Моя маленькая лениниана
Для начала - два вполне пристойных дамских эпиграфа:
Надежда Крупская - Марии Ильиничне Ульяновой:
"Все же мне жалко, что я не мужчина, я бы в десять раз больше шлялась" (1899).
Инесса Арманд (1907):
"Меня хотели послать еще на 100 верст к северу, в деревню Койду. Но во-первых, там совсем нет политиков , а во-вторых, там, говорят, вся деревня заражена сифилисом, а мне это не очень улыбается".
Впрочем, можно следом пустить еще два дамских эпиграфа, но только уже не вполне пристойных:
Галина Серебрякова о ночах Карла Маркса и Женни фон Вестфален:
"Окружив его заботой, Женни терпеливо писала под диктовку Карла. А Карл с сыновней доверчивостью отдавал ей свои мысли. Это были счастливые минуты полного единения. Случалось, до рассвета они работали вместе. Но только люди, жившие за стеной, жаловались на то, что у них ночами "не прекращаются разговоры и скрип ломких перьев" (в серии ЖЗЛ).
Инесса Арманд - Кларе Цеткин.
"Сегодня я сама выстирала свои жабо и кружевные воротнички. Вы будете бранить меня за мое легкомыслие, но прачки так портят, а у меня красивые кружева, которые я не хотела бы видеть изорванными. Я все это выстирала сегодня утром, а теперь мне надо их гладить. Ах, счастливый друг, я уверена, что Вы никогда не занимаетесь хозяйством, и даже подозреваю, что Вы не умеете гладить.
А скажите откровенно, Клара, умеете Вы гладить? Будьте чистосердечны, и в вашем следующем письме признайтесь, что Вы совсем не умеете гладить!" (январь 1915).
* * *
Ну а теперь к делу. То есть к выбранным местам из частной и деловой переписки Ильича с того времени, как он научился писать, и до того (1922) времени, как он писать разучился.
В 1895 году он еще гуляет по Тиргартену, купается в Шпрее. Посетив Францию, сообщает:
"Париж - город громадный, изрядно раскинутый".
Но уже в 96-ом году Ильич помещен на всякий случай в дом предварительного заключения в Санкт-Петербурге:
"Литературные занятия заключенным разрешаются. Я нарочно справлялся об этом у прокурора. Он же подтвердил мне, что ограничений в числе пропускаемых книг нет".
Оттуда же он пишет сестрице:
"Получил вчера припасы от тебя, (...) много снеди (...) чаем, например, я мог бы с успехом открыть торговлю, но думаю, что не разрешили бы, потому что при конкуренции с местной лавочкой победа осталась бы несомненно за мной. Все необходимое у меня здесь имеется, и даже сверх необходимого. Свою минеральную воду я получаю и здесь: мне приносят ее из аптеки в тот же день, как закажу".
Одна только просьба:
"Хорошо бы получить стоящую у меня в ящике платяного шкафа овальную коробку с клистирной трубкой" (1896).
А дальше, разумеется, Шушенское.
"В Сибири вообще в деревне очень и очень трудно найти прислугу, а летом просто невозможно" (1897).
"Я еще в Красноярске стал сочинять стихи:
В Шуше, у подножия Саяна...
но дальше первого стиха ничего, к сожалению, не сочинил".
Младший братец его, Дмитрий Ульянов, тоже угодил в тюрьму, и вот какие советы из Шушенского дает ему старший брат:
"А Митя? Во-первых, соблюдает ли он диету в тюрьме? Поди, нет. А там, по-моему, это необходимо. А во-вторых, занимается ли он гимнастикой? Тоже, вероятно, нет. Тоже необходимо. Я по крайней мере по своему опыту знаю и скажу, что с большим удовольствием и пользой занимался на сон грядущий гимнастикой. Разомнешься, бывало, так, что согреешься даже. Могу порекомендовать ему и довольно удобный гимнастический прием (хотя и смехотворный) - 50 земных поклонов" (1898).
И, сверх того, ожидание невесты Надежды Константиновны и будущей тещи Елизаветы Васильевны. Наконец приезжают. Вот как он сообщает об этом приезде своей матушке:
"Я нашел, что Надежда Константиновна выглядит неудовлетворительно. Про меня же Елизавета Васильевна сказала: "Эк Вас разнесло!" - отзыв, как видишь, такой, что лучше и не надо" (1898).
"Мы с Надей начали купаться".
А когда закончились купальные сезоны - "катаюсь на коньках с превеликим усердием и пристрастил к этому Надю" (1898).
Европа после Шушенского, само собой, дерьмо собачье.
"Глупый народ - чехи и немчура" (Мюнхен, 1900).
"Мы уже несколько дней торчим в этой проклятой Женеве. Гнусная дыра, но ничего не поделаешь" (1908).
"Париж - дыра скверная" (1910).
Блистательные сентенции вроде:
"Я вовсе не нахожу ничего смешного в заигрывании с религией, но нахожу много мерзкого" (1909).
"Мы все ездим с Надей на велосипедах кататься" (1909).
"Ехал я из Жювизи, и автомобиль раздавил мой велосипед (я успел соскочить).
Публика помогла мне записать номер, дала свидетелей. Я узнал владельца
автомобиля (виконт, черт его дери) и теперь сужусь с ним через адвоката. (...) Надеюсь выиграть". (Париж, 1910).
"Погода стоит такая хорошая, что я надеюсь снова взяться за велосипед, благо процесс я выиграл и скоро должен получить деньги с хозяина автомобиля" (Париж, 1910).
"Я не верю, что будет война" (Краков, 1912).
"А насчет женского органа пусть напишет Надежда Константиновна" (Краков, 1914).
И драгоценные добавления в письмах Надежды Константиновны:
"Новый год мы встречали вдвоем с Володей, сидючи над тарелками с простоквашей" (январь 1914).
"Собираемся взять прислугу, чтобы не было большой возни с хозяйством и можно было бы уходить на далекие прогулки" (Краков, 1914).
"Сегодня Володя ездил на велосипеде довольно далеко, только шина у него лопнула" (Краков, лето 1914).
О своем друге Максиме Горьком Ильич помнит неизменно:
"Горький изнервничался и раскис" (1910).
"Горький всегда был архибесхарактерным человеком".
Или: "Бедняга Горький! Как жаль, что он осрамился!"
И несколько позднее: "И это Горький! О, теленок!"
Однако началась война. Бегство из Кракова.
И, "сидючи" в нейтральной Швейцарии, тов. Шляпникову:
"Лозунг мира - это обывательский, поповский лозунг" (17 октября 1914 года).
А милой Инессе Арманд:
"...Даже мимолетная связь и страсть поэтичнее, чем поцелуи без любви пошлых и пошленьких супругов". Так Вы пишете. И так собираетесь писать в брошюре. Логично ли противопоставление? Поцелуи без любви у пошлых супругов грязны. Согласен. Им надо противопоставить... что?... Казалось бы, поцелуи с любовью? А Вы противопоставляете "мимолетную" (почему мимолетную) "страсть" (почему не любовь?).
Выходит, по логике, будто поцелуи без любви (мимолетные) противопоставляются поцелуям без любви супружеским". Странно. Не лучше ли противопоставить мещански-интеллигентски-крестьянский брак без любви пролетарскому браку с любовью" (24 января 1915).
И ей же:
"Требование "свободы любви "советую вовсе выкинуть. Это выходит действительно не пролетарское, а буржуазное требование. Дело не в том, что Вы хотите субъективно понимать под этим. Дело в объективной логике классовых отношений в делах любви" (17 января 1915).
И опять ей:
"Если уж непременно хотите, то мимолетная связь - страсть может быть и грязная, может быть и чистая "(24 января 1915).
"У нас опять дожди. Надеюсь, небесная канцелярия выльет всю лишнюю воду к Вашему приезду, и тогда будет хорошая погода" (4 июня 1915). "Крепко, крепко жму руку, мой дорогой друг ".
И необходимость постоянно печатать свои очередные брошюры с очередными тезисами. Спустя два с лишним года, уже будучи вождем большевистского правительства, он будет давать такие распоряжения:
"Реквизировать 30000 ведер вина и спирта в винных складах. Есть ли бумажка от Военно-Революционного Комитета, чтобы спирт и вино не выливалось, а ТОТЧАС же были проданы в Скандинавию? Написать ее тотчас" (9 ноября 1917).
А пока он не вождь, тов. Карпинскому:
"Дорогой товарищ! Мы ужасно обеспокоены отсутствием от Вас вестей и корректур (моей брошюры). Неужели наборщик опять запил?" (20 февраля 1915).
Тов. Зиновьеву:
"Не помните ли фамилию Кобы? Привет, Ульянов ". (3 августа 1915).
Тов. Карпинскому:
"Большая просьба: узнайте фамилию Кобы" (9 ноября 1915).
Все. Февральский переворот в России. Ленин:
"Нервы взвинчены сугубо нужно скакать, скакать".
"Мы боимся, что выехать из проклятой Швейцарии не скоро удастся".
"Нужен отдельный вагон для революционеров ".
"Я могу одеть парик".
"Хорошо бы попробовать у немцев пропуска - вагон до Копенгагена".
"Почему бы и нет? Я не могу этого сделать. А Трояновский и Рубакин и К - могут. О, если бы я мог научить эту сволочь!" (март 1917).
Инессе Арманд:
"Вы скажете, может быть, что немцы не дадут нам вагона. Давайте пари держать, что дадут ".
"Нет ли в Женеве дураков для этой цели?" (19 марта 1917).
"Германское правительство лояльно охраняло экстерриториальность нашего вагона. Привет, Ульянов!" (14 апреля 1917).
В письмах послезалповских, послеавроровских - нет ничего триумфального. Напротив того: "Республика" в опасности. Необходимы срочные меры. Например , такие:
"Нужно запретить Антонову называть себя Антоновым-Овсеенко. Он должен называться просто тов.Овсеенко" (14 марта 1918).
"Аресты, которые должны быть произведены по указанию тов. Петерса, имеют исключительно большую важность и должны быть произведены с большой энергией".
Тов. Зиновьеву в Петроград:
"Тов. Зиновьев! Только сегодня мы узнали в ЦК, что в Питере рабочие хотят ответить на убийство Володарского массовым террором и что Вы их удержали.
Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это не-воз-мож-но! Надо поощрить энергию и массовидность террора!" (26 ноября 1918).
Тов. Сталину в Царицын:
"Будьте беспощадны против левых эсеров и извещайте чаще".
"Повсюду надо подавить беспощадно этих жалких и истеричных авантюристов" (7 июля 1918).
Тов. Сокольникову:
"Я боюсь, что Вы ошибаетесь, не применив строгости. Но если Вы абсолютно уверены, что нет сил для свирепой и беспощадной расправы, то телеграфируйте" (24 сентября 1918).
В Пензенский губисполком:
"Необходимо произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев. Сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города. Телеграфируйте об исполнении". (9 августа 1918).
Тов. Федорову, председателю Нижегородского губисполкома:
"В Нижнем явно готовится белогвардейское восстание. Надо напрячь все силы, навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т.п. Ни минуты промедления " (9 августа 1918).
Не совсем понятно, кого же убивать. Проституток, спаивающих солдат и бывших офицеров? Или проституток, спаивающих солдат, а уже от "... будьте образцово - беспощадны ".
Тов. Шляпникову, в Астрахань:
"Налягте изо всех сил, чтобы поймать и расстрелять астраханских взяточников и спекулянтов. С этой сволочью надо расправиться так, что бы на все годы запомнили " (12 декабря 1918).
Телеграмма в Саратов, тов.Пайкесу:
"Расстреливать, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты" (22 августа 1918).
Тов. Сталину в Петроград:
"Вся обстановка белогвардейского наступления на Петроград заставляет предположить наличность в нашем тылу, а может быть и на самом фронте, организованного предательства. Только этим можно объяснить на падение /Юденича/ со сравнительно незначитель - ными силами, стремительное продвижение вперед. Просьба обратить усиленное внимание на это обстоятельство, принять экстренные меры для раскрытия заговоров " (27 мая 1919).
"Предупреждаю, за это председателей губисполкомов буду арестовывать и добиваться расстрела их " (20 мая 1919).
Тов. Зиновьеву:
"Вы меня зарезали!" (7 августа 1919).
В отдел топлива Московского Совдепа:
"Дорогие товарищи. Можно и должно мобилизовать московское население поголовно и на руках вытащить из леса достаточное количество дров (по кубу, скажем, на взрослого мужчину). Если не будут приняты героические меры, я лично буду проводить в Совете Обороны и в ЦК не только аресты всех ответственных лиц, но и расстрелы. Нетерпимы бездеятельность и халатность.
С коммунистическим приветом, Ленин " (18 июня 1920).
В Президиум Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов:
"Дорогие товарищи! Вынужден по совести сказать, что ваше постановление так политически безграмотно и так глупо, что вызывает тошноту. Так поступают только капризные барышни и глупенькие русские интеллигенты.
Простите за откровенное выражение своего мнения и примите коммунистический привет от надеющегося, что вас проучат тюрьмой за бездействие" (12 октября 1918).
Глебу Кржижановскому:
"Мобилизовать всех без изъятия инженеров, электротехников, всех кончивших физико-матем. факультеты и пр. Обязанность: в неделю не менее 2-х лекций. Обучить не менее 10-и (50-и) человек электричеству. Исполнить - премия. А не исполнить - тюрьма." (декабрь 1920).
Тов. Чичерину:
"Пусть Сталин поговорит начистоту с турецкой делегацией ".
Получает донос на врачей, комиссующих раненых красных солдат, когда те еще "вполне способны воевать":
"...организовать тайный надзор и слежку за поведением этих врачей, чтобы изобличить их, собрав свидетелей и документы, а потом предать суду" (20 ноября 1918).
В ответ на жалобу М.Ф.Андреевой относительно арестов интеллигенции:
"Нельзя не арестовывать, для предупреждения заговоров, всей этой околокадетской публики. Преступно не арестовывать ее. Лучше, чтобы десятки и сотни интеллигентов посидели деньки и недельки. Ей - ей, лучше " (18 сентября 1919).
Максиму Горькому о том же:
"Короленко ведь почти меньшевик. Жалкий мещанин, плененный буржуазными предрассудками ". Нет, таким " талантам " на грех посидеть недельки в тюрьме". "Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно" (15 сентября 1919).
Тов. Крестьянскому:
"Брошюра напечатана на слишком роскошной бумаге. По-моему надо отдать за эту трату роскошной бумаги и типографских средств под суд, прогнать со службы и арестовать кого следует" (2 сентября 1920).
"Неумный человек или саботажник редактировал ее?"
Тов. Сталину в Харьков:
"Пригрозите расстрелом этому неряхе, который, заведуя связью, не умеет и добиться полной исправности телефонной связи со мной" (16 февраля 1920).
Тов. Каменеву:
"По-моему нужен секретный циркуляр против клеветников, бросающих клеветнические обвинения под видом "критики" (5 марта 1921).
Смольный, Зиновьеву:
"Знаменитый физиолог Павлов просится за границу. Отпустить за границу Павлова вряд ли рационально, так как и раньше он высказывался в том смысле, что, будучи правдивым человеком, не сможет, в случае возникновения соответственных разговоров, не высказаться против советской власти и коммунизма в России. Ввиду этого желательно было бы, в виде исключения, предоставить ему сверхнормативный паек" (25 июня 1920).
Каменеву и Сталину:
"Опасность, что с сибирскими крестьянами мы не сумеем поладить, чрезвычайно велика и грозна, а тов. Чупкаев несомненно слаб, при всех его хороших качествах, - он совершенно незнаком с военным делом " (9 марта 1921).
Шмидту , Троцкому , Цурюпе , Шляпникову , Рыкову , Томскому:
"Прошу Вас собрать совещание наркомов - об оздоровлении фабрик и заводов путем сокращения количества едоков" (2 апреля 1921).
В Совет Труда и Обороны:
"Перетряхнуть Московский гарнизон, уменьшив количество и повысив качество".
Тов. Брюханову:
"Сейчас же начать кампанию беспощадных арестов за нерадение (...). НКпрод должен установить по губерниям и уездам ответственных лиц, чтобы знать, кого сажать" (25 мая 1921).
Тов. Пеображенскому:
"Что он реакционер, охотно допускаю. Но их надо иначе изобличать. Изобличи на точном факте, поступке, заявлении. Тогда посадим. Надо выработать приемы ловли спецов и наказания их " (19 апреля 1921).
Очень мило. В.Молотову:
"Прелагаю уволить Абрамовича тотчас. Федоровскому предоставить объяснения, как он мог принять на службу Абрамовича. Федоровского за это наказать примерно " (10 июня 1921).
И шуточки:
"Тов. Цурюпа!
Не захватите ли в Германию Елену Федоровну Размирович? Крыленко очень обеспокоен ее болезнью. Здесь вылечиться трудно, а немцы выправят. По-моему, надо бы ее арестовать и по этапу выслать в германский санаторий. Привет! Ленин" (7 апреля 1921).
И без шуток:
"Если после выхода советской книги ее нет в библиотеке, надо, чтобы Вы (и мы) с абсолютной точностью знали, кого посадить" (Тов. Литкенсу, 17 мая 1921).
Тов. Горбунову:
"Ведь есть ряд постановлений СТО об ударности Гидроторфа. Явно они забыты. Это безобразие! Надо найти виновных и отдать их под суд" (10 февраля 1922).
Тов. Каменеву:
"Почему это задержалось? //имеется в виду печатание ленинских "Тезисов о внешней торговле"// Ведь я давал срока 2-3 дня! Христа ради, посадите Вы за волокиту в тюрьму кого-нибудь!.
Ваш Ленин " (11 февраля 1922).
"Наши дома загажены подло. /.../ Надо в 10 раз точнее и полнее указать ответственных лиц и сажать в тюрьму беспощадно " (8 августа 1921).
"От Центропечати требуйте быстрой рассылки "Наказа СТО", иначе я их посажу".
"Позвоните Беленькому и скажите, что я зол ".
А Брюханову и Потяеву:
"Если еще раз поссоритесь, обоих прогоним и посадим " (август 1921).
"Медленно оформляли заказ на водные турбины! В коих у нас страшный недостаток! Это верх безобразия и бесстыдства! Обязательно найдите виновных, чтобы мы этих мерзавцев могли сгноить в тюрьме" (13 сентября 1921).
"Если у Вас в Баку еще есть следы (хотя бы даже малые) вредных взглядов и предрассудков (среди рабочих и интеллигентов), пишите мне тотчас. Беретесь ли Вы сами разбить эти предрассудки и добиться лояльности или нужна помощь?" (2 апреля 1921).
Либо дурак, либо саботажник злостный мог пропустить эту книгу. Прошу расследовать и назвать мне всех ответственных за редактирование и выпуск этой книги лиц" (7 августа 1921).
О Прокоповиче и Кусковой:
"Газетам дадим директиву завтра же начать на сотню ладов и изо всех сил их высмеивать и травить не реже одного раза в неделю в течение 2-х месяцев".
Наркому почт и телеграфа:
"Обращаю Ваше серьезное внимание на безобразие с моим телефоном из деревни Горки. Посылаемые вами лица мудрят, ставят ни к чему какие-то особенные приборы. Либо они совсем дураки, либо очень умные саботажники".
Бедняга профессор Тихвинский, управляющий петроградскими лабораториями Главного нефтяного комитета. Одной фразы Ильича было достаточно:
"Тихвинский не случайно арестован: химия и контрреволюция не исключают друг друга " (сентябрь 1921). Расстрелян в 1921 году.
В Главное управление угольной промышленности:
"Имеются некоторые сомнения в целесообразности применения врубовых машин. Тот производственный эффект, который ожидает от применения врубовых машин тов. Пятаков, явно преувеличен. Киркой лучше и дешевле" (август 1921).
В комиссию Киселева:
"Я решительно против всякой траты картофеля на спирт. Спирт можно и должно делать из торфа. Надо это производство спирта из торфа развить" (11 сентября 1921 года).
Это напоминает нам деловую записку от 26 августа 1919:
"Сообщите в Научно-пищевой институт, что через три месяца они должны предоставить точные и полные данные о практических успехах выработки сахара из опилок".
Ну, это ладно. Воображаю, как вытягивалась морда у наркома просвещения Анатолия Луначарского, когда он получал от вождя такие депеши:
"Все театры советую положить в гроб" (26 августа 1921).
Или телеграммы: "Какие вопросы Вы признаете важнейшими, а какие ударными! Прошу краткого ответа" (8 апреля 1921).
Для Политбюро ЦК РКП(б):
"Узнал от Каменева, что СНК единогласно принял совершенно неприличное предложение Луначарского о сохранении Большой Оперы и Балета" (12 января 1922).
Раздражение еще вызывают поэт Маяковский и Народный комиссариат юстиции.
Тов. Богданову:
"Мы еще не умеем гласно судить за поганую волокиту, за это весь Наркомюст сугубо надо вешать на вонючих веревках.
И я еще не потерял надежды, что всех нас когда-нибудь за это поделом повесят" (23 декабря 1921).
Тов. Сокольникову:
"Не спит ли у нас НКЮст? Тут нужен ряд образцовых процессов с применением жесточайших кар. НКЮст, кажись, не понимает, что новая экономическая политика требует новых способов, новой жестокости кар.
С коммунистическим приветом. Ленин" (11 февраля 1922).
Начинается изгнание профессуры.
Каменеву и Сталину:
"Уволить из МВТУ 20-40 профессоров. Они нас дурачат". (21 февраля 1922).
Ф.Э. Дзержинскому:
"К вопросу о высылке за границу писателей и профессоров. Надо это подготовить тщательнее. Обязать членов Политбюро уделять 2-3 часа в неделю на просмотр ряда изданий и книг. Собрать систематические сведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей. Поручите все это толковому, образованному и аккуратному человеку в ГПУ.
Не все сотрудники "Новой России" - кандидаты на высылку за границу. Другое дело питерский журнал "Экономист". Это, по-моему, явный центр белогвардейцев. В N3 напечатан на обложке список сотрудников. Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее шпионов, слуг, растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих вредителей изловить и излавливать постоянно и систематически высылать за границу.
Прошу показать это секретно, не разглашая, членам Политбюро с возвратом. Вам и мне." (19 мая 1922).
А тов.Кржижановский, которому было поручено 10-50 человек обучить электричеству, надорвался и тоже захотел в Европу.
Тов. Сталину:
"Прошу немедленно поручить НКИнделу запросить визу для въезда в Германию Глеба Максимилиановича Кржижановского и его жены Зинаиды Павловны Кржижановской. Речь идет о лечении грыжи.
С коммунистическим приветом. Ленин" (25 апреля 1922).
А тов.Иоффе обязан лечить в Европе свой невротический недуг, который заключается вот в чем.
Тов. Иоффе:
"Во-первых, Вы ошибаетесь, повторяя (неоднократно), что ЦК это я. Такое можно писать только в состоянии большого нервного раздражения и переутомления. Зачем же так нервничать, что писать совершенно невозможную, совершенно невозможную фразу, будто ЦК - это я? Это переутомление. Отдохните серьезно. Обдумайте, не лучше ли за границей.
Надо вылечиться вполне". (17 марта 1921).
И тут же следом - Г.М. Кржижановскому:
"Я должен тыкать носом в мою книгу, ибо иного плана серьезного нет и быть не может". (5 апреля 1921).
А тов. Чичерин вовсе и не просил о лечении, но получилось так:
тов. Чичерин представлял нашу державу на Генуэзской конференции с только недавно опубликованным напутствием Ленина:
"Ноту по поводу отсрочки Генуэзской конференции следует составить в самом наглом и издевательском тоне, так, чтобы в Генуе почувствовали пощечину. Действительное впечатление можно произвести только сверхнаглостью. (...) Нельзя упускать случая" (25 февраля 1922).
В. Молотову:
"Сейчас получил 2 письма от Чичерина. Он ставит вопрос о том, нельзя ли на Генуэзской конференции за приличную компенсацию (продовольственная помощь и пр.) согласиться на маленькие изменения нашей Конституции, именно представительство других партий в Советах.
Сделать это в угоду американцам. Это предложение Чичерина показывает, по-моему, что его надо лечить, немедленно отправить в санаторий" (23 января 1922).
И через день тому же Молотову:
"Это и следующее письмо Чичерина явно доказывают, что он болен, и сильно болен. Мы будем дураками, если тотчас и насильно не сошлем его в санаторий" (24 января 1922).
И в заключении - два негромких аккорда. Первый из них вызывает слезы, второй - тоже.
Тов. Уншлихту:
"Гласность ревтрибуналов (уже) не обязательна. Состав их усилить Вашими людьми, усилить их всяческую связь с ВЧК, усилить быстроту и силу их репрессий. Поговорите со Сталиным, покажите ему это письмо" (31 января 1922).
Тов. Каменеву:
"Не можете ли Вы распорядиться о посадке цветов на могиле Инессы Арманд?" (24 апреля 1921).
Венедикт Ерофеев, Москва, 5-6 февраля 1988
Издано в Париже в 1988 году. Издатели предупреждают, что в некоторых случаях автор допускает вольное цитирование, не искажающее общие смысл, стиль и направленность работ В.И.Ульянова (Ленина).