Может ли двор быть архитектурным наследием?

Пристроенные галереи и лестницы, расписанные художниками стены, самодельная мебель, собранная из самых невероятных вещей, интуитивное разделение пространства на зоны — так выглядят дворы в центре Самары. Исследователи считают, что дворы — часть архитектурного наследия города. Вопрос об их сохранении внесли в программу международного форума «Рост городов и сохранение наследия вдоль евразийского коридора „Шёлкового пути“». Корреспондент Strelka Magazine нашла пять самых ярких дворов города, поговорила с их жителями и узнала, почему стихийное устройство умнее современной архитектуры.

С 1782 года в Самаре появился первый регулярный план перспективной застройки — вместо извилистых улиц часть города покрыла сетка кварталов, каждый из которых делился на примерно равное количество дворовых мест — парцелл. Упорядочивать и рационализировать городскую ткань тогда было популярно — при Екатерине II новые планы получили около 400 населённых пунктов. Но феномен Самары в том, что, во-первых, эта планировка неплохо сохранилась, а во-вторых, за 200 лет внутри парцелл сложилось пространство, в котором регулярность плана и структура купеческих усадеб была дополнена анонимным и хаотичным творчеством жителей.

Пристроенные галереи и лестницы, самодельная мебель, собранная из самых невероятных вещей, интуитивное разделение пространства на зоны и создание собственных традиций — в каждой парцелле эти процессы шли по своему сценарию, и найти две одинаковые невозможно. С другой стороны, за некоторыми зданиями в историческом центре не ухаживали почти сто лет, и они буквально разваливаются на глазах.

ФРУНЗЕ, 135: ПОГРАНИЧНАЯ ТЕРРИТОРИЯ 

Главной ценностью самарского двора считают даже не здания, которые его составляют, а сложно структурированное пространство между ними. Архитектор и преподаватель Сергей Мишин, проживший 25 лет в самарском дворе и больше 20 лет работавший в Эрмитаже, описывает его так: «Оно уже не улица, но ещё не дом, и иногда оно даже не двор, потому что разбивается на много подпространств. Это отдельная категория так называемых пограничных территорий, на которых, как замечено, люди очень любят находиться. К ним может относиться крыльцо под навесом и завалинка. Или сарай-мастерская, где жители проводят много времени, когда чинят автомобиль или красят лодку. Также во дворе есть пространства для игр детских и взрослых вроде домино. Ни современный микрорайон, ни квартал таких разнообразных промежуточных пространств не создаёт».

Также Мишин отмечает некоторое противостояние двора и остального города, при котором граница «своё-чужое» проходит между улицей и входом в арку либо проходом между домами. Это, например, отличает самарские дворы от более знаменитых петербургских колодцев: там подобная граница проходит по двери парадной, а двор — это городская территория. «Если вы заходите в питерский двор, у вас не спросят, куда вы идёте, да и некому спрашивать: там проходят, а не обитают. Я не видел, чтобы там играли дети, или конопатили лодку, или хозяйская собака могла сидеть в безопасности».

Во дворе дома № 135 по улице Фрунзе эту границу обозначает красивая слегка изогнутая арка. За ней — два ряда каменных двухэтажных домов. К одному из них пристроена деревянная веранда, рядом растёт плющ. Иногда этот двор называют «итальянским», хотя он не имеет никакого отношения к Италии. Здесь с 1878 года был расположен Мариинский приют для детей-сирот воинов, погибших в Самарском ополчении в Болгарии.

Визуально заметно, что две деревянные пристройки разделяют двор на гостевое и частное пространство. А ещё он кажется пёстрым и хаотичным. Но, по словам архитектора, доцента кафедры архитектуры СамГТУ Ольги Рыбачевой, это тоже одна из отличительных черт всей типологии. Структура дворов при беглом взгляде кажется противоречивой, анонимной, лишённой видимой ценности. Но её можно разделить на составные элементы. Это вход во двор, застройка, архитектурные элементы, наполняющие и усложняющие пространство (балконы, галереи, лестницы, надстройки), а также материалы и поверхности, формирующие колорит и фактуры. Также к азбуке двора она относит техногенное наполнение — лодки, старые автомобили, сломанную домашнюю технику, приспособленную для хозяйства, и благоустройство, сделанное местными жителями: деревья, цветники, виноградники.

ФРУНЗЕ, 133: ПРОБЛЕМЫ ДВОРОВ ГЛАЗАМИ БАБЫ ВАЛИ

Соседний с «итальянским» двор тоже можно назвать выдающимся за красивый деревянный декор и ощущение уходящей натуры. Почти как на картине Поленова «Московский дворик», только по-самарски и с местными типичными проблемами. Здесь на улицу выходит главный особняк с недавно покрашенным в жёлтый цвет фасадом. Весь остальной комплекс не приводили в порядок много лет. Видно, что часть зданий сильно наклонилась от времени. На втором здании в глубине двора сохранились красивые резные наличники, напоминающие кружево, особенно в солнечную погоду. За ним пустующее пространство, как будто что-то снесли, и сарайчики, из-за которых виднеются купола храма святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Его построили в конце XIX века для Мариинского приюта.

«Ну да, двор-то красивый, а внутри всё рушится», — говорит пожилая женщина, сидящая на табуретке. Она представляется бабой Валей и начинает расспрашивать, зачем мы сюда зашли, а потом приглашает домой. Говорит, что тут жил какой-то богатый купец. Что фасад покрасили к чемпионату мира по футболу, а на месте пустыря когда-то были общие туалеты, но жители сделали за свой счёт собственные внутри квартир. Показывает большую трещину в стене — это недавно ночью дом чуть не развалился. И коврик на полу, который закрывает вход в подвал, где всё давно прогнило и осенью неприятно пахнет.

«А соседи, там пятеро детей, вообще с земляным полом живут, — говорит она. — Мы собрали бумаги о том, что наш дом аварийный и не подлежит восстановлению, и ждём, когда нас снесут. Я согласилась переехать в Кошелев (новый микрорайон, считающийся неблагополучным по качеству и инфраструктуре, потенциальное будущее гетто. — Прим. авт.). Сын соседа, он не работает, пьёт и шалапутит, ругает меня за это. Он сам в Кошелев не хочет, ему подавай хороший дом. А мне всё равно. Сколько ждать — не знаем, не сказали».

Эта женщина наглядно формулирует проблему исторической среды города. Бывшие дома купцов и мещан, построенные для себя, красиво и прочно, в XX веке стали общими, а значит ничьими. Жители заботились в лучшем случае о своих квартирах, а на то, чтобы заниматься всем зданием, денег и организаторских способностей не было. Теперь многие считают эти дома жильём для бедных, которое проще снести и построить что-то новое. На другом полюсе дискуссии — те, кто уверен, что дворы имеют массу преимуществ перед современной застройкой и заняться ими выгоднее, чем сносить. На международном форуме исследователь Ксения Горина назвала33 приоритета, которые имеют жители Старого города. Среди них соседские связи, безопасная среда и комфортная среда для детей и пожилых, разнообразие архитектурных типологий, человеческий масштаб. Тезис про соседство тоже косвенно подтверждает баба Валя — говорит, что «мужики притащили диван» и там по вечерам общаются, а она сама в тёплую погоду ходит в соседний двор играть в лото.

ЧАПАЕВСКАЯ, 112: ГЕНЕРАТОРЫ ОБЩЕНИЯ

Двор на Чапаевской не самый типичный с точки зрения и формы, и наполнения. Главный дом усадьбы купца Гребежева стоит не на красной линии улицы, а немного в глубине, и в нём находится центр социального обслуживания граждан. Вперёд выступают два жилых флигеля, по которым отлично видно, как симметричную господскую усадьбу приспосабливали под коммунальную жизнь. В правой части второй этаж напоминает скворечник с большой внешней лестницей. А с левой он похож на деревянную копию какого-нибудь дома эпохи авангарда. Там сделана общая галерея, куда выходят двери нескольких квартир. Наверное, в лучшие годы там собирались, чтобы общаться, сейчас же она выглядит не очень надёжно.

По словам Сергея Мишина, ситуации для общения подсказывает всё устройство традиционного самарского двора. Поводы создавали общие вещи вроде бельевых верёвок, ворот или редкой техники. «У нас жила интеллигенция, и появился первый телевизор, поэтому к нам ходили смотреть фигурное катание или „Гамлета“», — вспоминает он. Впрочем, иногда поводом для тесного общения становятся более неприятные моменты: в коммунальной квартире усадьбы Гребежева шесть лет назад провалился пол на кухне, и жителям тоже пришлось объединяться.

Мишин уверен, что ветхие элементы и некоторые формы жизни самарских дворов, возможно, и придётся заменять со временем. Сейчас мало желающих жить в коммуналке, машины чинят не во дворах, а в сервисах, и кур рядом с домом никто не разводит. «Даже если воссоздавать что-то в новых формах и материалах, важно вычленить конструкцию пространства и те отношения между людьми, которые оно создаёт. А это неделимые вещи. Стоит выявить некий свод законов, по которым они существуют, и пытаться это воспроизводить с учётом новых реалий».

МОЛОДОГВАРДЕЙСКАЯ, 8: В ЦЕНТРЕ, НО С ОГОРОДОМ 

Первое, что бросается в глаза в этом дворе, — цветные стены домов, как будто здесь прошло соревнование художников-любителей. Мужчина, сжигающий тут мелкий мусор, рассказывает, что это работа самих жителей и гостей-художников. Когда глаз привыкает к пестроте деталей и построек, становится ясно, что самая важная часть парцеллы всё-таки не стены, а клумба. Она занимает большую часть пространства между домами, и из какой бы двери ни вышел человек, он будет на неё любоваться. У одного из крылечек даже соорудили столик из катушки для проводов, чтобы сидеть и на клумбу смотреть.

Зелень — не только составная часть самарского двора, но и повод для конфликтов или, наоборот, кооперации между жителями. «Мне нравится двор на Молодогвардейской, в котором растёт огромный столетний дуб. Под ним живёт женщина, которая думает, что она фея. Она разбивает клумбы и сажает помидоры на своём участке, покрасила ставни в розовый цвет. И она воюет с другими жителями, которые хотят отжать у неё пространство для своих машин», — рассказал местный журналист. А Мишин вспоминает, что у них во дворе росло много сирени, но было негласное правило не рвать её обособленно. Назначался один день, когда все жители собирались, и подростки рвали по очереди букеты для каждой семьи. Вечером все ходили довольные, забыв о спорах, а вокруг пахло цветами.

Житель дома номер восемь тем временем рассказывает, что сам он поэт и музыкант, обсуждает дружбу Пушкина и Карамзина и говорит, что здесь в одном из домов жил известный разведчик Вильям Фишер. «А вы, кстати, с Вершининым не общались? — спрашивает он. — Там вам много интересного расскажут».

МОЛОДОГВАРДЕЙСКАЯ, 6: ЖИЛЬЁ МЕЧТЫ ВМЕСТО СГОРЕВШЕГО ДОМА 

Вместо забора здесь двери, одна из них открыта. Хозяин говорит, что не любит глухих изгородей, а так можно делать у себя дома дни открытых дверей. Что и происходит — пару раз в месяц сюда приводят экскурсии и пускают вообще всех, кто хочет посмотреть, что можно сделать с двором и домом, если захотеть.

Вячеслав Вершинин большую часть года живёт с семьёй на даче и даже собирался переехать туда насовсем. Но когда 12 лет назад у него родилась вторая дочка, стало понятно, что нужно оставаться в городе. Семья продала две квартиры и купила дом в одном из самарских двориков. В то время двор был заасфальтирован и завален старыми кузовами машин, а в одном из помещений оставались следы от пожара. Типичная картина для места, которым никто не занимается.

Когда-то дом был каменной лавкой мещан Поташиных, построивших здесь в 1880-е годы усадебный комплекс. Здание обладало статусом объекта культурного наследия, и новый хозяин сразу стал оформлять охранные обязательства (тогда эта процедура была добровольной), чтобы как-то подстраховаться юридически.

«Ведь в старом городе все сидят на чемоданах и ждут, когда их расселят, — объясняет Вершинин. — Когда я стал расчищать фасад, чинить крышу и окна, соседи скептически спрашивали, зачем я вкладываю деньги, ведь здесь всё будут сносить. Я спросил их, сколько они тут живут. „Сорок лет“. — „И что, снесли вас за это время?“ — „Нет пока“. — „Будем ждать или будем делать что-то?“ — „Мы ждём“. — „А я буду делать“».

Вершинин вывез 27 камазов мусора, убрал асфальт, поставил беседку, посадил цветы. Сделал дома ремонт, устроив всё под свою семью, с тёплыми полами, уютными гостиными и игровыми комнатами. Обратился к юристу, чтобы оформить собственность на землю. А когда купил на участке ещё один дом для матери, соседи начали переживать.

«Потом они как-то подходят и говорят: „Мы здесь тоже хозяева!“ Я ответил, что знаю это, и предложил вместе заниматься двором. Они участвовали в строительстве забора из дверей, а дедушка с первого этажа, дядя Толя, дал пять деревьев для посадки. И хоть они поначалу собирались ждать сноса, постепенно утеплили свой дом, оторвали старые доски с фасада и купили новую вагонку, посадили цветы. В соседнем дворе одна семья хотела продавать квартиру, я их уговорил вместо этого отремонтировать её и обустроить. Поначалу им было сложновато решать вопросы ремонта, но в итоге они присоединили к жилью цокольный этаж и получили двухуровневую квартиру», — рассказывает Вячеслав.

Возможно, его парцелла — самая посещаемая в городе, и хотя это доставляет определённые хлопоты семье, хозяин считает, что позитивный опыт заразителен и о нём нужно рассказывать. Он создал в своём районе общественную организацию «13-й квартал», которая помогает жителям приватизировать свои дворы. Потому что изменения начинают происходить, только если человек чувствует себя хозяином.