще этот Георг IV. Дядя Билл утверждает, что он — «толстый болван, который построил ту штуку в Брайтоне», а дядя Клиффорд упорствует, что «это тот, который прохлопал Америку». (Спросили бы домовых призраков — они все это помнят как сейчас!)

Для разрешения спора призывают Патрицию. Я боюсь, что это тяжкое бремя для семилетнего ребенка, но Патриция страстная роялистка и уже вызубрила на память половину генеалогического древа королевской семьи, начиная с Эгберта (827–839).
[13]
К несчастью, она пока дошла только до Эдуарда II и не может помочь с тайной Георгов.

Оставшаяся часть аудитории (Нелл, миссис Хейвис и тетя Глэдис) уже занялась следующими Георгами (V и VI) и впадает в разнузданную ностальгию, когда Банти приносит альбом «Георг V — семьдесят славных лет», а кроме того, оказывается, что книга Патриции, разумеется изданная до сегодняшней коронации, полна фотографий с коронации Георга VI. Его все любовно зовут «старый король», словно Англия — большое волшебное королевство, полное девушек-гусятниц, злых королев и «старых королей», которые курят трубку и носят туфли, расшитые золотыми коронками.

Фракция Георгов I–IV — это по совместительству также фракция бурого эля, клика женатых приверженцев марки «Уотнис». В нее входят дядя Сидней, дядя Клиффорд, дядя Билл, Джордж и для ровного счета один холостяк, дядя Тед.

Сувениры предшествующих коронаций теперь лезут изо всех щелей — на сцену вносят принадлежащий моему отцу кувшин с эмблемой коронации Эдуарда VIII, исторического события, которое на самом деле не произошло. Таким образом, кувшин представляет своеобразный философский интерес. И конечно, есть еще ложечка с коронации Георга VI, некогда принадлежавшая Ине Тетли, а теперь — Банти. Если совсем точно, она краденая (см.
Сноску
(
iii
)).

Поскольку Патриция — школьница, у нее оказывается самый большой набор самых ценных сокровищ, и ее вытаскивают в центр внимания, чтобы она с робкой гордостью продемонстрировала: 1) коронационную кружку, 2) юбилейные монеты в пластиковом кармашке, выпущенные по случаю коронации, 3) коронационную медаль (точно такую же новоиспеченная королева сегодня пришпилит на грудь маленькому принцу Чарльзу), 4) тянучки в роскошной фиолетовой с серебром жестянке с изображением коронации, 5) уже упомянутую «Подарочную книгу на коронацию для мальчиков и девочек» издания «Дейли график» и 6) предмет, последний по порядку, но не по значению, — британский флаг. Сама она из патриотических соображений одета в школьную форму — желто-коричневое бумазейное платье, коричневый блейзер и коричневый берет. Я — как и Джиллиан в роскошном белом наряде — красуюсь по случаю праздника в своем лучшем платье, из лимонно-желтой тафты с маленьким круглым отложным воротничком и короткими рукавчиками-фонариками. На Люси-Вайде — очередное причудливое самодельное творение тети Элизы. Каждый раз, когда Люси-Вайда приезжает к нам из глубин Южного Йоркшира, она выглядит так, словно собралась на карнавал. Буйная игла тети Элизы драпирует ее в тюль и шифон, оборки и фальбалы, так что Люси-Вайда на длинных тонких ногах выглядит как экзотический цветок, растрепанный ураганом.

Мы все знаем, что тетя Элиза «вульгарна» — «вульгарней не бывает», как выражается Банти. Мы знаем, что к этому имеют какое-то отношение черные корни ее светлых волос, серьги с огромными стразами и тот факт, что она — даже в день коронации! — не носит чулок, бесстыдно демонстрируя ноги в ямках и пятнах, покрытые синими прожилками, словно сыр. (Не говоря уже о том, что ее привечают во фракции Георгов I–IV, где она обдает мужчин оглушительным хохотом, примиряя их с существованием на свете женщин.) Руки тети Элизы, кажется, постоянно заняты стаканами и сигаретами, а если одна рука вдруг свободна, тетя Элиза ловит ею первого попавшегося ребенка, дабы запечатлеть на его щеке смачный слюнявый поцелуй. Для нашей семьи это, мягко говоря, несколько необычное поведение.

Тетя Элиза привезла всем девочкам по подарку — самодельной короне с цветами из гофрированной бумаги, точно такой, как у девушек из свиты королевы. Тетя Элиза даже проводит маленькую коронационную церемонию — мы все выстраиваемся на ступенях лестницы, и тетя Элиза возлагает коронки нам на головы, пришпиливая неудобными заколками-невидимками. Я почему-то растрогана этим мероприятием, и даже боль в коже головы, истерзанной заколками, убывает от принесенного тетей Элизой роскошного дара к праздничному столу, липкого бумажного пакетика с фруктовым мармеладом «Баркер и Добсон». Бедный Адриан мрачен, одна щека оттопырена мармеладиной — он обиделся, что его изгнали из королевства бумажных цветов за неподходящий пол.

— Не расстраивайся, детка, — утешает его Люси-Вайда. — Если хочешь, я тебя научу садиться на шпагат.
И Адриан заметно светлеет лицом.
В целом тетя Элиза нам нравится. Даже серьезная Патриция соглашается посидеть у нее на колене и открывает ей кое-какие (не самые важные) секреты — какой у нее любимый предмет в школе, какая еда в школьной столовой ей больше всего нравится и кем она хочет быть, когда вырастет (ответы: математика, никакая, ветеринаром).

Дейзи и Роза почти не принимают участия в происходящем — два маленьких совершенства, они образуют самодостаточный мир. Они одеты одинаково и заканчивают фразы друг за друга (то есть когда вообще снисходят до разговора с нами — между собой они общаются на своем тайном языке). На других людей они смотрят ровным холодным взглядом, за который потом получат эпизодические роли в фильме «Пришельцы с Марса». Адриан слишком молод для фракции бурого эля, но его не особо привечают и в другом кружке, преимущественно женском, где собрались поклонницы «старого короля», — к ним только что присоединилась тетя Бэбс, и сейчас они дружно воспевают панегирик королеве-матери (наверно, ее правильнее называть «старой королевой», но никто ее так не зовет). «Королева-мать» — не правда ли, интересное выражение? Королева всех матерей, мать всех королев. Банти не прочь была бы оказаться королевой-матерью. «Королева Банти, королева-мать». Тогда я была бы «принцесса Руби» — правда красиво? Гораздо лучше, чем «принцесса Джиллиан» или «принцесса Люси-Вайда».

Королевы-матери наливаются хересом — бурой паточной микстурой от кашля, смертельной на вкус. Тетя Бэбс несет рюмку хересу вниз, на кухню, для Банти, которая смазывает молоком булочки с колбасным фаршем, прежде чем сунуть противень в духовку.
— А я думала, про меня все забыли, — высокомерно говорит Банти, беря рюмку и деликатно пригубливая.
— Ты пропустишь коронацию, — говорит тетя Бэбс, и Банти награждает ее виртуозным взглядом, безмолвно и отчетливо говорящим: а кто будет вас всех обслуживать?

— Помазание миром началось! — возбужденно пищит наверху Патриция, и тете Бэбс удается уломать Банти оставить булочки непомазанными и подняться наверх, чтобы увидеть, выражаясь словами «Дейли график», «наиболее торжественную и важную часть церемонии». Настолько торжественную и важную, что королеву закрывает толчея епископов, и самого миропомазания собравшиеся Над Лавкой не видят.
— Прекрасный телевизор, — говорит тетя Глэдис, когда Бэбс притаскивает Банти обратно в комнату.

Банти улыбается и угодливо благодарит, словно в прошлой жизни лично помогала Лоуги Бэрду изобретать телевидение.
— Прекрасная фанеровка под орех, — говорит дядя Том, и все согласно бормочут.

— Банти, у тебя очень красивое платье, — вдруг произносит дядя Билл, и Банти слегка дергается: Билл ей не нравится (по той единственной причине, что он — родственник Джорджа). Если Билл, человек с полным отсутствием вкуса (это святая правда), одобрил платье, значит, думает Банти, с этим платьем что-то непоправимо не так.

Платье на самом деле чудовищное — уникальное в своем роде произведение, вязаное, в коричневую и желтую полоску с продернутой люрексовой ниткой, так что Банти в нем похожа на осу, которая собралась на новогоднюю вечеринку.
— «И вот наступил момент, которого ждали все британцы, все граждане стран Содружества и империи», — читает вслух Патриция.
— Великий момент! — говорит дядя Тед, заглядывая ей через плечо.

Его рука, едва касаясь, лежит на спине школьного блейзера племянницы — вроде бы вполне естественный для любящего дядюшки жест, но, если вдуматься, не очень. В любом случае он неудачно выбрал объект: Патриция терпеть не может, когда ее хватают, и очень быстро выкручивается из-под дядюшкиной руки.

Тут в комнату снова влетает Джиллиан, полная решимости продемонстрировать всем свои пируэты, и начинает крутиться перед экраном, как раз когда королеве на голову возлагают корону, так что половина зрителей начинает вопить «Боже, храни королеву!», а другая половина — «Джиллиан! Отойди сейчас же, противная девчонка!». Джиллиан надувает губы, ангельские кудряшки трясутся от огорчения, и Люси-Вайда материнским жестом простирает руку и говорит:
— Поди, миленькая, поди со мной.

И обе упархивают делать что-то важное с куклами. Ни у Патриции, ни у меня кукол нет. Патриции они ни к чему, — впрочем, она часто занимает кукол у Джиллиан, чтобы играть с ними в школу. Патриция любит играть в школу. Она очень строгая учительница — я-то знаю, потому что иногда она использует вместо куклы меня.

Признаться, я бы не отказалась от куклы, хотя у них у всех, кажется, жесткие волосы, формованные из пластмассы, и злые лица. Джиллиан дает своим куклам имена — Джемайма, Арабелла. У Патриции есть панда (по имени Панда — Патриция не любительница причудливых имен), к которой она очень привязана, а у меня — плюшевый медведь (по имени Тедди), который мне ближе любой родни. У меня уже на удивление обширный словарь — из десяти слов: конечно, в него входит «Тедди», а также «мама», «папа», «Пась» (Патриция), «Зы» (Джиллиан), «баба» (Нелл), «бай-бай», «лавка», «доти» (универсальное слово, обозначающее все остальные предметы и явления) и самое главное слово — «Мобо».

Я нутром чую, где Мобо сейчас, — на Заднем Дворе. Банти уже опять на кухне, ставит булочки в духовку, и когда мы с Тедди шлепаем к задней двери, любезно выпускает нас. Я делаю глубокий вдох… Вот он! Свет моих очей! Конь Мобо, пожалуй, самое прекрасное на свете творение рук человеческих. Ростом он будет все пять с половиной ладоней в холке, сделан из серой в яблоках жести, на гриве завивка-перманент, пышный хвост. Глаза у него добрые, спина твердая, на спине алое седло, поводья и педали тоже алые (и тоже из жести). В лучах солнца, заливающих Задний Двор (нам гораздо больше повезло с погодой, чем бедной королеве), он смотрится великолепно, — кажется, что он раздувает ноздри и сейчас начнет бить копытом. Патриция по доброте душевной и в приливе патриотизма украсила его лентами из шотландки, так что роскошным убранством он не уступит ни одной из лошадей, которые сегодня шли парадом по Мэллу.

Мобо купили для Джиллиан (утешительный приз за мое появление), но она из него уже выросла, и официально он перешел ко мне. Впрочем, для Джиллиан это ничего не изменило — она по-прежнему ревниво и яростно стережет его, не подпуская меня и близко. Но сейчас она в доме с Люси-Вайдой, а мой славный скакун — вот он, привольно пасется на Заднем Дворе, никем не охраняемый, не спутанный, и на кратком отрезке пространства и времени — безраздельно мой!

Я пронзительно и неустанно оглашаю воздух заклинанием: «ДотидотидотидотидотидотиМобо!», и оно действует — Банти помогает мне взобраться в седло вожделенного коня, и я радостно пускаю его в галоп по Заднему Двору. Точнее, строго говоря, не совсем в галоп. Мобо не простой конь, а педальный. Сидя на нем, нужно изо всех сил работать ногами, и тогда он рывками продвигается вперед. Я налегаю на педали изо всех сил и притворяюсь, что тяну золотую карету, — это продолжается не меньше десяти минут, после чего является грозная Немезида.


Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь

Report Page