Моя сестра
. Девочка без чувств.
Нет никого, кто был бы мне дороже, чем она.
Мы с моей сестрой живем в одной квартире, и, пока я дни и ночи трачу на бумажки в своем офисе, сестра отдыхает дома, проводя все свободное время в Интернете. Я никогда не был против этого — у меня просто не было времени заниматься нравоучениями и становиться ей отцом. С тех пор, как мама умерла, мне приходиться заниматься слишком многими вещами, но это занудство, да? Мама была для нас всем — точнее, для меня, потому что с сестрой они как-то совсем не ладили. Девочка скучала по папе, который...
Наверное, моя сестра — единственный член нашей семьи, который питает любовь к моему отцу. В этой очень темной истории их взаимоотношения издавали необычно яркий свет. Возможно, единственным человеком, которого отец по-настоящему любил, была моя сестра.
Но вот однажды, в один обыкновенный день папа просто... исчез. Не вернулся домой, но едва ли мы могли знать, что случилось. Собирались в полицию писать заявление, а ребятки сами к нам пожаловали. Весть, которую они принесли, навсегда отправила маму в депрессию: нашли труп.
Только не папин. Оказалось, что отца подозревают в спланированном убийстве, да не в одном. Этот чертов тихоня, который вообще никогда со мной не общался, пропал накануне того, как полиция вышла на его след. Больше я его не видел, и единственный напоминанием о его существовании являлась она. Его любимая дочь и моя любимая сестра.
Но, несмотря на подозрительное папино воспитание, девочка росла воспитанной и не питала злобы ни к кому. Точнее, она вообще ничего не питала — истинный флегматик. Во мне этого тоже хватает, но я уж точно не убийца и даже не потенциальный.
И все-таки мы с сестрой — лучшие друзья. Когда я прихожу домой, это чудо выползает из-под своих одеял, смотрит на меня своими красными глазами и молча тянет руки обниматься. Ей скоро уже 18, но она совсем прекратила какое-либо взросление, и поделать с этим я ничего не могу. Поход к психологу кончился тратой денег и не более — сестра либо молчала, либо переводила темы, и ничем ее было не пронять. Но я был не в обиде — если ей уютно в своем панцире, то пусть он остается.
Я не хотел, чтобы моей сестре было больно, как мне. Смерть мамы я перенес очень тяжело, и мысль о том, что мы теперь сироты, привела меня к бутылке. Мой юный организм перенес достаточно долгий запой, который, наверное, никогда бы не кончился, если бы однажды не случилась одна история.
Я сидел на кухне и пил. Как обычно, самогон, купленный у соседки с первого этажа, потому что денег больше ни на что не хватало. В квартире царила мертвецкая полутьма, и как моя сестра это все сносила, я до сих пор не понимаю. Так вот, я выпил еще рюмку и только взялся за бутылку, как вдруг увидел силуэт сестры в дверном проеме. Она стояла и смотрела на меня, и в ее глазах я, пьяный вдрызг, увидел не страх. Не печаль.
Я увидел презрение. Ей было всего 14 на тот момент, но такого искреннего чувства я не замечал за ней никогда.
— Чего смотришь? — прохрипел я, и она, бледная и холодная, ответила железным голосом:
— Я хочу есть. — большего осуждения не было даже во взглядах бухенвальдских евреев. Но этим пьяного меня было не пронять.
— Так иди и заработай, чего тебе от меня надо? — сказал я грубо, и в этот момент она стремительно пересекла расстояние между нами и, оказавшись за моей спиной, крепко схватила за шею. Я ощутил ее дыхание рядом с моим ухом.
— Если ты не перестанешь пить, я тебя убью.
И она отпустила меня. Я повернулся к ней и увидел все то же непроницаемое лицо. Она не врала, не блефовала — я помню это так же ясно, как вчера. С того дня я завязал, и насовсем.
А сестра... изменилась. Больше ни разу мне приходилось видеть этого ледяного зла. Когда я начал зарабатывать и провел нам Интернет, мир для моей сестры перестал существовать. Она практически перестала выходить из своей комнаты, там теперь всегда царил бардак. Заставить сестру убраться было практически невозможно, но время от времени мне удавалось проявить достаточную строгость, чтобы она принесла грязную одежду и застелила постель. Первое время мы почти не общались, но потом я сам приобщился к интернетам и компьютерам. Это стало отличным поводом для нас вспомнить былые времена, когда мы рубали в Сегу. Так или иначе, совместное прозябание в пиксельных мирах сблизило нас, и в конце концов ни я, ни она не могли помыслить существования друг без друга. Я приползаю домой, она приползает ко мне, и мы вместе идем либо ужинать, либо сразу играть. Да, это славно, на самом деле.
Я как раз припоминал себе в один из обычных дней вечер накануне. Я приволок свое тело домой, держа под мышкой папку с документами, которые надо было бы заполнить, но в свете неяркой коридорной лампы уже появилась она, накрытая своим толстым зимним одеялом. Волосы растрепаны, лицо хмурое, но не злое. Картину довершают голые стопы, ленивое шлепанье которых я услышал, когда закрывал дверь. Сестра живет в темноте, освещаемой электронным светом, поэтому дома у нас поместье вампиров. Выглядит она, кстати, соответствующе.
Тянет ручки, обнимаемся. Подавляя зевок, я кидаю папку на обувную тумбочку. Лень сестры настолько заразительна, что впору создавать международную комиссию по разработке лекарства. Но, как мне кажется, проще вылечить рак, чем заставить мою сестру сделать что-то, на что ей абсолютно наплевать. Каждый переносит жизнь по-своему.
— Ну и как ты тут, пёсель? — спрашиваю я, слабо улыбаясь, но сестра не отвечает, только отстраняется и уходит. Она очень неразговорчива, но иногда людям не нужны слова, чтобы выражать свои мысли и чувства. Я все понимаю: день как день, сплошная серость, интернеты, сон, легкое привычное голодание. Когда она обнимала меня, то встала пальцами ног на мои ботинки — это значит, что у кого-то замерзли ножки, но этому кому-то очень лень надевать носки, точнее, искать более-менее чистые в куче ношенных. О парных речь даже не идет — это из рода фантастики.
— Надень носки — у меня там лежат рядом с кроватью, — говорю я ей вслед, и мне в ответ доносится равнодушное мычание, что означает вынужденное согласие.
В комнате меня ожидает привычная картина. Я кое-как нащупываю выключатель, и непривычно яркий свет озаряет мою комнату. Здесь царит порядок, и единственное, что выбивается из колеи — это сестра в своей растянутой застиранной футболке и трениках, медленно натягивающая пару моих носков. Она не любит расставаться с одеялом или халатом, но иногда жизнь вынуждает, поэтому выражение лица у сестры сейчас опустошенно-недовольное. Я возвращаюсь в коридор и приношу из него кинутую папку в надежде, что найду на нее минутку, но тут же замечаю прикованный к ней взгляд сестры.
— Начальник говорит, что пора бы уже закончить этот отчет. Тяну с ним уже неделю. — начинаю рассказывать я, но сестра особо не слушает. На полуслове она меня обрывает:
— Я тебя весь день жду. — говорит она, и я забываю про работу. Иногда мне кажется, что ее власть надо мной безгранична. Я лишь слегка улыбаюсь и кладу папку на стол.
— Давно бы так. — отвечаю. — А то я уж решил, что ты и не скучаешь особо.
— Дурак. — говорит она, понемногу светлея. Маска заспанного вампира сползает с ее лица, и я вздыхаю, снимая галстук. Нужно уметь отдыхать, и дома у меня совсем нет желания браться за макулатуру.
Мы с сестрой играли в Мортал Комбат весь вечер, пока глубокой ночью я не оставил ее буйствовать за Лю Кенга, направившись спать. Выиграть у нее было почти невозможно, особенно в файтинге. Но ей было совсем не обидно проигрывать, потому что во время игры на ее пустом лице иногда появлялась редчайшая, едва уловимая улыбка. Улыбка превосходства, но это хоть что-то.
Впрочем, на следующий день я все-таки пожалел о своем решении. Утро, офис, мой стол. Я лихорадочно перебираю бумаги, попутно поглощая кофеин, и абсолютно никого вокруг не замечаю. Дверь в кабинет начальника открывается, и я чувствую каплю пота на виске. Сейчас он подойдет, увидит незаконченный отчет, и мне влетит как следует, поэтому я еще глубже погружаюсь в работу, вымаливая у небес еще хотя бы полчасика. И они отвечают мне, потому что начальник останавливается посреди офиса и объявляет:
— Минутку внимания, ребятки! — он всегда так обращается. — Сегодня я с гордостью объявляю, что у нас в нашем филиале случилось долгожданное пополнение. Людмила, прошу — выйдите сюда!
Я отрываюсь от работы, как и все. Из-за ранее пустовавшего стола встает девушка и идет к начальнику. Она явно чувствует себя неловко — никому не нравятся такие церемонии, но они неизбежны. Одета она обыкновенно, не вычурно, в ней нет ничего от стервы, идущей за карьерой по головам. Ничего, кроме хороших внешних данных и манеры держаться. Оставалось лишь понять, показная эта скромность или же настоящая.
— Буквально пару слов о себе, будьте любезны. — говорит шеф, и Людмила берет недолгую паузу на подбор слов. Я смотрю на нее с любопытством, опять забив на бумажки. Иногда я удивляюсь, что меня до сих пор не уволили.
— Кхм. — новенькая наконец собирается с мыслями. На ее лице расцветает доброжелательная улыбка. — Меня зовут Людмила, как вы уже поняли, для друзей — Мила. Я перешла сюда в надежде на неплохую работу и хороший коллектив. Ну и платят здесь, конечно, — небольшая усмешка, — чуть побольше. Надеюсь, будем дружить. Спасибо. — и она безмолвно передает слово начальнику, который все это время вглядывался в нашу реакцию. Взор его задел и меня, и я на рефлексе прикрыл свои бумажки рукой.
— Ну что ж, вы все поняли. — наконец говорит шеф. — Милу не обижать, план выполнять. За работу, ребятки! — и пропадает в своем кабинете, а Людмила отправляется за свой стол. Некоторые, включая меня, провожают ее взглядом, и, сев за стол, она это замечает. Я сразу же возвращаюсь к работе, но дверь шефа тут же открывается, и из кабинета звучит мое имя. Взглянув на свой отчет, я понимаю, что мне сейчас придется несладко, поэтому собираю в охапку бумажки и встаю из-за стола, на ходу придумывая оправдание. По пути к трибуналу я внезапно для себя встречаюсь взглядом с Милой — на ее лице веселая улыбка. Видимо, с красным лицом и кипой бумаг я выгляжу комично, и довершает цирк моя кривая ухмылка. #копипаста [club129734310|Feel.Inc] #луркопаб #lm
