Мотиватор-перевёртыш: «Жажда боли» Эндрю Миллера

Мы решили продолжить общение со сложными (и даже несколько странными) романами, но при этом остаться в пределах ХХ века. (Чтобы окончательно не потерять связи с реальностью). 

Сегодня мы поговорим о менее известном авторе, которого некоторые критики неоднократно сравнивали с Фаулзом. И ещё с Зюскиндом (люди любят категоризировать — им так проще). 

Речь пойдёт о британском писателе Эндрю Миллере (НЕ Генри!:) и его романе «Жажда боли».

Определённое сходство, конечно, есть — в неожиданности сюжетных поворотов и оригинальности идей. И странных философских вопросах. Хотя строение романа Миллера значительно проще, и разница видна не только литературоведам и прочим из «логова филологов», но и рядовому читателю. Впрочем, качество эмоционального отклика на книгу действительно чем-то похоже.

Роман «Жажда боли» был опубликован в 1997 году — можно сказать, недавно. И получил несколько наград: приз памяти Джеймса Тейта Блека, международную Дублинскую литературную премию IMPAC и итальянский Grinzane Cavour Prize. Его перевели на много языков, однако признанной классикой он пока не стал. Отечественная Википедья книгу проигнорировала, и в руках у читающих в метро её не увидишь. Постараемся исправить ситуацию.

Между прочим, если перевести название дословно, то получилось бы «Гений боли» (или вроде того). Изучение гениев — ещё одна наша навязчивая идея, так что мы по адресу...

Родные автору великобританские критики «Жаждой боли» остались в целом довольны, между делом назвали её «вызывающей» (хотя что именно она у них вызвала, не уточнили) и «изобретательной». Газеты понаписали приятных банальностей и похвалили Миллера за точность в изображении эпохи — действие романа происходит в ХVIII веке. 

Британский прозаик Патрик Макграт в хвалебном отзыве назвал роман «своеобразным», «красочным» и «сложным» — и сравнил с «Женщиной французского лейтенанта» Джона Фаулза. (Видимо, отсюда и пошла эта «сплетня» про сходство с Фаулзом).

«Кто более нужен миру — человек хороший, но обыкновенный или выдающийся, но с ледяным, с каменным сердцем? Трудно сказать». 

Этот глубоко философский вопрос, не предполагающий однозначного ответа, лежит в основе сюжета «Жажды боли».

Герой романа Джеймс Дайер родился с особенностями: он совершенно не чувствует физической боли. И моральных терзаний, и даже просто колебаний тоже не испытывает. Такая вот максимально конкретная метафора.

Дайер начал карьеру с цирка уродов ( ̶к̶а̶к̶ ̶и̶ ̶б̶о̶л̶ь̶ш̶и̶н̶с̶т̶в̶о̶ ̶и̶з̶ ̶н̶а̶с̶) — ещё одна прозрачная метафора, — а потом взял, да и стал врачом. Причём на редкость талантливым. Но с небольшим «дефектом» — к больным он не испытывал ни малейшего сострадания. А если точнее — просто НИЧЕГО.  

«Нет человека опаснее того, кому все равно».

Но на самом деле эта «милая» особенность героя раскрывается в книге со всех возможных ракурсов — и это интересно. Мы видим вроде бы бесчувственного человека, что, как принято считать, плохо. Но он спасает жизни. Это хорошо. Не все ли равно, что движет этим «бесчувственным», если в конечном итоге тот, кому нужна помощь, её получает? Участие и любовь ведь может подарить и кто-то другой, а вот сделать сложную операцию — навряд ли. 

Дальше — даже если внешне связь между врачом и пациентом никак не проявляется, она, тем не менее, возникает. Просто она другой природы. Кто (помимо родителей) может быть ближе человека, производящего манипуляции с твоим позвоночником? Или с сердцем? Или с любым другим внутренним органом? Когда речь идёт о жизни и смерти, тема «без чувств не те ощущения» не вполне прокатывает...

И наконец, тотальная бесчувственность Дайера выглядит тоже не вполне однозначной. Ведь всё-таки его «колбасит», просто не очевидным образом. В первую очередь, для него самого не очевидным, потому как он не может «расслышать» и тем более распознать происходящее внутри себя «как все нормальные люди» (его психика не так устроена). Ну а для окружающих он кажется странным оттого, что всё это у него происходит в непривычной, не знакомой для них форме. Это во-первых.

Во-вторых, боль никому не нравится, но именно она побуждает действительно что-то менять и идти дальше. И снова выходит, что у героя таки «болело», хоть и не «как положено».

Выходит, что даже на то, как именно «нужно» и «правильно» чувствовать боль, у человеков имеются свои стандарты. («Свободы самовыражения» какие-то там? — Ага-ага, как же)

И правда, оказывается, что по каким-то причинам вся чувственно-эмоциональная сторона в герое была заблокирована. Но она существовала. А почему? Скорее всего — защитная реакция, зачем бы ещё. Пожалуй, в XVIII веке она была ещё нужнее. Но метафора легко применима и на сегодня, и на любой другой момент времени. 

«Шутки людей, посвятивших себя медицине, пожалуй, самые грубые. Близость к страданию других порождает юмор скорее жестокий, нежели по-настоящему комический. Он возникает как защитная реакция на ужасы болезни, но постепенно становится у этих джентльменов чем-то обыденным».

В романе ситуация сложилась обратная — скорее герой посвятил себя медицине из-за уже имеющейся жесткости. Но, если вдуматься, не всё ли равно, что первично?

Ещё одна философская тема из романа, о которой хочется поговорить, — искусство.

«Искусство вообще не бывает ни добрым, ни учтивым». 

Что такое искусство? Мы привычно определяем туда литературу, живопись, кино и пр.. Но понятие может оказаться гораздо шире. И Миллер прозрачно намекает на это в «Жажде боли». Работа настоящего врача, хирурга — что это, если не искусство? А как насчёт жизни? Искусство жить так, чтобы хотя бы не было стыдно — попробуй смоги!

Речь во многом идёт и о том, что не всё можно и нужно оценивать «по себе» — со своих позиций, отождествляя со своим устройством и внутренними ощущениями. Все и всё в этом мире — очень разные. И гораздо глубже и многомернее, чем нам видно и понятно. И вопрос героя романа актуален для каждого:

«Не окажется ли и его жизнь такой же книгой, написанной на языке, который потом никто не сможет понять?»

Но при всем том и общего у нас хватает. Мы все способны чувствовать боль, и все время от времени её блокируем, насколько можем. Причины и прочие детали разные, но кое-в-чем мы все перманентно сходимся.

«Любая боль вполне реальна для того, кто ее испытывает. И все в одинаковой мере нуждаются в сочувствии».

Главный и утешительный вывод «Жажды боли» — в том, что всё-таки есть возможность выбора. И вариации развития событий, и поведения, и даже чувствования. 

«В конце концов, человек имеет право меняться. Многие оказываются зажатыми в своей старой шкуре, которую лучше было бы сбросить».

Сила — в выходе за грань привычки, в способности преодолеть страх — прежде всего боли. А затем провала, чужого непонимания, осуждения и ещё чего-то невыразимого. 

Важно понять, что наши «стопы» и блоки — не что иное, как инстинкт самосохранения, который порой работает по принципу всем известного антивируса: слишком усердствует и блокирует ВСЁ. Его нужно перенастроить, договориться с ним. Абсолютное большинство пределов существует только у нас в голове.

Вот такие мысли греют после прочтения романа.  

Чисто внешний слой нам тоже понравился — интересная история про фрика. Новый странный опыт и переживания. 

Одним словом, любителям всех слоёв рекомендуем к прочтению!) И пусть пока не классика, заходы хороши!

@cultpop